На высшем уровне современных мировых стандартов достаточно труда двух фермерских семей с их комплексно механизированным хозяйством, чтобы прокормить себя и еще 98 семей (напомним, что при ручном труде, образно говоря, девять крестьянских семей кормят себя и одну некрестьянскую; при частично механизированном хозяйстве, как в СССР, одна крестьянская семья кормит себя и четыре некрестьянских). В условиях комплексно автоматизированного и компьютеризированного сельского хозяйства первой четверти XXI в. одна фермерская семья сможет прокормить 99 нефермерских. Чтобы снабдить страну всеми необходимыми промышленными товарами, частично механизированное промышленное производство, как в СССР, требует труда подавляющего большинства — до 60% и выше — всех работников общественного производства. А комплексно механизированное и частично автоматизированное, как в США, — вдвое-втрое меньшую процентную долю. Это дает основание предполагать, что комплексно автоматизированное и компьютеризированное промышленное производство первой четверти XXI в. позволит сократить процентную долю занятых здесь еще в 2 — 3 раза, ориентировочно до 10%, а по некоторым прогнозам — даже до 5% занятых. Основная масса высвобождаемых работников в развитых странах мира идет сегодня в сферу обслуживания. Процентная доля занятых в ней на переднем крае высших мировых стандартов перевалила за половину. Сфера обслуживания (в широком смысле, включая транспорт и связь, народное образование и здравоохранение) плохо поддается автоматизации: в автомашине — ручное управление, газеты и письма требуют развозки, в школьном классе должен быть педагог, больного должен осматривать врач, в магазине должен стоять продавец; мало того, чтобы “пропихнуть” к покупателю товар или навязать ему услугу, необходимы пять-шесть “посредников” на каждого производителя. Но перед компьютеризацией не может устоять и она: автомашины собираются в “пакеты” под управлением “электронного шофера”, который ведет их от пункта к пункту в заданном режиме езды; газеты и письма “выводятся” на телеэкран; “живого” педагога сменяет учебный видеофильм; у больного берет анализы, ставит диагноз и дает рекомендации электроника (этот процесс начинается уже сейчас); вместо магазина для нужной покупки с тем же успехом можно использовать электронный телекаталог товаров и услуг — первые будут доставлены на дом автоматически (возможно, пробные образцы), вторые тоже будут оказаны преимущественно электроникой. Сколько людей потребуется для обслуживания подобной сферы обслуживания? Думается, не больше, чем для промышленного производства, т.е. считанные проценты. Еще максимум столько же займет вся сфера государственного управления — от банковского дела до администрации и обслуживающих ее институтов. Еще столько же — силы охраны общественного порядка и армия (если понадобится): компьютер, обеспечивая возможность более гибкого маневрирования людьми, и здесь сокращает потребность в людском персонале. Как ни считай — хоть “по головам”, хоть по процентной доле в балансе рабочего времени общества (имея в виду, что при не особенно продолжительной рабочей неделе многие предпочтут трудиться на двух или более рабочих местах), — больше 15—20% никакие набирается. Чем же остается заниматься остальным 80—85% или куда пойдет соответствующая процентная доля баланса рабочего времени общества? При существующем положении дел — становиться в очередь за пособием по безработице. В условиях альтернативной цивилизации — переключиться на те крайне важные для выживания общества занятия, до которых в прошлом руки не доходили, да и в настоящем как следует не доходят. Из всего изложенного выше читатель, наверное, и сам сделал заключение, что наиболее значительная часть высвобожденных работников и их рабочего времени будет — по крайней мере должна быть направлена в сферу народного образования. Не обязательно в качестве профессиональных педагогов (которым, напомним, будут эффективнее, чем ныне, помогать “умные” механика, автоматика, электроника), но обязательно в качестве помощников воспитателя, преподавателя. Чем достигается убиение разом трех зайцев: во-первых, значительно облегчается и оптимизируется труд профессионального педагога (напомним, что в СССР рабочая неделя учителя, вместе с внеклассными и иными