В ходе боев Красная Армия взяла в плен более 240 тыс. военнослужащих польской армии. Все пленники, 265 вопреки международному праву, были переданы из-под опеки армии органам НКВД. Будучи не в состоянии обеспечить такое количество людей продовольствием, жильем, даже питьевой водой, сталинское руководство решило в начале октября распустить по домам рядовых и унтер-офицеров – жителей присоединенных к СССР земель, а в середине октября передать Германии эти же категории военнопленных – уроженцев центральных польских воеводств. Однако около 25 тыс. рядового и младшего командного состава армии были задержаны в Ровенском лагере и лагерях Наркомчермета для строительства шоссе стратегического назначения и работы на шахтах Кривого Рога и Донбасса. По решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 3 октября 1939 г. около 15 тыс. польских офицеров, полицейских, тюремных работников вскоре были размещены в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях. В тот же день, 3 октября, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло еще одно решение, непосредственно касавшееся судьбы польских офицеров. В соответствии с ним Военным советам Украинского и Белорусского фронтов предоставлялось право "утверждать приговоры трибуналов к высшей мере наказания по контрреволюционным преступлениям гражданских лиц Западной Украины и Западной Белоруссии и военнослужащих быв [шей] польской армии"76. Документы оперативной разработки военнопленных, начатой буквально с первых дней их пребывания в лагерях НКВД, показывают, что они не смирились с разделом Польши и были готовы бороться за возрождение страны. Весь ноябрь 1939 г. в Старобельском, Козельском и Осташковском лагерях работали следственные бригады из работников центрального аппарата НКВД во главе соответственно с Е.М. Ефимовым, В.М. Зарубиным и Антоновым. 3 декабря Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило предложение НКВД СССР об аресте всех взятых на учет кадровых офицеров бывшей польской армии77. На следующий день в Осташковский лагерь была направлена новая следственная бригада во главе с С.Е. Белолипецким, ответственным сотрудником следственной части Главного управления госбезопасности НКВД СССР (ГУГБ НКВД СССР). Бригаде поручалось оформить к концу января следственные дела и обвинительные заключения на весь осташковский 266 контингент для представления их на Особое совещание – орган внесудебной расправы78. В это же самое время Политбюро и Совнарком СССР готовили первую крупную депортацию осадников79 и их семей в районы Крайнего Севера и Сибири. 5 декабря СНК 'СССР принял постановление № 2001-558сс, утвержденное в тот же день Политбюро ЦК ВКП(б), о создании спецпоселений для 21 тыс. семей осадников80. В поселках на 100 – 500 семей все взрослые должны были принудительно работать на лесоповале и не имели права покидать места вселения более чем на 24 часа. Переселение планировалось осуществить в самый разгар зимы – в начале февраля 1940 г. 21 декабря Политбюро утвердило предложения ЦК КП(б) Украины и ЦК КП(б) Белоруссии об использовании имущества выселяемых осадников. Было решено: "1) всю землю осадников, за вычетом той части земли, которая уже распределена между крестьянами, передать в земельные фонды областных комитетов для наделения ими совхозов и колхозов; 2) лошадей, продуктивный скот и сельскохозяйственный инвентарь передать вновь организуемым колхозам и совхозам. В каждой области организовать 2 – 3 совхоза, которым передать весь скот и сельскохозяйственный инвентарь осадников и по мере организации колхозов выделять им скот и сельскохозяйственный инвентарь, оставляя в колхозах в первую очередь племенной и высокопродуктивный скот". Дома осадников предполагалось использовать прежде всего для организации школ, больниц, медицинских пунктов, родильных домов, детских яслей, сельских советов, кооперации, правлений колхозов, МТС, в качестве квартир для учителей и врачей. В число выселяемых дополнительно включалась категория сторожевой охраны лесов81. 29 декабря Совнарком СССР и Политбюро утвердили документы, подготовленные ведомством Л.