Переход к оседлости и возникновение производящего хозяйства
Как было показано, разные типы раннепервобытных хозяйственно-культурных систем предполагали и разные типы, точнее разное качество человеческой индивидуальности. А тип и качество человека как субъекта исторического процесса, наряду с объективными факторами особенностей климата, животного и растительного миров и пр., играл важнейшую, но, к сожалению, почти неуловимую методами научного анализа роль в истории первобытного общества. Наиболее благоприятные условия для развития личных качеств людей находим в кровнородственных общинах субтропическо-умеренной полосы с ее четко выраженным половозрастным разделением труда (в том числе и в пределах семьи) и развитой реципрокной системой (в пределах которой, как отмечалось, каждый был заинтересован вносить в общественный фонд потребления как можно больше с тем, чтобы и получить больше, но уже в виде престижных символов и знаков общественного уважения и признания). В этих условиях быстрее, чем в других местах, происходило усовершенствование орудий индивидуального труда (появляются лук и стрелы, так называемые "жатвенные ножи" и другие вещи, выполненные в микролитическо-вкладышевой технике), развитие индивидуальных амбиций (могущественный стимул для деятельности ради их удовлетворения) и индивидуального чувства ответственности как человека (прежде всего, мужчины-добытчика) перед общиной, так и членов нуклеарной семьи друг перед другом (жены и мужа, родителей и детей). Эти тенденции, безусловно, должны были закрепляться в традиционной культуре, найти отражение в обрядовой практике и мифах. Таким образом, к моменту катастрофических климатических и ландшафтных сдвигов, происходивших на рубеже плейстоцена и голоцена около 10 тыс. лет назад, на Земле уже сложился тип общества, потенциально способный к190________________________________________Первобытные основания цивилизации освоению более сложных, в том числе и производящих, форм жизнедеятельности, чем охота и собирательство. Его представители (благодаря достаточной степени индивидуализации хозяйственной и общественной жизни) были способны к относительно быстрой и эффективной адаптации к новым условиям, причем адаптации разнонаправленной. Выбор форм адаптации к изменявшимся условиям существования определялся сложным переплетением объективных (ландшафт, климат, рельеф, численность коллектива) и субъективных (объем и характер знаний людей, наличие среди них авторитетных энтузиастов-новаторов — тойнбианского "творческого меньшинства", готовность остальных пойти на риск и сменить формы жизнедеятельности) моментов. В разных регионах тут наблюдались существенные различия. Планетарная катастрофа, вызванная стремительным таянием ледников, сдвигом и изменением границ климатических поясов и ландшафтных зон, поднятием уровня мирового океана и затоплением колоссальных площадей приморских низин, изменением береговой линии на всей планете, — обусловила кризис практически всех систем жизнеобеспечения позднего плейстоцена. Исключение составляли разве что общества тропических собирателей, поскольку вблизи экватора климат почти не изменился, хотя под воду ушли огромные пространства суши, в особенности в районах Индокитая — Индонезии — Филиппин. Повсеместно было нарушено прежнее экологическое равновесие, определенный баланс между рассеянными по планете охотни-чье-собирательскими общинами и окружающей средой. Это, в свою очередь, было связано с кризисом информационного обеспечения жизнедеятельности людей, чьи традиционные знания не соответствовали требованиям изменившихся обстоятельств. Человечество оказалось в точке бифуркации. В условиях, когда резко возросла степень неустойчивости традиционных систем (основанных на присваивающем хозяйстве), разразился кризис прежних форм жизнедеятельности. Соответственно, началось стремительное нарастание спонтанных флуктуации — в виде экспериментальных, так сказать, "в слепую", поисков эффективных "откликов" на "вызовы" изменившихся обстоятельств. Успех в этой борьбе с вызовами внешних сил был связан не в последнюю очередь с деятельно-творческими потенциями людей, оказывавшихся в критическом положении. А они в решающей степени зависили от типа социокультурной системы, который они представляли. Наибольшую гибкость и мобильность (в том числе и в духовном отношении) проявляли среди них те, чьи творческие потенции индивида были менее скованы традиционной регламентацией жизнедеятельности. Соответствующие социумы и имели (при прочих равных обстоятельствах) лучшие шансы на успех. Однако не следует забывать, что внешние условия в различных регионах были весьма несхожими. Оптимальное сочетание вызова внешних сил, социокультурного типа общества (с соответствующим характером человеческой индивидуальности) и благоприятных для перехода к новым видам хозяйственной деятельности внешних условий (мягкий климат, наличие богатых рыбой водоемов, а также пригодных для доместикации видов растений и животных) наблюдалось на Ближнем Востоке. Местные протонеолитические общества на рубеже плейстоцена и голоцена и создали впервые в истории человечества предпосылки для начала реализации цивилизационного процесса.