непреложными занятиями, достигала 60 часов и больше), создается реальная возможность для него сосредоточиться на собственно педагогическом творчестве, на индивидуальном подходе к каждому из своих подопечных — нетрудно понять, как благотворно это сказывается на качестве обучения и воспитания; во-вторых, в сферу педагогики вовлекается значительная часть взрослых, способных и склонных к разнообразным занятиям с детьми на правах помощника педагога и под его руководством (не обязательно в режиме полной рабочей недели) — нетрудно понять, какую роль такой труд может сыграть для самоутверждения миллионов людей, получающих возможность стать авторитетным наставником молодежи в каком-то конкретном деле хотя бы на полдня — на день в неделю; в-третьих, тем самым уменьшается и в конечном счете исчезает искусственно созданный при массовом переходе к современному городскому образу жизни “разрыв поколений”, обеспечивается возвращение к естественному положению вещей, когда подрастающее поколение воспитывает и учит не только и не столько профессионал-педагог, сколько лично близкие ребенку взрослые люди (не обязательно родные) — нетрудно понять, какую роль это может сыграть в преодолении негативных тенденций развития общества, в переходе от процессов социальной деградации к процессам возрождения на качественно более высоком уровне. Некоторые футурологи оценивают удельный вес подобных занятий в балансе рабочего времени общества колоссальной величиной, сопоставимой сегодня с промышленностью, а ранее — с сельским хозяйством развитых стран мира: до трети и более от общей суммы рабочих человеко-часов. Возможно, что на деле данная величина окажется несколько меньше, но при любом уровне она должна измеряться не процентами, а десятками процентов: ведь речь идет о том, чтобы родители, бабушки и дедушки, другие взрослые уделяли ребенку (точнее, группе детей) возможно больше времени на протяжении почти двух десятков лет становления личности молодого человека. Главное же, для такого рода занятий тоже требуется специальное образование — массовое педагогическое образование взрослых на протяжении всей их активной жизни. И это тоже потребует огромного рабочего времени педагогов-профессионалов, учебного времени их слушателей. Несколько менее значительную, но все же весьма значительную часть высвобожденных работников и их рабочего времени может и должна поглотить сфера здравоохранения (в самом широком смысле этого понятия). Опять-таки, речь идет не только и не столько о медиках-профессионалах, сколько о так называемых социальных работниках — понятие сравнительно новое даже для цивилизованных стран мира, а уж во всех наших “суверенных республиках” и вовсе пока еще поражающее слух. Тем не менее, даже у нас появились первые специальные высшие учебные заведения, готовящие дипломированных специалистов именно такого профиля и именно под таким названием. Что конкретно имеется в виду? Мировая практика показывает, что собственно медиков-профессионалов требуется не так уж много. И не только врачей, но и их помощников, которые известны у нас под официальным названием “средний и низший медицинский персонал”, а под неофициальным — медсестры и нянечки-санитарки. В бывшем СССР в расчете на каждую тысячу человек населения имелось почти вдвое больше врачей и других медицинских работников, чем в США. Ну и что же? Очень многие из них сбежали с “переднего края” здравоохранения, где приходится заниматься нелегким трудом участкового, вообще лечащего врача, на разного рода синекуры — от околонаучных до вопиюще бюрократических. А из оставшихся, как мы уже говорили, каждый “пролечивал” за год на уровне прошлого века меньшее число больных, чем его западный коллега, вооруженный последними достижениями современной медицинской науки и техники. И это при том, что у нас больничные палаты напоминают переполненные тюремные камеры, а у них — гостиничные номера-люкс с персональной горничной по первому вызову. У нас к врачу, как правило, многочасовая очередь с пятиминутным приемом, в течение которого большая часть времени уходит на заполнение никому не нужных бумажек, а у них — обстоятельное собеседование в точно назначенное время по результатам заранее сделанных в считанные минуты анализов, плюс у очень многих — семейный доктор, годами следящий за здоровьем каждого из своих пациентов. И тем не менее, достаточно чуть увеличить выпуск врачей из медицинских факультетов или медсестер из медицинских школ — и сразу начинается безработица, борьба за клиента, вынужденная “перепрофилизация” избыточных специалистов и прочие неурядицы. Кстати, абсолютно то же самое происходит и с другими дипломированными специалистами — педагогами, инженерами, агрономами, экономистами и т.