Как уже говорилось, Горбачев с самого начала своей деятельности на посту Генерального секретаря ЦК КПСС заявил о себе как о человеке творческом, умеющем, по словам Громыко, отделить главное от второстепенного, имеющего врожденные дипломатические способности. Именно таким он показал себя и на первой встрече с президентом США Рейганом в Женеве в ноябре 1985 года и на второй их встрече в Рейкьявике в октябре 1986 года. Несколько позже, в конце 1987 года, его выступление в ООН было поистине триумфальным. Такой овации ни до 441 того, ни позже в этой всемирной организации никому не устраивали. Горбачев произвел на мир неизгладимое впечатление. Но, обретя международное признание, Горбачев почувствовал себя в международных делах столь уверенно, что и в вопросах военно-стратегического взаимоотношения СССР и США ему все чаще становилось «все ясно» и без консультаций с ведомствами, ответственными за оборону и безопасность страны, за их материальное обеспечение. На Горбачева явно негативно действовал хлынувший из-за рубежа поток восхвалений, иногда прямо нацеленных на поощрение действий в угодном Западу направлении. Дифирамбы воспринимались как признание заслуженных успехов, побуждали к дальнейшим инициативам. В резонансе с ним действовал и министр иностранных дел. Впоследствии госсекретарь США Бейкер так описывал свои впечатления о личных встречах с Горбачевым и Шеварднадзе: «Эти политические лидеры очень спешат, словно их что-то подгоняет, но, похоже, у них нет какого-либо конкретного плана. Они постоянно находятся в поисках каких-то инициатив, лишь бы были инициативы» (11). Однако если в начале деятельности Горбачева и его команды инициативы .еще соизмерялись с потребностями безопасности страны, то постепенно, видимо, из желания понравиться Западу, или в целях материального подкрепления постулатов провозглашенного «нового политического мышления», или вследствие того и другого, они все больше стали походить на односторонние уступки Западу. Первый настораживающий случай произошел еще в августе 1986 года, когда находившийся в отпуске Горбачев без каких-либо предварительных консультаций с министерством обороны принял решение об отказе от учета ядерных средств Англии и Франции, а затем и американских ядерных средств передового базирования в советско-американском стратегическом балансе, рассматриваемом на переговорах по ядерным и космическим вооружениям в Женеве. Бывший в то время начальником Генерального штаба Ахромеев был настолько возмущен, что даже заговорил об отставке. Как он объяснял, его возмущало не решение, принятое Генсеком, а игнорирование необходимости обсуждения столь важной проблемы с ведомством, ответственным за оборону страны. Такого пренебрежения 442 мнением военных специалистов в Генеральном штабе не помнили. Но это было только начало. Что же произошло в отлаженном советском механизме подготовки и ведения переговоров по вопросам ограничения и сокращения вооружений, что позволило принять решение по такому крупному военно-стратегическому вопросу без учета мнения ведомств и лиц, ответственных за оборону и безопасность страны? Только ли «головокружение от успехов» Горбачева на ниве «нового политического мышления»? Конечно, «новое политическое мышление» с его «общечеловеческими ценностями», идеями «всеобъемлющей системы международной безопасности» и «общеевропейского дома» отвлекало внимание от вопросов обороны и военной безопасности собственного государства. Более того, разговоры о такой системе безопасности позволяли с большей легкостью принимать решения о сокращении советских вооруженных сил, в том числе и в одностороннем порядке. Все это так. Но, представляется, что были и другие, не менее действенные причины. «Новое политическое мышление» снизило порог восприимчивости Горбачева к настрою против вооруженных сил и их руководства, которым отличалось его ближайшее окружение. Вспомните позицию Яковлева: «прогнать генералов, посадить на их место подполковников» и т. д.! Читатель, возможно, вспомнит и проникнутые таким духом публикации в советской прессе, появившиеся позже под попечительством того же Яковлева. Неудивительно, что Генсек все чаще стал