П. Берии, – "Положение о спецпоселках и трудовом устройстве осадников, выселяемых из западных областей УССР и БССР" и "Инструкцию Народного комиссариата внутренних дел Союза ССР о порядке переселения польских осадников из западных областей УССР и БССР". СНК издал специальное постановление по этому вопросу в развитие своего 267 постановления от 5 декабря, а Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило и его. В нем предписывалось: Наркомлесу обеспечить подготовку к приему, расселению и трудоиспользованию осадников; Наркомату путей сообщения – их перевозку отдельными эшелонами; Наркомздраву – выделить медицинский персонал для каждого эшелона и обслуживания спецпоселков. Кировский, Пермский, Вологодский, Архангельский, Ивановский, Ярославский, Новосибирский, Свердловский, Омский облисполкомы, Красноярский и Алтайский крайисполкомы, СНК Коми АССР должны были оказывать практическую помощь НКВД СССР. Утверждались штаты и ставки поселковых и районных комендатур, создававшихся в спецпоселках для надзора за депортированными. НКВД выделялись дополнительные ассигнования в 17,5 млн руб. на расходы по переселению осадников, Наркомлесу СССР – 14 млн руб. на обустройство спецпоселков82. В соответствии с Инструкцией депортация осадников из БССР и УССР должна была производиться одновременно в день, определенный НКВД СССР. Все недвижимое имущество, скот, инвентарь конфисковывались и принимались по акту. С собой разрешалось брать лишь одежду, белье, обувь, постельные принадлежности, часть посуды (ножи, вилки, ложки, чайники, ведра), продовольствие, на месяц, хозяйственный бытовой инструмент (топор, пила, лопата, мотыга, коса, грабли, вилы и т.п.), деньги и ценности – всего не более 500 кг на семью. На сборы отводилось не более двух часов83. Руководили депортациями оперативные тройки – центральные, областные, уездные, а также специально созданные для этого штабы. Они разрабатывали план операции, определяли состав семей выселяемых, формировали оперативные группы, готовили транспорт. Опергруппы собирались накануне операции вечером и не могли отлучаться из штаба ни на минуту. Старший опергруппы изучал состав семей, которые ему надлежало выселять, пути подъезда к их домам, маршруты движения к железнодорожным станциям, где проходила погрузка в вагоны. Операция должна была начинаться на рассвете, чтобы избежать "ненужной шумихи и паники". Станции оцеплялись 268 конвойными войсками, которые сопровождали эшелоны из 55 вагонов по 25 – 30 человек в каждом. Первая депортация намечалась на начало февраля, и именно к этому времени Особому совещанию должны были передать следственные дела на весь контингент Осташковского лагеря, закончить следствие по делам офицеров из Козельского и Старобельского лагерей. В связи с этим 31 декабря 1939 г. Л.П. Берия издал серию приказов, предписав начальнику Управления по делам военнопленных П.К. Сопруненко вместе с бригадой следователей выехать в Осташков, его заместителю И.М. Полухину и начальнику 1-го отдела Главного экономического управления (ГЭУ) Я.А. Йоршу – в Козельский, комиссару УПВ С.В. Нехорошеву и ответственному работнику ГЭУ Родионову – в Старобельский84. Им надлежало проверить степень обеспеченности лагерей агентурой и осведомителями, активизировать их работу, завершить следствие к концу января. "Агентурным обслуживанием" планировалось охватить не только военнопленных, но и аппарат лагерей и даже окрестные поселки. Примечательно, что об Особом совещании речь шла только в приказе Берии по Осташковскому лагерю. Бригадам же, направлявшимся в Козельский и Старобельский лагеря, предписывалось ознакомиться с состоянием агентурно-осведомительской работы, проводимой Особыми отделениями лагерей, обратить внимание на качество агентурной работы и наличие сведений о настроениях всех категорий военнопленных, выявлять членов политических партий, работников Генштаба и особенно его второго (контрразведывательного) управления и т.д. К концу января значительная часть из заведенных в Осташковском лагере свыше 6 тыс. следственных дел была передана Особому совещанию. 1 февраля Сопруненко и Белолипецкий передали шифром Берии: "Следствие Осташковском лагере закончено, оформлено 6 тысяч 50 дел. Приступил к отправке дел Особ[ое] совещание. Отправку закончим 8 февраля"85. Отчет о проделанной работе составил и Нехорошев. 10 февраля была проведена первая массовая депортация польского мирного населения, в ходе которой были переселены 139 590 человек, в подавляющем своем большинстве семьи осадников и лесников. Их разместили в 269 21 крае и области в 115 поселках, при этом наибольшее количество семей пришлось на Архангельскую область (8 084) и Красноярский край (3 279). В 25 – 30-градусный мороз людей везли в вагонах для скота, при недостаточном питании, в результате чего несколько тысяч человек умерло в пути. В итоговом обзоре Главного управления конвойных войск описывается, как проходила отправка 100 эшелонов февральской депортации: "Вся работа частей по выполнению задания протекала в крайне сложной, а потому трудной обстановке (суровая зима, конвоируемый контингент принимался мелкими группами в разных районах, требование произвести погрузку и отправление всех эшелонов в один день, перегрузка из вагонов с узкой колеей на широкую, отсутствие команд обслуживания и питание конвоируемых из железнодорожных буфетов силами конвоя, перебои в снабжении продуктами и т.