д. Все они вместе взятые очень скромной процентной долей входят в число тех 15—20%, которым механика, автоматика и электроника помогут выполнять в общественном производстве ту роль, которую сегодня выполняют 80—85%. Совершенно иное дело — социальный работник. Во-первых, он очень многолик. Это может быть сестра или даже брат милосердия, которые оказывают существенную помощь медицинской сестре (фельдшеру) и нянечке (санитару). Медсестра сделала укол, дала лекарство — и ушла. Нянечка перестелила постель, покормила, перевернула с боку на бок, подала судно или проводила в туалет, если нужно, — и тоже ушла. Ни та, ни другая просто физически не в состоянии часами проводить время у постели больного. А во многих случаях больному как раз важнее всего, чтобы рядом с ним сидел человек, который утешал его, заботился о нем, просто говорил с ним по душам — не секрет, что не так уж редко это действует сильнее всяких лекарств. Кроме того, сестра и брат милосердия не обязательно могут выполнять свою спасительную миссию у постели больного. Они могут навестить занемогшего дома, помочь по хозяйству престарелому или инвалиду, просто поговорить с человеком, у которого возникла какая-то проблема — и либо помочь эту проблему разрешить, либо хотя бы посочувствовать, не оставить человека наедине с его проблемой. Излишне упоминать, насколько это важно — иной раз намного важнее, чем помощь врача, педагогов и юриста, вместе взятых. Наконец, очень важен совет более опытного в жизни человека. Сегодня этим занимаются либо профессионалы, либо многообразные шарлатаны. А в идеале у каждого должен быть широкий выбор, к кому обратиться за советом практически по всем трудностям жизни — и рядом тут же должны оказаться сестра или брат милосердия с соответствующим авторитетом. Читатель сам может продолжить перечень специальностей социального работника. Во-вторых, возникает проблема преодоления в столь деликатном деле профессиональной кастовости. Это как с профессиональным и любительским спортом. Любителю никогда не угнаться за профессионалом по очкам, голам, секундам. А публика требует только этого. И профессионал, чтобы нахватать медалей, вынужден становиться современным гладиатором, вынужден вытравлять в себе все человеческое, подчинять все свое существование победе любой ценой — это, пожалуй, пострашнее любого допинга. Точно так же, если сделать милосердие профессией — ничего, кроме шарлатанства, ханжества и своекорыстия не получится. Следовательно, в идеале социальным работником должен стать каждый, посвящая этому делу часть своего времени — безразлично, час ли в день, день ли в неделю или в месяц, неделю ли или месяц в год, и так далее. Конечно, практически на такую роль способен не каждый. Но чем шире будет круг социальных работников, тем счастливее будут и их пациенты, и они сами, и общество в целом. В-третьих, возникает своего рода моральный императив. Если миссия социального работника становится в обществе высокопрестижной, то к ней — опять-таки, по аналогии со спортом — начинает стремиться все большее число людей. А ведь такая миссия требует прежде всего Совести с большой буквы, именно милосердия как антипода столь обычному, сегодня жестокосердию, душевной теплоты, просто элементарной доброты. Иными словами, чем выше станет удельный вес этой сферы, тем интенсивнее пойдет процесс реморализации общества на смену опасно затянувшемуся процессу деморализации, тем выше будет общий уровень нравственности общества, тем здоровее будет общество и сильнее его способность к выживанию. Так что если бы в миссии социального работника даже не было острейшей общественной потребности — такую миссию следовало бы выдумать единственно ради спасения человечества. Большинство футурологов оценивает удельный вес социально-здравоохранительной работы в балансе рабочего времени общества примерно вдвое меньшей величиной, нежели та, которая требуется для воссоздания нормальных отношений с подрастающим поколением (хотя ясно, что обе сферы тесно переплетаются между собой, и где кончается одна, начинается другая — вопрос во многих случаях чисто формальный). Но даже если мы сугубо условно примем его за одну шестую (половину от одной трети, падающей на предыдущую сферу) — все равно в совокупности получается огромная величина, сопоставимая с сегодняшней процентной долей занятых у нас в промышленности, т.