прислушиваться не к мнению профессионалов в военно-стратегических вопросах, а к суждениям дилетантов, к тому же нередко питающимся подсказками из-за рубежа. В упоминавшейся уже книге Черняева «Шесть лет с Горбачевым» описано, как готовилась встреча в верхах в Рейкьявике, где предусматривалось в первую очередь обсудить «разоруженческие» вопросы. Нормальная логика подсказывает, что раз речь пойдет об ограничении вооружений, то для подготовки «конкретики для бесед с Рейганом» будет привлечено, наряду с МИДом, также Министерство обороны. Однако поручение было дано только МИДу, где «на хозяйстве» был в то время А. Г. Ковалев (Шеварднадзе был в отпуске). Какую же установку Ковалеву дал от имени Горбачева его «всезнающий» помощник Черняев? Ссылаясь на некую логику съезда, он вещал: «При правильной политике — всякой: внутренней, 443 внешней, экономической, короче, при последовательной съездовской политике — войны не будет. Вот на этом должны строиться и наши военные расчеты» (12). При такой установке, действительно, можно не привлекать военных для подготовки встречи. Раз войны не будет, то разоружаться можно и без них. Оказывается, для того чтобы предотвратить войну достаточно правильной политики. Вот только почему-то американцы этого не понимают: стараются вести политику, опираясь на силу, на переговорах торгуются за каждую ракету и самолет, да еще планируют создать противоракетную оборону! И все же Горбачев достаточно долго остерегался вступать в открытый конфликт с военными. Поводом к этому стал известный случай, произошедший в мае 1987 года. Тогда небольшой спортивный самолет, пилотируемый немецким юношей-любителем, беспрепятственно пролетев сотни километров над территорией Советского Союза, приземлился рядом с главным входом в Кремль. На созванном специально по этому поводу заседании Политбюро Горбачев дал волю своим эмоциям. Свалив в одну кучу и «беспомощность Минобороны», и «болезненное восприятие военными поворота партии в сторону перестройки и нового мышления», он предложил министру обороны С. Л. Соколову подать в отставку. О том, что это решение было заранее обдумано и его реализация ожидала только подходящего предлога, свидетельствует то, что назначение нового министра обороны состоялось немедленно после 15-минутного перерыва — им стал до того не известный мировой и советской общественности генерал Д. Т. Язов. Язов до назначения министром обороны занимался кадровыми вопросами и был весьма далек от проблем международной безопасности, которыми занимались его предшественники и политическое руководство страны. Но он умел прислушиваться к голосу Генсека и на заседаниях комиссии Политбюро, возглавляемой Л. Н. Зайковым, чаще всего поддерживал Шеварднадзе. Его главным аргументом в спорах с начальником Генштаба М. А. Моисеевым и другими генералами, приглашаемыми на заседания по вопросам переговоров об ограничении вооружений (да и не только генералами), стали слова: «Вы что, думаете, что на нас собираются напасть?» Было странно слышать это от человека, который по должности должен был заботиться об обороне страны. На- 444 падать на нас никто не собирался, но именно потому, что его предшественники позаботились о том, чтобы никто не «собирался напасть». Об одной из попыток скорректировать образ мыслей Горбачева в соответствии с настроениями его ближайшего окружения еще на этапе подготовки к Рейкьявику доходчиво написал уже упомянутый его помощник Черняев (13). Проанализировав проект записки, подготовленной для бесед с Рейганом такими профессионалами, как С. Ф. Ахромеев, Г. М. Корниенко и Ю. М. Воронцов, он сделал вывод, что этот «проект» ни по форме, ни по содержанию» не отвечает якобы высказанному Горбачевым замыслу «ошеломить Рейгана смелостью или даже «рисковостью» (курсив автора). Вместо того чтобы попытаться отговорить Генсека от неуместной в вопросах обороны и безопасности «рисковости», Черняев, подыгрывая в этом своему шефу, пространно развивает свою собственную, построенную на этом тезисе идею развития советской позиции — идею, которая к тому же вовсе не свидетельствует о понимании существа дела. Вначале он предложил расчленить двуединую проблему СНВ — ПРО (Космос): «Не надо сразу же и в этом пункте обусловливать это сокращение (сокращение СНВ на 50%.