Резюмируя то, что высказано в этом отношении в специальной литературе, можно сказать, что чаще всего среди основных недостатков ТМО называют "этноцентричность"; раздробленность и межпарадигмальные споры, провоцирующие периодические кризисы в ТМО; неспособность к прогнозированию; неадекватность современным проблемам международных отношений; бесполезность для профессионалов-практиков, занятых в этой сфере. Большинство из этих недостатков относят к международно-политической науке в целом, тогда как в двух последних винят прежде всего традиционную ТМО. За каждым из названных недостатков стоит целая группа важных проблем международно-политической науки. Так, "этноцентричность" ТМО – действительный факт, дающий определенные основания называть ее "американским яблочным пирогом", ибо она "в конечном счете [c.21] отражает не что иное, как англосаксонские, главным образом, американские представления28. Но проблема гораздо шире: речь идет о том, что ТМО слабо отражает многообразие и разнородность мира и поэтому представляет собой узкую и соответственно малооперациональную в аналитическом плане интерпретацию международных отношений. Из ее рассмотрения выпадает ряд существенно важных проблем, например, роль тендерных различий в восприятии окружающего мира, таких социальных групп, как инвалиды или бедные, слабо исследовано влияние проблем развивающихся стран на эволюцию международных отношений, культурных и этнических различий, социального и политического контекста в совокупности внешнеполитических представлений. В результате ТМО во многом продолжает выражать главным образом точку зрения "богатого западного белого мужчины"29. "...Именно потому, что самые известные специалисты игнорировали эту разнородность в своих исследованиях, нам все еще не удалось сформировать науку международных отношений как действительно универсальную науку"30, – пишет известный канадский специалист Б. Корани. Конечно, положение меняется, особенно с 1990-х гг., т.е. после окончания холодной войны. Указанные проблемы широко обсуждаются в научном сообществе, появляются новые направления, призванные если не преодолеть отмеченный недостаток в рамках существующей ТМО, то по крайней мере выдвинуть альтернативные подходы. Один из них представлен, например, феминистским направлением, отраженным в широком спектре исследований: места, роли и интересов женщин и структуры мужского доминирования в международных отношениях31, проявления глобального неравенства между мужчиной и женщиной32, вопросов безопасности с позиций феминизма33. "Необходимо строить новое видение безопасности, а физическое и структурное развитие мы должны исключить из системы. Чтобы это сделать, нужно осознать, что все формы насилия взаимосвязаны и их ослабление требует стирания "границ" между мужчиной и женщиной, богатыми и бедными, аутсайдерами и теми, кто "внутри", что предполагает более емкое и полное определение безопасности. Всеобщая безопасность для всех индивидов [c.23] обусловливает менее милитаризованную модель гражданства, которая подразумевает различные типы деятельности и возможность равного участия женщин и детей в строительстве институтов государственной власти, отвечающих за безопасность своих граждан"34. В определенной степени преодолению "этноцентризма" ТМО способствует интенсивное развитие исследований в области международной политэкономии, которая по-новому ставит и трактует проблемы бедности, проблемы слаборазвитых стран35. Представителями социологии международных отношений создано несколько интересных работ, в которых рассматриваются вопросы, связанные с тем влиянием, которое оказывают культурные различия, идентичность, этнические традиции и иные социальные факторы на восприятие и соответственно изменение международных отношений36. И все же ситуация во многом остается по-прежнему неудовлетворительной. Трактовка международных ситуаций с позиций "этноцентризма" (в представленном понимании) нередко не позволяет западным (а иногда и российским) исследователям осознать, что реалистский подход в практике или традиционно-геополитический подход в ТМО вне Запада (например, в России) имеют иные моральные и культурные основания, чем, скажем, в США. В то же время теории "гегемонистской стабильности", "международных режимов", "демократического мира" и, особенно, "гуманитарной интервенции" и др. с трудом воспринимаются, а нередко и вызывают протест