е. не менее половины баланса рабочего времени общества. И уже по одному этому — совершенно иного общества! Примерно такой же удельный вес может и должна поглотить сфера организации досуга. На первый взгляд, такое предположение кажется поразительным и даже ни с чем не сообразным. Как? Неужели возможно общество, где организация досуга может оказаться сопоставимой по удельному весу в балансе рабочего времени, скажем, с нашим сельским хозяйством сегодня? (Напомним, что в СССР им занималась пятая часть работников общественного производства). Однако при более внимательном рассмотрении вопроса выясняется: не только может, но и должна. Примерно по тем же самым соображениям, что и существенное “возвышение” сфер народного образования и здравоохранения. Нам еще предстоит говорить в специальной главе, посвященной культуре, о том, какую важную роль играет организация досуга для жизнеспособности общества. До недавних времен в условиях традиционного сельского образа жизни эта организация носила устойчиво ритуальный характер, поэтому не требовалось специальных учреждений для ее создания и функционирования, а число обслуживающих сферу досуга было пренебрежительно малым. Совершенно иная ситуация сложилась с массовым переходом к современному городскому образу жизни, когда прежние ритуалы рухнули или исчезают на глазах. Возникает дилемма: либо предоставить организацию досуга стихии событий, либо создавать и в данном отношении нечто вроде современного аналога естественному положению вещей. В первом случае, как наглядно демонстрирует современность, неизбежно усиление процесса массовой деморализации людей, поскольку фактическая организация досуга будет проходить порядками звериной стаи, в которую столь же неизбежно вырождаются любые малые социальные группы людей, лишенные ритуальных (желательно освященных религией) устоев. При этом деморализация усиливается воздействием мафиозных структур, которые начинают извлекать свои сверхприбыли путем эксплуатации самых низменных инстинктов человека (повторяем, нам придется говорить об этом в своем месте особо — здесь мы ограничиваемся лишь констатацией факта, в котором нетрудно убедиться, стоит лишь посмотреть, что делается вокруг). Во втором случае необходима “индустрия досуга” намного более сложная, чем современная — и об этом нам тоже предстоит говорить специально, — которая требует значительной части баланса рабочего времени общества. Конкретно речь идет о такой сложной специализации, как организатор досуга. Каждый из нас, кто бывал в домах отдыха, знаком с низшей разновидностью ее, известной под названием “массовик-затейник”. Среди последних встречаются действительно талантливые люди, способные стать, что называется, душой общества, состоящего из сотни и более постоянно меняющихся отдыхающих. Но в большинстве случаев жизнь бросает на эту низкопрестижную и малооплачиваемую должность самые настоящие отбросы общества — хорошо всем знакомых пошляков-халтурщиков, всерьез и надолго скомпрометировавших в глазах людей данный род занятий. Однако факт наличия отдельных проходимцев вовсе не отменяет фундаментальнейший факт исключительной важности и сложности призвания организатора досуга, требующего сочетания в себе талантов артиста, педагога и психолога. При этом вовсе не обязательны только какие-то сверходаренные личности, поскольку организация досуга — сродни науке, и в ней, помимо генераторов идей, требуется масса разработчиков — исполнителей, доводящих идеи до потребителя. Так что фактически в этом деле на тех или иных основаниях может принимать участие едва ли не каждый. По необходимости забегая вперед еще раз (последний) в главу о культуре, подчеркнем, что сферу организации досуга так и так придется развивать при всех обстоятельствах, поскольку не только рухнули или рушатся