Становление производящего хозяйства и племенной организации 191 Здесь, в _ Восточносредиземноморско-Переднеазиатском регионе, в среде общин, достаточно индивидуализированных в производственном и социальном отношении охотников и собирателей пересеченных прибрежно-предгорно-лес-ных субтропических ландшафтов, приблизительно 12 тыс. лет тому наблюдаем становление нескольких линий дальнейшей эволюции первобытного человечества. Среди них только одна, связанная с земледельческо-скотоводческим хозяйством, непосредственно вела к цивилизации. Несколько позже подобные процессы происходят и в других регионах земного шара, в частности в Восточной Азии, а также Центральной и Южной Америке. Связанные с таянием ледника планетарные экологические сдвиги привели к расхождению и путей развития охотничье-собирательских коллективов Сре-диземноморско-Переднеазиатского региона. Отмечу два их основных направления. С одной стороны, в условиях распространения лесов севернее Альп и Карпат охотничье-собирательские группы из Северного Средиземноморья (с Пиренейского и Апеннинского полуостровов, Южной Франции и Балкан) начали осваивать широкие пространства Центральной и Восточной, а затем и Северной и Северо-Восточной Европы. Избыточное население расселялось на новых, уже также лесных пространствах, оставленных ушедшими к высоким широтам за стадами северных оленей охотниками. С другой стороны, при усилении иссушения Северной Африки и Передней Азии и параллельном наступлении морей, население многих областей Ближнего Востока оказалось в критическом положении. Поголовье промысловых животных стремительно сокращалось, что особенно остро ощущалось в зажатой между морем, отрогами Ливана и подступавшими с юга (Синай) и востока (Аравия) пустынями Палестине. В этих условиях "откликами" на "вызов" внешних сил стали, во-первых, переориентация на интенсивное использование пищевых ресурсов водоемов, что быстро привело к развитию специализированного рыболовства, и, во-вторых, формирование раннеземледельческо-скотоводческого хозяйственно-культурного комплекса — основы дальнейшего цивилизационного процесса. Первая, западносредиземноморско-среднеевропейская линия развития охотничье-собирательских обществ закрытых ландшафтов первых тысячелетий голоцена представлена материалами многочисленных мезолитических культур лесных и лесостепных пространств Европы. Для них была характерна адаптация к имеющимся природным условиям и расселение^ пределах соответствующей, знакомой им ландшафтной зоны. Владея луком и стрелами, будучи хорошо приспособленными к жизни в богатой водоемами лесной зоне Европы, небольшие, из нескольких семей, кровнородственные общины образовывали, как и ранее в Средиземноморье, группы родственных протоэтносов. В рамках таких межобщинных массивов циркулировала информация и происходил обмен брачными партнерами, полезным опытом и достижениями. Постоянно проживая около воды, такие люди, не оставляя охоты и собирательства, уделяли со временем все большее внимание использованию пищевых ресурсов водоемов. Первые стационарные поселения специализированных рыбаков возникают в Европе (у Днепровских порогов, в районе Железных ворот на Дунае, вдоль южного побережья Северного моря, в Южной Прибалтике и т.