вне Запада. С другим недостатком ТМО – отсутствием целостного представления о предмете, объекте и проблемном поле своей дисциплины связаны, в частности, не прекращающиеся в международно-политической науке межпарадигмальные споры, которые периодически знаменуются кризисами в ее развитии. При этом компромисс часто представляется невозможным. На самом деле это не совсем так. Но не только борьба различных, часто противоположных подходов, взглядов, парадигм, теорий и критическое отношение к ним, но и поиски компромисса в этих различиях, стремление к сохранению всех значимых достижений (независимо от "партийной" принадлежности их авторов), получивших многократное подтверждение в практике международных отношений, при одновременном отказе в признании за каким-либо одним или за несколькими направлениями права на окончательную [c.24] истину характерны для современной ТМО. К сожалению, нередко даже серьезные исследователи, описывая современные реалии и сравнивая их с традиционными теориями, полностью отвергают одни из них и столь же бескомпромиссно становятся на сторону других. В наши дни больше всего критиков у политического реализма. Например, утверждается, что "политические реалисты при определении курса не нуждаются в морали; более того, полностью ее отрицают, освобождая государство от каких бы то ни было моральных обязательств"37. И наоборот, идеализм, в частности идеализм И. Канта, провозглашается мерилом нравственности в международных отношениях. Однако и в практике, и в теории не все так однозначно38. Большинство неореалистов действительно не интересует отношение морали к политике. Под напором критики со стороны постструктурализма (обвиняющего неореалистов в оправдании войны) некоторые из них, например С. Уолт, пытаются вернуться к вопросу о моральных основаниях реализма, однако эти попытки в целом непоследовательны и неорганичны для неореализма. А приверженцы классического, или традиционного, реализма (Э. Карр, Р. Нибур, Г. Моргентау, А. Уолферс, Д. Бертон, X. Булл, Дж. Шванценбергер и др.) не только не отрицали значимости моральных норм для международной политики, но и настаивали на их необходимости. Так, проблема морали является одной из центральных в теории политического реализма Г. Моргентау. Он не решил этой проблемы, как не решил ее и политический реализм в целом (впрочем, было бы наивно полагать, что она вообще может быть когда-либо окончательно решена), но вряд ли можно отрицать, что он внес серьезный вклад в ее понимание. С его точки зрения, трагическая дилемма политической морали заключается в несовпадении, а иногда и в разрыве, даже в противоположности всеобщих нравственных принципов и ответственности государственного деятеля: "...действия государств подчинены универсальным моральным принципам... Однако одно дело – знать, что государства подчинены моральному закону, и совсем другое – претендовать на знание того, что именно является для государства морально обусловленным в конкретной ситуации. Человеческий разум инстинктивно тяготеет к идентификации отдельных государственных интересов так же, как и интересов отдельных индивидов, со всеобщими моральными целями. Государственный деятель может, а иногда и должен уступить этой тенденции, ученый же обязан [c.25] сопротивляться ей постоянно"39. При этом основная проблема, которая занимала Моргентау и которая и поныне представляется центральной для политической морали, – проблема ее критериев. Вслед за М. Вебером он приходит к выводу, что одним из таких критериев является ответственность политического лидера, принимающего решение, а основой ответственности, в свою очередь, является забота о последствиях таких решений и поступков. Моргентау подчеркивал, что если отдельный человек может сказать: "Fiat justitia, pereat mundus (Пусть гибнет мир, но торжествует закон)", то ответственный государственный деятель не имеет такого права, ибо последствия подобных заявлений могут оказаться плачевными для вверенных его руководству людей. Последствия решений в международной политике не всегда очевидны, ибо сфера международных отношений остается во многом сферой случайного, условного, непредсказуемого. Поэтому главные требования, предъявляемые к политическому деятелю, – умеренность и осторожность, и то предполагает не только постоянное внимание к собственным интересам, но и учет интересов других40. Моргентау полагал, что дипломатия