Зрелым человек становится не с того момента, когда ему выдали паспорт или разрешили участвовать в голосовании, но лишь после того, как он в состоянии принимать на себя ответственность за свои поступки, вести себя в соответствии с теми правилами и нормами, которые разделяются данным обществом. Взрослый отличается от ребенка способностью ориентироваться не на свои желания и инстинкты, а на социальные нормы, регулирующие поведение и ожидания (экспектации) людей. Взрослый человек выполняет действия, к которым ребенок еще не готов. Взаимный контроль членов социальной группы основан на их способности реагировать на самих себя, умении посмотреть на себя как бы со стороны, т.е. критически оценить собственную логику действий и видеть ее такой, какой, вероятно, ее видят другие. Логика совместного поведения основана на особой, шестым чувством улавливаемой, способности помещать внешний мир внутрь себя, создавать персонификации «значимых других», приписывая им соответствующие мотивы и цели. Подобное качество предполагает манипулирование социальными символами. Такое дифференцированное поведение возможно только в процессе социализации. Неудивительно поэтому, что дети и шизофреники, первые из которых еще не успели включиться в социализацию, а вторые стоят вне этого процесса, не способны стать полноценными членами социальной группы. Новорожденный не может отличить себя от окружающего мира — его взгляд на мир неизбежно эгоцентричен. Главная причина заключается в отсутствии системы координат, благодаря которой он определяет себя по отношению к другим, сохраняя в то же время целостность собственного «Я». Постепенно у него развивается самосознание, которое начинается с определения границ собственного тела. Хотя «пограничные» ощущения еще очень зыбки. 53 Известный швейцарский психолог Жан Пиаже отмечал, что для ребенка собственная точка зрения не отличается от точки зрения других. Давно замечено, что ребенок говорит о себе в третьем лице, а социальный и физический миры для него неразличимы. Употребляя категории времени, он путает их: например, признавая себя намного моложе отца, ребенок тем не менее ничуть не сомневается, что отец родился после него. Это интеллектуальный эгоцентризм, он вызван постоянным преобладанием собственной точки зрения. Пиаже считал, что детская речь эгоцентрична, прежде всего потому, что ребенок говорит лишь «со своей точки зрения», и, самое главное, он не пытается стать на точку зрения собеседника. Для него любой встречный — собеседник. Ребенку важна лишь види мость интереса, хотя у него, вероятно, есть иллюзия, что его слышат и понимают. Он не испытывает желания воздействовать на собеседника и действительно сообщить ему что-либо. Когда ребенок предоставлен сам себе или находится в одиночестве, степень эгоцентризма возрастает. То же самое происходит, когда на ребенка пытаются давить, командовать, не считаться с ним. Напротив, в среде ровесников, где возможны дискуссии и споры, процент эгоцентрической речи снижается. Независимо от среды, коэффициент вербального эгоцентризма уменьшается с возрастом. В 3 года он достигает наибольшей величины: 75% от всей спонтанной речи. От 3 до 6 лет эгоцентрическая речь постепенно убывает, а после 7 лет, по мнению Пиаже, она исчезает27. Социальный эгоцентризм базируется на неумении выделить свою точку зрения. Именно отсутствие собственной позиции делает юных граждан, впрочем, как и взрослых, открытыми для влияния и принуждения со стороны других людей. Механизмом служит процесс подражания. Подражая образцам и манере поведения окружающих, дети тем не менее считают их своими собственными, не умея объективироваться от чужого мнения, «центрируя» их на себе, т.е. считая, что они и есть центр мира. Поворотную точку в процессе социализации обозначил социальный ин-теракционизм. Его представители Дж. Мид и Ч. Кули тонко уловили тот момент, когда маленький человечек, перестав интересоваться только собой, поворачивается лицом к обществу и начинает осваивать социальные роли. Ч. КулииДж. Мид утверждают, что ребенок учится понимать самого себя, когда принимает роль других. Человек воображает, каким он представляется наблюдателю, приписывая ему определенное суждение, и реагирует — с радостью или с обидой — на это предписанное другому суждение. Ребенок осознает других людей как объекты, прежде чем осознает себя в качестве объекта; он пользуется именами других, прежде чем научается своему собственному. Сначала ребенок научается отличать людей от вещей и лишь после этого способен улавливать разницу между индивидами. Поведение людей для него кажется куда более беспорядочным, чем взаимодействие физических объектов. Один и тот же человек не только по-разному ведет себя 27 Обухова Л.Ф. Детская (возрастная) психология: Учеб. М, 1996. 