прежние ритуалы, на которых веками держалась данная сфера, но вдобавок еще находятся в состоянии тяжкого кризиса все до единого основные типы современных учреждений культуры, начиная с прессы, радиотелевидения, кинематографа, театра, клуба, музея и кончая всей совокупностью спортивных учреждений. Как будет показано ниже, спасти эти учреждения от полной деградации и катастрофы — с величайшим ущербом для человечества — может только опора на соответствующие клубы по интересам. А как показывает практика, для полноценного функционирования такого клуба на каждую сотню его членов должно быть не менее десятка организаторов (необязательно профессионалов, полностью посвящающих этому делу все свое рабочее время). Подытоживая все сказанное выше, нельзя не прийти к выводу, аналогичному выводу ряда футурологов, что сфера организации досуга по удельному весу в балансе рабочего времени общества оказывается сопоставимой со сферой социально-здравоохранительной работы (с той же оговоркой, что на практике все три сферы, включая сферу педагогической деятельности тесно переплетаются друг с другом, взаимно дополняя одна другую, и разделение их сугубо условно — просто для более четкого представления об особенностях содержания занятий в той, другой и третьей). Наконец, существует еще четвертая сфера с приблизительно таким же удельным весом в структуре рабочего времени общества. Это — спасение буквально на глазах гибнущей окружающей природной среды. Мы уже говорили об этом в одной из предыдущих глав, так что вряд ли стоит повторяться насчет важности предмета. Подчеркнем еще раз лишь одно: речь не просто о какой-то “среде”, а о флоре и фауне планеты Земля, органической частицей которой (фауны) является человек. Сегодня вопрос стоит об охране окружающей среды, т.е. о торможении разрушительных процессов — на большее нет сил и средств даже у наиболее развитых стран мира, не говоря уже о менее развитых. А ведь в принципе это лишь оттяжка катастрофы. Необходимо же полностью избежать ее. Для этого мало любых, сколь угодно больших капиталовложений. Требуется самый настоящий, прямо-таки религиозный культ природы. И не только пассивный, на уровне “не навреди”, но и активный, с поголовным участием в тех или иных конкретных действиях по спасению гибнущего природного комплекса. Что-то вроде морально обязательного для каждого квазирелигиозного ритуала. Какие конкретно формы может принять подобный ритуал, нетрудно вообразить. Забота о выживании исчезающих на глазах “братьев меньших”, начиная с какого-нибудь довольно-таки противного жучка-червячка, без которого оказывается тоже неполноценна земная фауна, и кончая бывшими “царями природы” вроде льва или слона, медведя или орла, которые рискуют остаться только сугубо геральдическими фигурами, если мы в самом буквальном смысле не сохраним им жизнь. Забота о выживании мира растений, на который наступают разом с трех сторон асфальт, боевые отравляющие вещества деградирующей (точнее, “деградируемой человеком”) земной атмосферы, сапог и спичка, принадлежащие самому страшному на земле двуногому зверю. Забота о восстановлении и сохранении естественных ландшафтов, составляющих не только прелесть планеты Земля, но и главный залог стабильности ее поверхности. Забота о восстановлении и сохранении естественных геобиосистем в лесах и на лугах, в реках и на озерах, в морях и Мировом океане в целом (без чего гибель жизни на Земле неизбежна, даже если во всех остальных отношениях возникающие проблемы будут благополучно решены). И так далее без конца. Понятно, основной объем работы по восстановлению и сохранению земной флоры и фауны падает на механику, автоматику и электронику, без которых даже и думать нечего о спасении Жизни на планете. Но специфика данной работы такова, что без умной головы и доброго сердца, просто без пары заботливых человеческих рук никакая машина — даже самая “умная” — делу не поможет. Следовательно, выход один: создание в каждом земном регионе сотьемиллионных Армий Спасения Природы, членство в которых должно быть таким же престижным, как офицерская служба в былые времена, а уклонение от участия — свидетельством или сумасшествия, или полной деградации личности. Понятно, и в данном случае речь идет не о профессионалах, работающих полную рабочую неделю, организующих и возглавляющих подобного рода работы, а о людях, приближающихся по своему знанию и умению к профессионалу, но отдающих важному и нужному делу час в день, день в неделю или в месяц, неделю или месяц в год, и т.