д.)"86. Нередко по прибытии на место людям не предоставлялось жилье, не было налажено продовольственное снабжение, что также приводило к высокой смертности. Условия работы в спецпоселках мало чем отличались от гулаговских. Детей в случае смерти матерей отправляли в приюты, где не были созданы хотя бы мало-мальски сносные условия. В конце февраля были предприняты меры для глобального решения участи большей части военнопленных. К этому времени Особое совещание уже вынесло решения по делам более чем 600 военнопленных и в 1-м спецотделе НКВД СССР готовились к отправке почти всего осташковского контингента в лагеря ГУЛАГа на Камчатке. В Москве было проведено совещание работников УПВ, Главного управления конвойных войск (ГУКВ НКВД СССР), Осташковского лагеря для выработки мероприятий по отправке военнопленных. Вот как описывает это двухдневное совещание, проводимое 1-м спецотделом, начальник Особого отделения Осташковского лагеря младший лейтенант госбезопасности Г.В. Корытов в донесении начальнику Особого отдела УНКВД Калининской области полковнику В.П. Павлову: "Основные вопросы стояли так: 1. Подготовка в лагере осужденных к отправке. 2. Где объявлять решения Особого совещания. 3. Где производить 270 сдачу конвою осужденных – в лагере или на вокзале. 4. Оперативное обслуживание в пути. 5. Хозобслуживание... Исходя из настроений военнопленных, их численности, а главным образом имея в виду, что весь этот контингент представляет из себя активную к[онтр]-р[еволюционную] силу, я свои соображения высказал: 1. Подготовку к отправке производить в том же духе, как производили ранее при отправке в Германию и районы нашей территории, т.е. соблюдая принцип землячества, что будет служить поводом думать осужденным, что их подготовляют к отправке домой. 2. Решение Особого совещания здесь у нас во избежание различного рода эксцессов и волынок ни в коем случае не объявлять, а объявлять таковые в том лагере, где они будут содержаться. Если же в пути следования от в[оенно]пл[енных] последуют вопросы, куда их везут, то конвой им может объяснить одно: "На работы в другой лагерь". 3. Сдачу осужденных конвою производить, как и ранее у нас в лагере. 4. В части оперативного обслуживания в пути, то я просил Совещание эту обязанность с О[собого] отделения] сложить, исходя из малочисленности штата... В таком духе был написан проект организации отправки и передан на утверждение Зам. Наркома тов. МЕРКУЛОВУ... Как скоро мы будем разгружаться? Из представленных нами 6 005 дел пока рассмотрены 600, сроки 3 – 5 – 8 лет (Камчатка), дальнейшее рассмотрение Наркомом пока приостановлено. Но разговоры таковы, что в марте мы должны основательно разгрузиться и подготовляться к приемке финнов. Есть распоряжение Наркома о заключении нескольких категорий военнопленных в местные тюрьмы. На этот счет у начальника Управления по КО (т.е. УНКВД Калининской области. – Н.Л.) есть директива от 29.11.40 г. за № 25/1869, с которой прошу ознакомиться"87. В последней фразе речь шла о документе, развивавшем положения директивы НКВД СССР от 22 февраля о частичной разгрузке лагерей для военнопленных, в соответствии с которой в тюрьмы УНКВД переводились военнопленные – офицеры Корпуса охраны пограничья (КОП), судейско-прокурорские и тюремные работники, разведчики, провокаторы, осадники, помещики, торговцы, крупные собственники88. 271 Примечательна и ссылка Корытова на необходимость разгрузки лагерей в связи с подготовкой к приему военнопленных финнов. Впервые о подготовке лагерей к приему военнопленных финнов говорилось уже в приказе наркома от 1 декабря, а 4 декабря в Осташковский лагерь, как уже отмечалось, выехала бригада Белолипецкого с заданием к концу января подготовить дела на весь контингент для передачи их Особому совещанию. В соответствии со справкой УПВ от 21 февраля резервные лагеря для военнопленных были готовы принять около 25 тыс. финнов89. По всей видимости, планировалось разгрузить и три самых больших и обустроенных лагеря и также приспособить их для содержания финнов. Однако заключение мирного договора с Финляндией 13 марта 1940 г. привело к тому, что пленные финны так и не поступили. И, тем не менее, Сталин не только не отказался от глобального решения в отношении участи польских офицеров и полицейских – узников лагерей для военнопленных, но и пошел в решении данного вопроса значительно дальше, чем предлагал Берия. В то же время с Украины от Н.