— Авт.) договоренностью по космосу». Слабая надежда читателя, что это надо сделать в другом пункте, тут же гаснет: «Проблему ПРО надо объединить... с проблемой запрещения ядерных испытаний». И поясняет: «Вопрос о СОИ, таким образом, подвешивается к этой проблеме, ибо не будет испытаний — не будет и СОИ». Итак, теперь ясно: проблему ПРО с проблемой СНВ не связывать, а связать ее с ядерными испытаниями. Видно, невдомек было Черняеву, что военно-стратегическое взаимоотношение сторон (а именно равновесие и стабильность этого взаимоотношения и является смыслом договоренности) зависит не только от соотношения имеющихся у сторон стратегических наступательных вооружений, но и от наличия и соотношения систем стратегической обороны, в данном случае ПРО, включая и ее составную космическую часть. Поэтому вопросы ограничения наступательных и оборонительных вооружений — это две стороны одной и той же проблемы, которые разрывать нельзя. Иногда задают вопрос: а что, разве США не понимали этого, настаивая на отдельном рассмотрении вопроса о 445 сокращении СНВ? Естественно, понимали. Но они надеялись на то, что СССР не сможет противопоставить СОИ нечто аналогичное, а это, в свою очередь, порождало надежду, что при закрепленном договором сокращенном количественном равенстве СНВ за счет развертывания широкомасштабной ПРО они смогут приобрести столь желанное военное превосходство. Хотя надежды эти были призрачны, тем не менее помогать в этом американцам вовсе не следовало. Говорят еще, что раскручивая идею широкомасштабной ПРО с элементами космического базирования, американцы явно блефовали, в надежде на то, что СССР ринется за ними в несбыточные проекты. С этим никто не спорит. Элементы блефа были. Их видели. И на эту наживку в СССР не попались. Но широкомасштабную ПРО американцы планировали серьезно. И ее можно создать без экзотических элементов. В этом суть. Что касается высказанного предложения о «подвеске» СОИ к ядерным испытаниям, то при заключении договора по СНВ по варианту Черняева, она могла так и остаться «подвешенной», не мешая американцам реализовать свой замысел достижения военно-стратегического превосходства. А с каким удовлетворением Черняев в той же книге (стр.113) представил, как он выразился, «огромную» команду, которая была направлена в Рейкьявик! Спору нет, в ее состав были включены в своем большинстве известные и уважаемые люди: «Велихов, Бессмертных, Власов, Арбатов, Бовин, Примаков, Герасимов, Шишлин, Грачев, Фалин, Карпов, Журкин, Зивс, Палажченко, Бурлацкий, Пумпянский, Масленников...» (многоточие поставлено Черняевым). Но позвольте: о чем в первую очередь и главным образом собирался говорить Горбачев с Рейганом? Разве не о военно-стратегических проблемах? А если это так, то почему в составе команды нет фамилий военных? Их просто не включили в команду. Черняев и начальника Генерального штаба Ахромеева росчерком пера исключил из состава «официальных лиц», упомянув его как бы вскользь в одном ряду с управделами ЦК КПСС Н. Е. Кручиной в качестве «сопровождающего». Дело здесь не в престиже. Уверен, что Ахромеев не обратил внимания на эту мелкую возню. Дело в том, что все это показывает тот настрой против Минобороны и всего, что имело отношение к армии, вооружениям и военной безопасности страны, который создавался окружением Горбачева. 446 В свете этого перестает удивлять и свершившийся вскоре случай с советской оперативно-тактической ракетой ОТР-23 («Ока»). Напомним, что эта ракета была ликвидирована в соответствии с Договором о РСМД, подписанным в декабре 1987 года. «Ока» имела дальность до 400 км. Как могло случиться, что ее уничтожили вместе с ракетами, которые по Договору имели дальности в диапазоне от 500 до 5500 км? И как могло случиться, что начальник Генерального штаба Вооруженных сил СССР узнал о факте незаконного включения ракеты в число ликвидируемых вооружений только из газет? Подобного не было даже при Хрущеве, о волюнтаризме которого ходили анекдоты. Невозможно себе представить нечто подобное, например, в Соединенных Штатах, в