54 в различных обстоятельствах, но и противоречит сам себе. Поэтому подходить к человеческому поведению с теми же требованиями, допустим, логической непротиворечивости, что и к миру природных явлений, неправомерно. В этом и кроется тайна искусства общения и коллективного взаимодействия. Обучение ролям начинается в детстве, когда ребенок еще только примеривает к себе всевозможные маски, то ли играя в дочки-матери, то ли изображая из себя неустрашимого воина в «войнушке». Пока это еще маски и не более. Гораздо позже, когда повзрослевшие чада получат от общества первые настоящие статусы, маски превратятся в социальные роли, из игрового элемента они станут элементом разделения общественного труда. Девушки выйдут замуж и уже не понарошку станут матерями, а юношей призовут в армию, где бесстрашие нередко является условием выживания в экстремальной ситуации. А пока, в эпоху счастливого детства, игровое обучение происходит во взаимодействии со «значимыми другими», которые не только исподволь воспитывают нас, но и прощают те ошибки, которые не прощает нам взрослая жизнь. Ребенок целиком находится в среде тех, кого Дж. Мид называл «значимыми другими», т.е. людей, составляющих непосредственный круг общения, социальные установки которых оказывают решающее воздействие на формирование нашего представления о себе. Другие люди — продавцы, участковые, учителя, таксисты и т.д. — в тот момент являются «незначимыми другими». На них ребенок смотрит, но не видит их. Не видит социальным взором, ибо те, кто впоследствии, быть может, станут его социализаторами, сейчас выполняют роль статистов. С них ребенок, что называется, «не снимает кружева», им не подражает, их не слушается. Любое замечание постороннего человека моментально пресекается первичным социализатором — бабушкой, матерью или отцом. И правильно — «набегания ролей» в тот период быть не должно. Не надо вмешиваться не в свои дела. Вот почему, стремясь воздействовать на ребенка, посторонние люди обращаются к родителям, которые только и могут урезонить свое чадо. Приблизительно до 10 лет ребенок социально глух к незначимым другим. Начиная приблизительно с 10—12 лет, полагает Дж. Мид, формируется понятие «обобщенного другого». Человечек приглядывается к дальнему миру неблизких людей, сравнивает их с родными и близкими, начинает делать выводы и обобщать, подмечая некоторые закономерности в поведении, присущие всем людям. Причем происходит все это без видимого усилия мысли, но как бы интуитивно, бессознательно. Дж. Мид утверждает, что к 10 годам подрастающее существо теряет интерес к подражательным играм типа дочки-матери и войны. Его больше привлекают состязательные игры, где уже окрепший организм — физический и социальный — пробует проявить себя в конкуренции с другими, узнать, на что он годен в сравнении с другими. Сравнение и соревновательность — важнейшие показатели того, что человек вступил на почву реальных, а не иг- 55 ровых, социальных отношений. В тот период дети приобщаются и к нормативной культуре. Да еще как! Мальчишки играют в футбол, не только соревнуясь между с собой в силе и ловкости, не приведенные в действие механизмом достижительной мотивации, но ревниво наблюдая друг за другом, дабы тот не нарушил правила игры. Бывает, до хрипоты или драки они спорят о том, попал соперник в офсайд или сыграл рукой. Став взрослыми, они, разумеется, уже иначе станут выяснять свои отношения. Но в те годы идет не выяснение взаимных упреков или обид. Происходит нечто куда более важное. Юное существо таким способом выясняет, насколько верно он понимает общепринятые нормы, и с жаром отстаивает свое видение, свою интерпретацию правил. Он еще только-только их освоил, а потому категоричен в суждениях, готов насмерть отстаивать свою правоту и невосприимчив к критике. Ничего подобного у него не будет в зрелом возрасте, когда мы научимся быть терпимыми к точке зрения других людей и способными гибко менять свою позицию, признавать соб ственные ошибки. Но на ранних этапах социализации для человека не существует ошибок: я всегда прав — можно прочитать на лице обиженного человечка. И он действительно прав, поскольку у него лишь одна модель мира, одна версия социальной нормы. Позже, когда их появится несколько, будет из чего выбирать, можно будет сравнивать, оценивать альтернативы, только тогда появится ощущение и понимание ошибочности собственного вывода.
Взросление и социализация Представление о том, что такое человек, мы вырабатываем, глядя на реакции других. Смысл унижения мы постигаем в ситуациях, когда нас или наших близких обижают, когда вместе с ними переживаем те же самые чувства, например желание отомстить обидчику. Именно сопережи- 56 ваемые чувства придают ценность нашим поступкам: мы ставим себя на место других и понимаем, как горько им переносить неудачу, обиду или несправедливость. Умение ставить себя на место другого — это начало процесса принятия социальной роли и первый шаг к «обобщенному другому». Не усвоив первое и не освоив второе, говорить о социализации бесполезно. У «обобщенного другого», чтобы вы знали, голос общественного мнения. Услышать его, значит подняться по лестнице социализации на одну-две ступеньки вверх. Этим голосом подростку говорят, что можно, а что нельзя делать, что такое добро и бесстрашие, а что такое трусость или предательство.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «ВЗРОСЛЕНИЕ И СОЦИАЛИЗАЦИЯ» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