п.) приблизительно в VIII—VII тыс. до н. э., тогда как в Восточном Средиземноморье они датируются как минимум одним—двумя тысячелетиями ранее. Поэтому трудно сказать, формируется ли челночно-сетьевое рыболов-192________________________________________Первобытные основания цивилизации ство в наиболее удобных для него местах Европы самостоятельно, или при заимствовании соответствующих хозяйственно-технических достижений с Ближнего Востока, откуда группы рыбаков через Средиземноморье и Эгеиду могли попасть в Причерноморье и Подунавье достаточно рано. В условиях сбалансированной охотничье-рыболовческо-собирательской (при все более большей ориентации на рыболовство) хозяйственной системы мезолитические и ранненеолитические протоэтносы отличались невысокой плотностью населения и его очень медленным приростом. При возростании численности людей можно было отселить несколько молодых семей вниз или вверх по реке, поскольку пространств, пригодных для ведения комплексного присваивающего хозяйства в Европе, как и в Северной Америке, Сибири или на Дальнем Востоке, на протяжении многих тысячелетий было предостаточно. Как и во времена палеолита, такого рода кровнородственные общины органически вписывались в ландшафт, становясь высшим звеном соответствующих биоценозов. Но потребительское отношение к окружающей среде, предполагавшее уже осознанное' (как о том свидетельствуют и этнографические данные) поддержание равновесия между количеством людей и естественной пищевой базой, блокировало возможности дальнейшей эволюции. Поэтому существенные хозяйственные и социокультурные изменения в лесной полосе неолитической Европы были вызваны, прежде всего, распространением иноэт-ничных, более развитых групп населения с юга, главным образом со стороны Ближнего Востока через Балканско-Дунайско-Карпатский регион и Кавказ. На Ближнем же Востоке на протяжении первых тысячелетий голоцена наблюдалась принципиально иная картина, определявшаяся охватившей регион "неолитической революцией". Исследователям, в частности В.А. Шнирельма-ну, удалось связать ареалы древнейших земледельческих культур с центрами происхождения культурных растений Н.И. Вавилова. Возникновению земледелия предшествовало довольно эффективное собирательство, благодаря которому человек узнавал вегетативные свойства растений и создавал соответствующие орудия труда. Однако не вызывающее сомнения происхождение земледелия на основе собирательства еще не дает ответа на вопрос: почему люди вместо того, чтобы собирать готовый урожай в районах естественного произрастания съедобных растений (как было в палеолитические времена), начинают обрабатывать землю в других местах? Такими местами обработки земли всегда были участки, расположенные вблизи мест постоянного проживания людей. Следовательно, зарождение земледелия предполагало наличие хотя бы ранних форм оседлости, которая должна была появиться несколько ранее, чем возделывание окультуренных растений. Согласно хорошо обоснованному выводу В.Ф. Генинга, оседлость возникает, прежде всего, вследствие переориентации охотничье-собирательских общин на специализированное использование водных пищевых ресурсов. Это было связано (в частности, на Ближнем Востоке) с катастрофическим уменьшением количества промысловых животных. Ориентация на активное использование пищевых ресурсов водоемов способствовала концентрации населения по берегам рек, озер и морей. Здесь и появляются первые стационарные поселения, известные в Палестине с X— IX тыс. до н. э. — на озере Хуле (поселение Эйнан) и вблизи Средиземного моря возле горы Кармел. В обоих случаях обнаружены свидетельства достаточ-Становление производящего хозяйства и племенной организации___________________________193 но развитого сетьево-челнового рыболовства (грузила от сетей, кости глубоководных морских рыб и пр.). Сокращение количества промысловых животных и успехи рыболовства способствовали, таким образом, концентрации людей вокруг водоемов, создавая условия для перехода к оседлости. Рыболовство давало постоянную пищу без потребности перемещения всех членов общины. Мужчины могли отплывать на день и более тогда как женщины и дети оставались в общинном поселке. Такие изменения в образе жизни способствовали началу быстрого возростания численности и плотности населения. Они облегчали (по сравнению с мобильным образом жизни охотников и собирателей) участь беременных и кормящих женщин, способствовали уменьшению количества случаев Іибели или увечья мужчин (более частых на охоте, чем при занятии рыбной ловлей). Поскольку рыбацкие поселения располагались обычно на значительном расстоянии от полей диких злаков и мест произрастания других съедобных растений, естественным было желание приблизшь такие поля к общинным поселкам, тем более, что условия для выращивания растений (хорошо унавоженные почвы вокруг поселений, расположенных возле воды, защита от диких животных и птичьих стай) здесь были весьма благоприятными. Иными словами, для возникновения земледелия требовалось наличие по крайней мере трех условий (не учитывая самого факта кризиса присваивающего хозяйства): 1) наличие в