Англии, Франции или в Китае. Вряд ли это было случайной ошибкой. Достаточно вспомнить, как настойчиво американская сторона добивалась ликвидации этой ракеты. Она даже ставила уничтожение ее условием заключения Договора о РСМД. Американцы знали, чего они добивались — подобной ракеты у них не было даже в заделе. Знали ли об этом Горбачев и Шеварднадзе? Безусловно. Но один был одурманен дифирамбами «миротворцу», а второй ему подыгрывал, и они в конце концов вынудили Минобороны дать согласие на включение «Оки» в состав ликвидируемых ракет. Но не просто так. Это согласие было дано с условием, что согласованный диапазон дальностей ракет будет изменен с «500 — 5500 км», на «400 — 5500 км». Это было важно, потому что США разрабатывали баллистическую ракету «Ланс-2» с дальностью чуть меньше 500 км. И уж если СССР был вынужден пойти на ликвидацию своей «Оки», то и США должны были отказаться от ракеты «Ланс-2». Когда на очередной встрече госсекретарь США Дж. Шульц спросил Шеварднадзе, согласна ли советская сторона подвести СС-23 («Оку») под понятие «ракеты меньшей дальности», то есть по ранее согласованному пониманию в состав ракет с дальностью 500—1000 км, Шеварднадзе ответил, что с этим проблем не будет. Об условии Минобороны он умолчал. Это было обещание официального лица, и американцы тут же записали его в свой актив. Чтобы не вступать в полемику с военными, дальнейшее обсуждение вопроса об «Оке» происходило без приглашения представителей Минобороны и других ведомств, которые могли бы внести диссонанс в мидовско- 447 госсекретарский сговор. В результате на состоявшейся на следующий день встрече с Шульцем Горбачев говорил о включении «Оки» в состав ликвидируемых ракет как о свершившемся факте. И вновь об изменении диапазона дальности речь не шла. Последняя попытка изменить диапазон дальности ликвидируемых ракет была предпринята на стадии доклада в Политбюро ЦК КПСС проекта указаний совделегации в Женеве. Когда документ пришел в Международный отдел ЦК КПСС, автор этих строк предложил Г. М. Корниенко, бывшему в то время первым заместителем заведующего отделом, обзвонить всех подписавших его членов Комиссии, и предложить им исправить диапазон «500—5500» на «400—5500». Все согласились. Страничка была перепечатана, и документ пошел на утверждение с исправленными числами. Когда он вернулся утвержденным, в нем по-прежнему был указан диапазон «500— 5500». Кто это сделал: сам Горбачев или его помощник, осталось неизвестным. Интересно, что, желая все-таки разобраться, каким образом тактическая ракета «Ока» была включена в состав ликвидируемых ракет средней и меньшей дальности, Генштаб и Международный отдел ЦК КПСС запросили в МИДе записи соответствующих бесед Шеварднадзе с Шульцем. Хотя обычно копии записей таких бесед рассылались в указанные адреса, на этот раз МИД ответил, что записи этих бесед вообще не велись. Получилась весьма приятная для американской стороны нелепица: Советский Союз «за просто так» согласился ликвидировать свою самую современную ракету с дальностью до 400 км, а Соединенные Штаты получили карт-бланш на развертывание создаваемой ими ракеты «Ланс-2» с дальностью около 500 км. Это был щедрый подарок. Получив его, США немедленно стали проталкивать через НАТО решение о развертывании своей ракеты в Европе. Все это произошло в конце 1987 года. А в начале 1988 года началась не просто критика, а обвальное очернительство всего и вся, чем жили и что пережили советские люди в течение семи десятилетий. Особенно отличались такие печатные органы, как «Огонек», «Московские новости» и «Аргументы и факты». Сбивало с толку, что наиболее грязные и истеричные материалы были подписаны известными партийцами и даже некоторыми члена- 448 ми ЦК КПСС, которые еще вчера лезли из кожи доказывая преимущества социализма и советского строя. Лишь постепенно из всего этого тумана стала проступать фигура координатора этого шабаша — им оказался не кто-нибудь, а член Политбюро, ближайший соратник Генерального Секретаря ЦК КПСС А. Н. Яковлев. Травля в печати Министерства обороны и вообще советских вооруженных сил наращивалась постепенно. Авторитет Вооруженных Сил СССР и советской