Однако любые попытки самостоятельно разобраться в сути событий жестоко карались. Дело в том, что провозглашенный в 30-х годах тезис об укреплении морально-политического единства советского общества подразумевал абсолютное единомыслие, "монолитное" единство (хотя этого не может быть ни в каком обществе). Во время войны народ, несомненно, в морально-политическом отношении был сплочен – как никогда ранее – на почве патриотизма, ненависти к фашистским захватчикам. Вместе с тем это не исключало своего рода "плюрализма" мнений. Жестокие испытания многому научили людей. Они размышляли над судьбой Родины. Критически анализировали официальную пропаганду. Хотя, конечно, выразить открыто свои мысли не имели возможности, так как все, что выходило за рамки предписываемых сверху установок, объявлялось "враждебным", "несовместимым". Упомянутый выше лектор МК Лепендин был исключен из партии, хотя сам честно сообщил в ЦК о своих сомнениях. Такая же или худшая участь постигла многих людей, которые имели неосторожность выразить письменно или устно свое личное мнение по военным, политическим, экономическим и другим вопросам, о послевоенном устройстве и т.д. Высказывания об обнаружившейся неготовности Советского Союза к войне с гитлеровской Германией, 310 недоверие к сообщениям печати, и особенно сводкам Совинформбюро, в первые годы войны, недовольство материальными условиями жизни и другие суждения, отражавшие действительное положение вещей, влекли за собой обвинение в проведении антисоветской агитации и репрессии. Справедливость в отношении многих пострадавших в связи с этим людей была впоследствии восстановлена. Состоявшиеся в апреле – мае 1989 г. пленумы Верховного Суда СССР признали необоснованным осуждение за приведенные высказывания даже по действовавшему в то время законодательству, так как они не содержали призывов к свержению, подрыву или ослаблению советской власти. Более того, мы можем сейчас сказать, что люди, которых сочли носителями "антисоветских", "контрреволюционных" взглядов, болезненно и чутко реагировали именно на то, что шло во вред советской власти. Надо отдать должное гражданскому неравнодушию даже тех, кто решался тогда высказать свое мнение хотя бы анонимно, поставить о нем в известность руководство. И все-таки в обстановке преследования любого выражения "инакомыслия" находились талантливые, честные и смелые люди в среде творческой интеллигенции, которые пытались проникнуть в истоки постигшей народ трагедии, отразить всю глубину народного горя. Однако такие попытки решительно пресекались руководителями "идеологического фронта". Был подвергнут остракизму А. Довженко, высказавший свою точку зрения на причины поражений первого периода войны, сотрудничества с врагом части жителей оккупированных районов. Его обвинили в "антиленинских ошибках и националистических извращениях". ЦК КП(б)У, обкомы Украины, все органы печати получили предписание не публиковать А. Довженко. По поводу произведений А. Твардовского "Дом у дороги" и "Третье лето" было заявлено, что отступление Красной Армии изображено в них клеветнически, а предатель описан субъективистски. Даже, казалось бы бесспорная критика в 1944 г. И. Юзовским господствовавших в довоенной литературе лакировки, самоуспокоенности, веры в предопределенность успеха вызвала раздраженную реакцию официальных идеологов и квалифицировалась как "грубые политические ошибки".
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Репрессии за гражданское неравнодушие» з дисципліни «Інша війна: 1939 – 1945»