должна оценивать политическую ситуацию с позиции других стран, и подчеркивал, что "существуют также всеобщие интересы, которые не могут быть достигнуты какой-либо одной наукой без ущерба для другой нации"41. Другой видный представитель политического реализма Р. Арон считал, что "морализм... если он не учитывает вероятных или возможных последствий принимаемых решений, превращается в свою противоположность – в аморальность. Реализм превратится в ирреализм, если считать малозначащими моральные суждения людей о поведении своих правителей и государств, если не признавать заинтересованности каждого актора в сохранении минимального юридического порядка в своих взаимоотношениях, или стремления человечества, способного ныне на саморазрушение, к уменьшению межгосударственного насилия"42. [c.26] Поэтому политический деятель должен принимать во внимание многообразие восприятий мира, которые обусловливают поведение международных акторов. Таким образом, реалисты не просто разделяют индивидуальную и государственную, обыденную и политическую мораль, а подчеркивают, что государства должны соблюдать определенные правила в отношениях друг с другом; они настаивают на необходимости компромиссов, стремления к пониманию различий в мотивациях внешних политик, согласования интересов. Отдавая приоритет политическим и конкретным критериям моральности перед индивидуальными и всеобщими, они, безусловно, дают повод для критики, ибо оставляют нерешенным ряд важных вопросов относительно поисков путей преодоления международного порядка, основанного на силовом взаимодействии государств, на верховенстве национальных интересов и целей, а также весьма популярные сегодня вопросы, касающиеся индивидуальных прав и свобод человека. Напротив, эти вопросы И. Кант – один из наиболее ярких представителей классического идеализма – ставит в центр своего подхода к международным отношениям: "Право человека должно считаться священным, каких бы жертв ни стоило это господствующей власти"43. Цитируя изречение "Fiat justitia, pereat mundus", он пишет: "Это положение означает только то, что политические максимы, какие бы ни были от этого физические последствия, должны исходить не из благополучия и счастья каждого государства, ожидаемых от их соблюдения, следовательно, не из цели, которую ставит перед собой каждое из этих государств (не из желания), как высшего (но эмпирического) принципа государственной мудрости, а из чистого понятия правового долга (из долженствования, принцип которого дан а priori чистым разумом)"44. Таким образом, либерализм гораздо более категоричен и бескомпромиссен в своих подходах к проблеме морали и не менее, чем реализм, дает основания для критики: если реалист готов пожертвовать индивидуальными правами во имя интересов государства, то идеалист призывает игнорировать и государственные интересы, и существующие правила межгосударственных отношений, и даже интересы отдельных лиц во имя высших императивов универсальной морали. Согласно же марксистским представлениям о международной морали, основными критериями нравственности являются приверженность идеалам борьбы против классового угнетения и социального неравенства и политическая целесообразность. [c.27] С учетом рассмотренных выше особенностей ТМО выглядит как хаос межпарадигмальных ссор, бесплодное соперничество методологических подходов и концептуальных построений. Это создает впечатление, что международно-политическая наука может обосновать все и не способна доказать ничего. В этой связи следует подчеркнуть, что нынешний кризис в международно-политической науке – не исключение и не аномалия в ее развитии. Подобные кризисы возникали на всем протяжении ее существования, причем "именно тогда, когда теории международных отношений должны были бы служить нам лучике всего, в сфере самой реальной политики они терпели особенно поразительные провалы, застающие нас врасплох"45. Но если иметь в виду международно-политическую науку в целом, а не соперничающие в ее рамках отдельные теории и направления, то важно отметить, что такие кризисы и провалы сопровождались переосмыслением и реструктуризацией накопленных знаний, возникновением новых теорий и школ, а не отбрасыванием уже достигнутого. В "Трех больших спорах" – между реалистами и идеалистами, модернистами и традиционалистами, транснационалистами и "государственниками" – проявляется не только кризис, но и дух