оборонной промышленности не позволял просто так обливать их помоями. Поэтому команда на их очернительство поступила несколько позже. В травле участвовали все те же обласканные Яковлевым журналы и газеты. Но бесспорным лидером был журнал «Огонек», руководимый В. А. Коротичем. Чувствуя высокую поддержку, он действовал, отбросив и чувство меры, и чувство элементарной порядочности. В военных кругах Коротича стали именовать «шакалом», имея в виду того шакала, который в известной сказке Р. Киплинга увивался вокруг тигра Шерхана (Яковлева). Печатая пасквили на вооруженные силы, Коротич наотрез отказывал в опровержениях даже официальным лицам. Где, в какой стране можно встретить такое: директор института (академик Г. А. Арбатов) публикует в журнале статью с нападками на Министерство обороны (неважно — справедливыми или нет), а высшему руководству этого министерства (в данном случае начальнику Генерального штаба Ахромееву) в ответе отказывают? Речь идет о статье Арбатова «А если без лукавства?», опубликованной в № 17 «Огонька» за 1990 год. Ахромеев был вынужден ответить через другой печатный орган. По этому поводу он, не без сарказма ссылаясь на «период гласности», писал: «Академику Г. Арбатову «Огонек» отдает свои полосы, а мне, Маршалу Советского Союза, — «от ворот поворот». Где уж от «Огонька» добиться генералу или офицеру своей публикации, если он высказывает неугодные этому журналу мысли» (14). Маршал, конечно же, понимал, что его мысли были «неугодны» не для журнала, а для тех из высшего руководства страны, кто покровительствовал Коротичу и поощрял его за любую гадость в адрес Министерства обороны и вообще советских вооруженных сил. К 1990 году дошло до того, что поносить советские Вооруженные Силы стало хорошим тоном. Но маршал не привык отступать. Он еще надеялся, что Коротичи чего-то недопонимают и действуют лишь из журналистских скандальных побуждений. Он написал 449 Коротичу открытое письмо, в котором разъяснял, какие вооруженные силы нужны Советскому Союзу и почему. «Я убежден, — писал Ахромеев, — что позиция, занятая журналом «Огонек» по отношению к Вооруженным Силам, наносит им большой вред». «Наша история... в оценке журнала «Огонек» представляется нередко крайне тенденциозно, в беспросветно черном виде». «Вы пытаетесь изобразить нас — поколение, выросшее в 20—30-е годы, — серой, безликой произволу массой. Но это неправда. Серый и покорный человек не дерется так, как мы дрались под Ленинградом и Сталинградом (знаю это не из журналов, мне пришлось там воевать). Мой год рождения 1923-й. Так вот: из десяти ребят этого года рождения восемь сложили головы на войне. Серый и покорный не может самозабвенно и неистово восстанавливать свою страну так, как это делали мы после Великой Победы. Вы стремитесь представить наше поколение совсем другим, чем оно было на самом деле. Я добиваюсь, чтобы наши дети и внуки знали нас не такими, как Вы пытаетесь нас изобразить, а такими, какими мы были на самом деле» (15). Что же касается Г. А. Арбатова, то он пошел дальше — ему уже стало тесно в рамках критики «избыточной военной мощи СССР», «излишней численности его вооруженных сил» и «чрезмерных военных расходов», поэтому в качестве очередной темы он избрал вопрос организации переговоров, в которых принимали участие военные. Оказалось, что ему не нравится, как ведутся переговоры об ограничении вооружений и вооруженных сил. Он усматривал в них слишком большую роль военных как в Москве, так и в составе советских делегаций. Видимо, вдохновившись уже имевшимися случаями решения военно-стратегических вопросов без участия или вопреки мнениям военных (о некоторых из них мы говорили выше), академик утверждал: «Нужна новая модель переговоров по сокращению вооружений, и сейчас самое время начать ее разработку... Надо, в частности, дать больше реальной власти политическому руководству и меньше — техническим экспертам и переговорной бюрократии. И обеспечить ведущую роль МИД в проработке переговорных позиций в межведомственных группах» (16). Если учесть, что, по утверждению Черняева, «Арбатов был одним из первых источников, из которого новый Генсек черпал «данные», как