д. Но как бы конкретно ни выглядело участие каждого в подвигах Армии Спасения Природы (отметим, между прочим, что это могут быть и самые настоящие подвиги, прославляющие человека, и просто очень интересные занятия, способные составить смысл жизни), — с точки зрения баланса рабочего времени общества, это опять-таки все та же деятельность, сопоставимая с аналогичными работами в сферах здравоохранения и досуга, причем точно так же тесно переплетающаяся с ними и со сферой образования, поскольку именно здесь располагается область наиболее эффективного обучения и воспитания подрастающего поколения. Футурологи спорят о соотношении всех пяти видов занятий в балансе рабочего времени общества: профессионального участия в сфере материального и духовного производства, помощи учителю в сфере образования, социальной работы в сфере здравоохранения, социальной работы в сфере досуга и массового участия в работах экологического характера. Сам по себе этот вопрос, конечно же, интересен и заслуживает специального внимания, но более детальное рассмотрение его выводит нас далеко за рамки предпринятого изложения. Мы сугубо условно — просто для наглядности — приняли одну из возможных концепций, согласно которой такое соотношение идет в пропорциях: 2/6 (образование) + 1/6 (здравоохранение) + 1/6 (досуг) + 1/6 (экология) +1/6 (все остальное в сфере материального и духовного производства). Смысл этой цифири — которую, повторяем, можно менять как угодно, были бы веские доводы — один: при такой социальной ориентации и организации общественного производства полностью исключается массовая безработица, какого бы уровня ни достигла комплексная механизация, автоматизация и компьютеризация общественного производства. Мы подчеркиваем: массовая, потому что, как показывает исторический опыт, полное отсутствие всякой безработицы деморализует человека и дезорганизует производство (плачевный пример стран победившего социализма является в данном отношении достаточно наглядным). Нет, каждое рабочее место — даже место ассистента воспитателя, сестры или брата милосердия, организатора досуга или мирного волонтера Армии Спасения Природы — должно представлять большую ценность в глазах человека, им надо дорожить, к нему надо стремиться, надо занимать очередь, надо соревноваться за право встать в эту очередь, получить это место, надо опасаться потерять его. Все так. И все же еще и еще раз: при только что обрисованной социальной ориентации и организации производства исчезает угроза массовой безработицы. Напомним, что сегодня в мире каждый третий из трудоспособных не имеет постоянной работы или работы вообще. А завтра — в условиях комплексной механизации, автоматизации и компьютеризации производства — лишатся работы четверо из каждых пяти или даже девятеро из десяти. Если социально не переориентировать и соответственно не реорганизовать производство. В этом смысле мы вновь и вновь возвращаемся к мысли: даже если бы человечеству не грозили гибелью глобальные проблемы современности — альтернативную цивилизацию следовало бы выдумать и создать только для того, чтобы решить проблему занятости, проблему содержательности существования людей в условиях, когда все или почти все, что делал человек для своего выживания на этой земле, ляжет “на плечи” механики, автоматики и электроники. А теперь посмотрим на только что рассмотренную проблему с точки зрения особенностей и требований, характера и содержания народного образования. Что значит обучить и воспитать человека, который явился бы не только добросовестным высококвалифицированным профессионалом в какой-то области общественного производства, но и вдобавок добрым наставником детей, человеком высокого милосердия, “душой общества” и “другом природы”? Это означает создание единственно возможной основы для возникновения и развития альтернативной цивилизации, призванной помочь человечеству успешно справиться с глобальными проблемами современности.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Какое образование необходимо нашим детям?» з дисципліни «Альтернативна цивілізація»
