Стратегическое положение князя Горчакова он оценивал таким образом, что тот должен был обращаться туда, откуда больше угрожает опасность. Прежде опасность угрожала со стороны Австрии, надо было обернуться лицом против нее; теперь же, не ослабляя осторожности с этой стороны, мы можем обратиться к защите против ожидаемых десантов и против предприятий турок. «Я бы полагал, любезнейший князь,— так кончает свое письмо фельдмаршал,— расположить войска таким образом, чтобы они могли быть обращены, где потребует необходимость, и могли принять отступающий отряд Липранди или действовать в подкрепление тех частей, кои находятся против Силистрии и, наконец, против десантов». Инструкция знаменательная, которая могла бы сковать и более сильного духом, чем князь Горчаков, военачальника. Ни одного слова о нанесении удара врагу, о том, чтобы воспользоваться благоприятной минутой до прихода на театр войны союзников и бить неподготовленного врага по частям, чтобы наступательными действиями притянуть ожидаемого нового врага на себя, заставить союзников втянуться в борьбу с нами на Балканском полуострове и тем избежать ужасов и срама войны на нашей территории. Вместо того чтобы достигнутым успехом и выказанной решимостью за- 84
ставить колеблющуюся Австрию, традиционная политика которой слагалась у нас перед глазами не одну сотню лет, стать на сторону храброго и сильного, князь Варшавский обрекал на параличное состояние громадную армию обширного государства. Интересно проследить влияние писем фельдмаршала на князя Горчакова. Драгоценный материал в этом отношении дает ежедневный дневник его начальника штаба генерал-адъютанта Коцебу, краткие выдержки из которого приведем здесь109. «16 марта (в это время Горчаков находился еще в повышенном настроении после успешной переправы). Опять получены устрашающие бумаги от фельдмаршала. По его указаниям мы должны готовиться к отступлению. К счастью, Горчаков настолько разумен, что этого не делает. 20 марта. Князь Горчаков видит призрак десанта англо-французов в Бессарабии и мучил меня этим до полуночи. Я энергично отстоял оставление у Лидерса всех войск, которые Горчаков хотел ослабить посылкой части в Бессарабию. 21 марта. Утром рано, в 61/2 часа, Горчаков, совершенно расстроенный, пришел ко мне. Он провел бессонную ночь в страхе десанта. Я бригады уже спасти не могу... Я сказал Горчакову мой взгляд, что мы теперь должны непременно действовать наступательно, пока не прибыли французы. 28 марта. Я опять не мог пойти в церковь из-за опасений Горчакова о десанте или, вернее, из-за боязни перед фельдмаршалом» и т. д. Но в то время когда до князя Горчакова не дошло еще последнее письмо фельдмаршала и когда он, близко видящий обстановку, решил выдвинуть отряд генерала Лидерса вперед, а также занять, если представится к этому возможность, Гирсово, он 16 марта послал Паскевичу подробное донесение, в котором старался оправдать свой маленький наступательный порыв. Читая этот интересный документ110, невольно приходится пожалеть, что сила характера князя Михаила Дмитриевича так уступала его бесспорно недюжинным военным дарованиям. Князь Горчаков, излагая уже известные нам распоряжения, отданные им генералу Лидерсу о наступлении к Гирсову, приводил мотивы, которые заставили его поступить против воли фельдмаршала и делали выдвижение Лидерса безопасным, а занятие Гирсова крайне необходимым. Представляя копию этого донесения государю, князь Горчаков высказывал во всеподданнейшем письме111 свое убеждение, что «лучший способ побудить неприятеля не предпринимать к нам высадки есть сохранение действиям генерала Лидерса сколь можно долее вида чисто наступательного». Обращаясь далее к возможности для австрийцев быстрым движением из северной Трансильвании и Буковины отрезать тыл Ду- 85
найской армии, Горчаков писал государю, что «это один из тех шансов, из опасения коих заранее портить дело не должно. Преждевременное очищение Валахии имело бы ужасное влияние на восстание христиан, которое, кажется, начинает разгораться. Сбудься движение австрийцев в мой тыл на Яссы, мы их разобьем или умрем с честью, а у Вас Россия велика, и будет кем нас заменить!» Пришлось ответственному руководителю наших операций на Дунае извиняться за проявленную им маленькую самостоятельность и перед военным министром. «Я буду осторожен,— писал ему князь Горчаков112,— но я не попорчу дела чрезмерной осторожностью, за которую Его Величество мог бы меня упрекать»113. «Браво»,— начертал против этого места император Николай. Развивая далее свою мысль, Горчаков писал военному министру: «Наступательный характер наших операций надо сохранить возможно долее. Это единственное средство воздействовать на наших многочисленных врагов и помешать христианскому населению прийти в полное отчаяние». Лестные пометки, сделанные государем на донесении Горчакова фельдмаршалу, ясно показывают, что не император Николай был причиной необходимости оправданий командующего войсками на Дунае, а железная воля и превратный взгляд фельдмаршала, дарованиям которого, к сожалению, государь верил более, чем своей широко одаренной натуре. И действительно, государь сделался самым горячим заступником за решения князя Горчакова перед Паскевичем. «Мысли Горчакова,— писал государь фельдмаршалу114 ,— столь согласны с тем, что я сам тебе писал касательно моего желания, чтоб мы извлекли возможную пользу от удачного перехода через Дунай, что не могу не желать, чтоб ты согласился на его предложения, которые, кажется, соединяют все условия осторожности115 с извлечением возможной пользы теперешних наших успехов. Он действовал и видит дело, по-моему, славно и достоин всякой похвалы... Как бы хорошо подступить теперь к Силистрии и тем предупредить затеи союзников! Во всяком случае полагаю, что наш переход через Дунай изменяет несколько их затеи десантов к нам, а мы до того успеем быть везде готовыми к отпору. Не так ли?» Государь сообщал мысли свои о необходимости использовать выгодные для нас обстоятельства, преследовать по пятам турок и как можно скорее дойти до Силистрии и к Горчакову. Действительно, укрепления этого пункта к тому времени не были еще, по показаниям пленных и лазутчиков, окончены, а Абдул-Меджис, считавшийся ключом всей силистрийской обороны, был едва начат. Гарнизон же крепости, по всем имевшимся сведениям, не превосходил 12 тысяч человек.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Выезд князя Горчакова в Мачин» з дисципліни «Східна війна 1853—1856»