окружающей среде видов растений, принципиально пригодных для доместикации; 2) появление в результате многотысячелетней практики специализированного собирательства достаточных знаний о вегетативных свойствах растений и необходимых для земледельческих работ орудий труда (сперва малоотличные от тех, которыми пользовались собиратели); 3) переход к оседлому образу жизни вблизи водоемов благодаря длительному интенсвному использованию их пищевых ресурсов, прежде всего за счет развития рыболовства. Однако примечательно, что первичные ячейки земледелия повсюду возникают у водоемов с ограниченными запасами пищевых ресурсов, тогда как на морских побережьях, в поймах и устьях великих рек рыболовство еще долгое время сохраняет ведущую роль. Так, на Ближнем Востоке древнейшие формы земледелия обнаруживаются в долине Иордана, а также по притокам Тигра в предгорьях Загроса и у озер Центральной Анатолии (куда они, очевидно, попали из Палестины и Сирии), в местностях, где имелись дикие предки многих домашних растений, а пищевые ресурсы водоемов были ограничены, но не в заболоченных в ту пору долине Нила, нижних течениях Тигра и Евфрата или на Сиро-Киликийском побережье. Таким же образом противопоставляются приозерная местность долины Мехико, расположенная среди сухого плато Центральной Мексики, и ближайшие к ней побережья Тихого океана и Мексиканского залива, озера и речные долины Андского плато — Перуанскому побережью. То же, как представляется, можем сказать и о соотношении тенденций хозяйственного развития в глубинных районах Индокитая с восточными предгорьями Тибета — и побережьем Юго-Восточной Азии, Китая и Японии. Возможности для возникновения земледелия, вероятно, существовали на значительно более широких Первобытные основания цивилизации Но при условиях довольно продуктивного рыболовства люди, ведя оседлую жизнь и даже имея необходимые знания в области земледелия, вполне сознательно сохраняют свой традиционный способ жизнедеятельности. Переориентация хозяйства на выращивание съедобных растений происходит лишь в том случае, когда сокращающиеся пищевые ресурсы водоемов уже не были способны удовлетворить потребности возрастающего населения. Только кризис традиционного присваивающего хозяйства принуждает людей переходить к земледелию и животноводству. Как показал Р. Карнейро на этнографических материалах Амазонии, без крайней необходимости охотники и рыболовы на земледелие не переориентируются. Вот почему неолитическое население долин Нила, Тигра и Евфрата, побережий Сирии и Киликии, Персидского залива и Японии, Каспия и Арала, Юкатана и Перу, многих других регионов долгое время, поддерживая непосредственные отношения с соседними земледельческо-скотоводческими обществами и будучи знакомым с основами их хозяйственного уклада, сохраняло приверженность рыболовецкому образу жизни, лишь частично и в невысокой мере дополняя его охотой и собирательством, а затем ранними формами земледелия и скотоводства. В течение IX—VI тыс. до н. э. специализированные рыболовческие общества тонкими цепочками со стороны Ближнего Востока распространяются по всему Средиземноморью, поднимаются к среднему течению Нила, осваивают побережья Персидского залива и Аравийского моря. Подобные им группы в то же время становятся ведущей этнокультурной силой в Прикаспии и Приаралье, нижнем течении Амударьи и Сырдарьи. Такие общины оставили следы неолитических поселений в районе Керченского пролива, на Днепре и Дунае, вдоль побережий Балтийского и Северного морей и т. п. Но, будучи жестко привязанными к своим экологическим нишам, рыболовческие коллективы, в целом, мало влияют на охотничьи общества соседних, внутренних, районов. К тому же возможности их развития были принципиально ограничены естественными ресурсами, которые человек мог только истощать, но не восстанавливать. Поэтому и основанная на специализированном рыболовстве линия эволюции заводит в тупик, выходом из которого может быть лишь переориентация на земледельческо-скотоводческие виды деятельности. Как справедливо в свое время отмечал Г. Чайлд. если общества присваивающей экономики живут за счет природы, то ориентированные на воспроизводящее хозяйство вступают в сотрудничество с ней. Последнее и обеспечивает дальнейшее развитие в сторону цивилизации. Таким образом, в зонах с ограниченными пищевыми ресурсами водоемов при наличии благоприятных внешних факторов, в условиях увеличения демографического прессинга происходит относительно быстрый переход от рыболо-вецко-охотничье-собирательских