В рассуждении о взаимоотношениях между социальной антропологией и историей необходимо затронуть целый ряд различных вопросов, если мы хотим извлечь какую-то пользу из такого рассуждения. Первый вопрос можно сформулировать так: помогает ли знание о происхождении той или иной социальной системы объяснить ее современное состояние? Прежде всего надо отметить, что историю можно понимать в разных смыслах, хотя в письменных обществах разграничение между данными смыслами не так легко уловить, как в случае с бесписьменными обществами. В одном смысле историю можно понимать как аспект сознательно поддерживаемой традиции народа — аспект, играющий активную роль в его общественной жизни. История — это коллективное представление о событиях, коллективная репрезентация событий, имеющая характер, качественно отличный от самих событий. Это то самое, что в социальной антропологии часто называется мифом. Антропологи-функционалисты понимают историю именно в этом смысле, т.е. с точки зрения смеси фактов и фантазии, и считают, что ее изучение имеет прямое отношение к изучению культуры, частью которой данная история является. Вместе с тем они напрочь отвергают идею реконструкции истории первобытных обществ, не оставивших нам документального наследия, на основании косвенных этнографических свидетельств. В защиту их позиции можно привести определенные аргументы — хотя, как мне кажется, аргументы не такие веские, как полагают некоторые, ибо вся история по необходимости представляет собой реконструкцию, в которой вероятность достоверности всегда зависит от наличия или отсутствия свидетельств. Один лишь тот факт, что антропологи XIX в. подходили к исторической реконструкции некритическим образом, не должен приводить нас к выводу, что любые исследования в данном направлении являются пустой тратой времени. Выплескивая из корыта воду умозрительной истории, функционалисты выплеснули и ребенка. Они заявили (Малиновский — особенно громко), что даже в тех случаях, когда у нас имеются зафиксированные свидетельства об истории общества, они все равно не имеют отношения к функциональному изучению общества. Я считаю такую точку зрения неприемлемой. Утверждение, что функционирование институтов в любой момент времени можно понять, не вдаваясь в вопрос о том, как эти институты пришли к рассматриваемому состоянию, кажется мне абсурдным. Более того, мне кажется, что игнорирование вопроса об историческом развитии институтов мешает антропологам-функционалистам не только исследовать явления в диахрон-ном разрезе, но и тестировать их собственные функционалистские теоретические конструкции, которым они придают такое большое значение. Ведь именно история могла бы дать им в руки поле для эксперимента. Проблема, упомянутая здесь, приобретает особенно насущный характер ввиду того, что даже если сегодня антропологи по-прежнему изучают человеческие группы, относительно простые по структуре, данные группы все чаще и чаще оказываются включенными в состав более крупных исторических образований — таковы, например, крестьянские общины Ирландии или Индии, племена арабов-бедуинов, этнические меньшинства Америки и т.д. В наши дни антрополог не должен игнорировать историю: он должен либо отказаться от изучения истории на веских основаниях, либо раз и навсегда признать первостепенное значение истории для своей работы. А поскольку антропологи все чаще берутся за исследования сложных обществ, то можно предсказать, что эта проблема в очень скором будущем станет более острой и что направление теоретического развития нашей дисциплины будет в значительной мере зависеть от того, каким образом она будет разрешена.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Антропология и история» з дисципліни «Історія антропологічної думки»