самокритичности, присущий науке международных отношений, ее прорыв в новые области, выход на новые уровни познания своего объекта. Кроме того, межпарадигмальные различия и споры отражают реальное состояние самого объекта ТМО. "Невозможно игнорировать разногласия между реалистами, либералами и марксистами, – пишет по этому поводу Э. Росс. – Научные и теоретические дебаты между представителями этих трех течений продолжают находить свое отражение в политических спорах. В Соединенных Штатах, где реализм и либерализм доминируют в политических дискуссиях о роли США в мире, четыре существовавших после окончания холодной войны варианта генеральной стратегии политики США сформировались под влиянием одного из вариантов реализма и либерализма. Стратегия Администрации Клинтона "Участие и расширение" читается как диалог между реалистами и либералами. Критика Роберта Доула в адрес предыдущей оборонной и внешней политики Клинтона, высказанная в ходе президентской предвыборной кампании 1996 г., основана на взглядах реализма. Министерство обороны США скорее склоняется к реализму, а Госдепартамент отдает предпочтение либерализму. Марксизм, не влияющий на ход формулирования [c.28] стратегии в Соединенных Штатах, проявляется в критике реалистических и либеральных вариантов стратегии"46. Как уже говорилось, одной из функций теории является прогнозирование эволюции своего объекта, его будущего. Естественно, международно-политическая наука всегда стремилась к выполнению данной функции. Уже Фукидид писал свой труд в надежде на то, что его сочтут достаточно полезным "все те, которые пожелают иметь достаточно ясное представление о минувшем, могущем, по свойству человеческой природы, повториться когда-либо в будущем в том же самом или подобном виде"47. Действительно, многое из того, что он считал закономерным во взаимодействии политических единиц, нашло свое подтверждение в истории. По мнению некоторых ученых, ТМО слабо выполняет свою прогностическую функцию. В начале 1990-х гг. большой резонанс в научном сообществе вызвала статья известного американского историка Джона Гаддиса "Теория международных отношений и конец холодной войны", где он обвинил международно-политическую науку в том, что она не смогла предсказать ни окончания биполярного противоборства, ни ставшей для нее неожиданностью горячей войны в Персидском заливе, ни еще более неожиданного распада Советского Союза, хотя "в этих событиях не было ничего неправдоподобного: холодная война когда-нибудь должна была закончиться, возможность войны на Ближнем Востоке существовала всегда, а провалы коммунизма были очевидны в течение ряда лет..."48. Подробно проанализировав основные теории, исследовательские подходы и методологический арсенал международно-политической науки, он пришел к неутешительному выводу об их несоответствии прогностическому предназначению. Тем не менее он подчеркивает, что это не означает необходимости отказа от научно-теоретического исследования международных отношений. Их изучение предполагает обязательное применение теории, наблюдений, математических расчетов и других строгих методов. Вместе с тем осмысление международных отношений представляет собой не только строгую науку, но и искусство, а потому предполагает обязательное "включение" таких качеств исследователя, как интуиция и воображение, способность к восприятию парадоксов и нахождению аналогий, даже к использованию иронии49. И действительно, международные [c.29] отношения, представляя собой сферу рисковой деятельности, область непредопределенных событий, сопротивляются сугубо рациональному познанию, не поддаются строгому эмпирическому изучению. Здесь, говоря словами Арона, "пределы теории не всегда устанавливает знание, иногда их накладывает сам объект"50. Между тем со времени, прошедшего после холодной войны, этот объект продолжает претерпевать стремительные изменения коренного характера. Основным знаменателем этих изменений все более зримо становится совокупность процессов, характеризуемая социальными науками как глобализация мирового развития. Поэтому совершенно естествен и закономерен вопрос, сохраняют ли в этих новых условиях свое значение исходные посылки, выводы и, что еще более важно, основная проблематика традиционной ТМО?
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Основные недостатки ТМО и ее достоинства» з дисципліни «Теорія міжнародних відносин»