форм хозяйства к раннеземледельческо-ско-товодческой экономике. Однако в богатых рыбными ресурсами районах общество довольно продолжительное время может существовать на базе специализированного рыболовства и морской охоты. В течение достаточно продолжительного периода обе отмеченные линии эволюции обеспечивают приблизительно равные возможности для повышения — на основе регулярного получения излишков пищевых продуктов и оседлого образа жизни — демографического потенциала, эффективности системы общественной организации, накопления и движения культурной информации, развития религиозно-мифологических представлений, ритуальных и магических практик, различных видовСтановление производящего хозяйства и племенной организации 195
искусства и пр. У ранних земледельцев и высших рыболовов одинаково видим большие стационарные поселения и родовые культы, систему половозрастной стратификации с первыми элементами доминирования в рамках общин отдельных знатных кланов и семей. Этнографически это хорошо иллюстрируют материалы Новой Гвинеи и Меланезии. При этом важно подчеркнуть, что, как справедливо отмечал В.Ф. Генинг, собственно родовые отношения, основывающиеся на представлении о связанном со счетом колен и генеалогических линий вертикальном, уходящем в глубины прошлого родстве, появляются лишь с переходом к оседлости. Они имеют определенное социально-экономическое содержание: обоснование (через преемственность поколений) права живущих на постоянные промысловые угодья (прежде всего, рыбные) и используемую (под земледельческие культуры или пастбища) землю. Родовые оседлые общины владеют своими территориями на том основании, что эти земли принадлежали их предкам, духи которых и сохраняют над ними верховный патронат. Именно в неолите, с переходом к оседлости на базе высших форм рыболовства и раннего земледелия, появляется род как социальный институт с четким знанием его членами ступеней родства, а также ритуалами почитания основателя рода и прочих предков, в том числе и тех, которых никто из живущих не видел, но слышал о них от представителей старших поколений. Это находит отражение в почитании могил и культе черепов предков, в практике создания родовых могильников и появлении тотемных столбов с символически представленными на них образами предков, нередко наделенных выразительными тотемическими чертами. Такие столбы хорошо известны, к примеру, у полинезийцев или индейцев северо-западного побережья Северной Америки. Между тем, по мере исчерпания пищевых ресурсов водоемов и началом кризиса рыболовецких обществ, тем более при возрастании численности населения, когда часть людей была вынуждена селиться вдали от богатых рыбой водоемов, наблюдаем неизменное увеличение роли земледелия и животноводства (естественно, там, где оно было возможно). Более того, во многих местах, ранее заселенных всецело оприентированны-ми на рыболовство коллективами, наблюдаются стремительные темпы опережающего (по отношению к соседним территориям с более древними земледельческими традициями) развития. Сказанное относитдя как к Египту, Шумеру и долине р. Инд (по сравнению с Палестиной и Сирией, Загросом и Центральной Анатолией) начиная с V тыс. до н. э., так и к побережьям Юкатана и Перу (по сравнению с плато Центральной Мексики и долинами Анд) с, соответственно, II и I тыс. до н. э. Следует отметить также, что в то время, когда население центров опережающего развития, основываясь на все более усовершенствовавшихся формах земледелия, интенсифицировало свое развитие, на их периферии темпы эволюции и прироста населения были куда меньшими. Поэтому избыточная человеческая масса из таких центров все более расселялась по окружающим землям, где естественные условия были благоприятными для ведения земледелия. Демографический потенциал у ранних земледельцев всегда был значительно большим, чем у их соседей, а хозяйственно-культурный тип — более высоким и совершенным. Поэтому при взаимодействии с соседями они, как правило, или вытесняли, или ассимилировали их. Впрочем, в отдельных случаях, если 196 Первобытные основания цивилизации в контакт с продвигавшимися земледельцами вступали рыболовы, последние, воспринимая основу воспроизводящего хозяйства, могли сохранить свою этноязыковую идентичность. Так, очевидно, случилось в Нижней Месопотамии в процессе формирования общности древних шумеров.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Переход к оседлости и возникновение производящего хозяйства» з дисципліни «Історія світової цивілізації»