надо делать внешнюю политику» (17), его призыв не остался неуслышанным. К сожалению, это так. 450 С учетом сказанного понятно, почему МИД СССР во главе с Шеварднадзе, ранее работавший в тесном контакте с Минобороны по всем вопросам переговоров по разоружению и ограничению военной деятельности государств, теперь все чаще стал игнорировать мнение военных и представителей военной промышленности. Рассмотренные выше вопросы об отказе от учета в военно-стратегическом балансе сторон американских ядерных средств передового базирования и ядерных вооружений Англии и Франции, а также вопрос об оперативно-тактической ракете «Ока», были, к сожалению, не единственными. Характерным был также случай с подписанием 1 июня 1990 года «Соглашения между СССР и США об уничтожении и непроизводстве химического оружия...». В соответствии с этим соглашением советская сторона обязалась, в частности, начать уничтожение химоружия не позднее 31 декабря 1992 года, а к концу 1999 года уничтожить не менее 50% всех его запасов, то есть около 20 тыс. тонн. Все это было бы очень хорошо, если бы было физически выполнимо. К моменту подписания Соглашения в СССР не было ни одного предприятия, на котором можно было бы начать уничтожение химоружия. Единственный экспериментальный маломощный объект для этих целей был построен в 1989 году в г. Чапаевске, однако к моменту подписания соглашения он был закрыт и перепрофилирован для иных целей в связи с массовыми протестами местного населения. Знали ли об этом Президент СССР и его министр иностранных дел? Конечно, знали — специалисты доказывали нереальность согласованных сроков. Знали — и все же подписали. Сиюминутное желание договориться обернулось ущербом для престижа государства — согласованные сроки проходят, «а воз и ныне там»! Если решением о неправомерном включении советской ракеты «Ока» в состав ликвидируемых по Договору по РСМД ракет меньшей дальности был нанесен определенный ущерб обороне страны, если подписанием соглашения об уничтожении химоружия без учета реальных возможностей выполнить его в установленные сроки был нанесен удар по ее престижу, то «красивые слова» Шеварднадзе, произнесенные им в Верховном Совете СССР 23 октября 1989 года о строящейся в районе Красноярска крупной РЛС нанесли не только ущерб обороне и престижу страны, но и казне государства. Каждое из произнес 451 сенных им слов: «Стоит эта станция размером с египетскую пирамиду, демонстрируя собой, прямо скажем, нарушение Договора по ПРО», было воистину золотым и обошлось стране не в один десяток миллионов рублей в ценах конца 1980-х годов. Суть проблемы описана в одной из предыдущих глав книги. Напомним, что в связи со строительством этой РЛС американцы высказали озабоченность, что она после завершения строительства сможет выполнять функцию раннего предупреждения о ракетном нападении, а если это так, то ее место строительства и ориентация противоречат Договору по ПРО. Советская сторона предприняла усилия, чтобы исправить положение. Когда эти попытки не увенчались успехом, было решено не достраивать РЛС. В советско-американской Постоянной консультативной комиссии (ПКК) все шло к тому, чтобы разрешить вопрос на основе демонтажа соответствующего оборудования, как это предусмотрено согласованными совместными документами. После этого Советский Союз мог бы использовать оставшиеся сооружения и здания для иных целей с пользой для страны и ее обороны. Более того, оставалась надежда заставить США поступить таким же образом с их крупной РЛС с фазированной решеткой в Туле (Гренландия), которая уже функционировала и таким образом действительно демонстрировала прямое нарушение Договора по ПРО. Была надежда и на то, что американцы будут вынуждены прекратить работы по созданию такой же РЛС в Файлингдейлз-Мур в Англии. После заявления Шеварднадзе не только пришлось демонтировать красноярскую РЛС «до основания», но и повисло в воздухе законное требование к США ликвидировать их РЛС, развернутые в нарушение Договора по ПРО. Анализируя эпопею с РЛС, трудно отделаться от впечатления, что все в ней происходило так, как будто МИД СССР действовал по подсказке из Вашингтона. Имея полное основание для обвинения США в нарушении Договора по ПРО в связи с развертыванием РЛС в Гренландии и строительством такой же РЛС в Англии, советский министр иностранных дел и сотрудники этого министерства предпочитали когда и где только возможно помалкивать. Практически претензии к США в этом отношении предъявлялись только в ПКК да в отдельных публикациях представителей Минобороны, о которых за рубежом мало кто знал. Американская же сторона сумела даже вокруг несостоявшегося советского нарушения создать та- 452 кой шум, что ей все поверили, включая, видимо, и советского министра иностранных дел — иначе зачем было ему клеветать на собственную страну. Можно спросить кого угодно за рубежом, а может быть, и у нас в стране, что он знает о красноярской РЛС и что знает об РЛС в Гренландии? Очень многие ответят, что красноярская РЛС — нарушение СССР. И лишь единицы — что СССР предъявлял какие-то претензии США по поводу РЛС в Туле. Это вовсе не показатель пропагандистских возможностей Запада. Это политика умиротворения Вашингтона и односторонних уступок — одно из следствий утопических идей «нового политического мышления»1. Примеры волюнтаристских решений можно было бы продолжить, назвав, например, заявление Шеварднадзе в сентябре 1989 года в США, в котором он без проработки со специалистами и без анализа возможных последствий для безопасности страны, в контексте ведущихся в то время переговоров об «открытом небе», выдвинул концепцию открытия и «неба», и «моря», и «космоса», и «суши». Можно было бы напомнить и появившиеся на Западе публикации, в которых со ссылкой на конкретных должностных лиц МИД СССР говорилось о том, что советское руководство вполне созрело для того, чтобы пойти на ликвидацию развернутой вокруг Москвы, разрешенной Договором по ПРО системы противоракетной обороны. Между тем вопрос этот на обсуждение в Минобороны и в Комиссии Политбюро даже не ставился. Но и с этими 1 Для тех, кто не согласен с этой оценкой. Вместо того чтобы предъявить американцам бесспорную претензию о совершенном ими нарушении Договора по ПРО, МИД пошел у них на поводу, согласившись послать в Туле советских представителей якобы для того, чтобы убедиться, что новая РЛС построена «взамен» старого поста РЛС и что она осуществляет функцию раннего предупреждения о ракетном нападении. Это удивительное по бессмысленности посещение состоялось. Американцы попросту подменили вопрос. То, что они показали советской стороне, было известно, и проблема была вовсе не в этом. Проблема была (и до настоящего времени остается) в том, что взамен старого поста радиолокационных станций, имеющих параболические антенны, строительство которых разрешено в любом месте и в любом количестве, была построена «крупная РЛС с Фазированной антенной решеткой», то есть такая станция, которые после заключения Договора по ПРО могли быть построены только в специально оговоренных местах на своей территории. Гренландия не является территорией США, следовательно, вообще там нельзя строить РЛС подобного типа. Чтобы убедиться в том, что Гренландия не принадлежит США, экскурсия не нужна. 453 добавлениями реестр волюнтаристских решений и инициатив был бы далеко не полным. Были ли попытки противодействия таким волюнтаристским решениям? Безусловно, были — и со стороны Генштаба, и со стороны ВПК. Однако, их результативность была близка к нулю. Они лишь вызывали гнев политического руководства, который мог закончиться и оргвыводом, как это было с маршалом Соколовым. Докладные записки писал и Международный отдел ЦК КПСС, где военно-стратегическую тематику отслеживал специально созданный в 1986 году Сектор военно-стратегических проблем. Эти записки докладывались на имя Яковлева — члена Политбюро, который курировал работу отдела. Никакой реакции на них не было. В. М. Фалин, бывший в то время заведующим Международным отделом, со свойственным ему сарказмом говорил, что доклады сектора, видимо, попадают в «черную дыру». Тогда реакция Яковлева была непонятна. Время показало, что она была закономерной.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «ПРИЗНАКИ БЕДЫ» з дисципліни «Супердержави XX століття. Стратегічне протиборство»