С. Хрущева поступили предложения об укреплении охраны границы в западных областях УССР и БССР, поддержанные Берией и рассматривавшиеся 2 марта 1940 г. на заседании Политбюро ЦК ВКП(б). Предлагалось наряду с очисткой от местного населения 800-метровой полосы вдоль границы депортировать в районы Казахстана на 10 лет семьи репрессированных и находящихся в лагерях для военнопленных поляков, всего 22 – 25 тыс. семей. "Наиболее злостных" из подлежавших выселению надлежало арестовывать и передавать их дела Особому совещанию. Дома и квартиры выселяемых должны были служить для расселения военнослужащих РККА, партийно-советских работников, командированных для работы в западные области Украины и Белоруссии. Политбюро поддержало эти предложения и приняло специальное решение по данному вопросу. Аналогичное постановление принял и Совнарком СССР90. По всей видимости, эти предложения послужили толчком и к принятию всеобъемлющего кардинального решения в отношении судьбы польских офицеров и полицейских – узников лагерей для военнопленных НКВД СССР. 272 2 – 3 марта по требованию Берии были составлены сводные данные о наличии в системе УПВ польских офицеров, полицейских, священников, тюремных работников, пограничников, разведчиков и т.д. А к 5 марта уже было подготовлено и письмо наркома внутренних дел СССР Сталину, предусматривавшее расстрел этих лиц без всякой судебной процедуры, включая даже такую ее карикатурную форму, как Особое совещание. Кроме 14,7 тыс. военнопленных, предлагалось расстрелять и 11 тыс. узников тюрем западных областей УССР и БССР. Чтобы обосновать избранный сталинским руководством метод расправы (расстрел) над польской государственной, военной и интеллектуальной элитой, Берия включил в свое письмо и пространную характеристику контингента лагерей и тюрем, подчеркнув: "Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю". Говорилось, что военнопленные офицеры и полицейские, находясь в лагерях, "пытаются продолжать контрреволюционную работу, ведут антисоветскую агитацию. Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти. Органами НКВД в западных областях Украины и Белоруссии вскрыт ряд к-р повстанческих организаций. Во всех этих к-р организациях активную руководящую роль играли бывшие офицеры бывшей польской армии, бывшие полицейские и жандармы"91. Нарком отмечал также, что среди перебежчиков и нарушителей границ, составлявших значительную часть заключенных тюрем, также много участников этих организаций. Сообщив, какое количество чинов армии и полиции, чиновников и тому подобных лиц находится в лагерях для военнопленных, какие категории и сколько каждой из них содержится в тюрьмах, нарком предлагал рассмотреть их дела "в особом порядке с применением к ним высшей меры наказания – расстрела". Первым на этой бумаге поставил "за" и расписался Сталин, затем Ворошилов, Молотов и Микоян. На полях рукой секретаря: "Калинин – за, Каганович – за"92. В этот же день Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение: "1) Дела о находящихся в лагерях для военнопленных 14 700 человек бывших польских офицеров, чиновников, 273 помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков, 2) а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек членов различных к[онтр]-р[еволюционных] шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков – рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания – расстрела. II. Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения – в следующем порядке: · а) на лиц, находящихся в лагерях военнопленных, – по справкам, представленным Управлением по делам военнопленных НКВД СССР; · б) на лиц арестованных – по справкам из дел, представляемым НКВД УССР и НКВД БССР. III. Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку в составе т. т. Меркулова, Кабулова (так в тексте. Правильно: Кобулова. – Н.Л.) и Баштакова (начальник 1-го Спецотдела НКВД СССР). СЕКРЕТАРЬ ЦК"93. В этот же день Политбюро рассматривало и вопрос о создании нового саркофага для тела В.И. Ленина... Подготовка к проведению расстрела узников трех спецлагерей для военнопленных и тюрем западных областей УССР и БССР началась буквально на следующий день после заседания Политбюро. С 7 по 15 марта был проведен ряд совещаний в Москве – с сотрудниками центрального аппарата НКВД, с начальниками Управлений НКВД трех областей – Смоленской, Калининской и Харьковской, с их заместителями и комендантами, с начальниками Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей, с руководством НКВД УССР и БССР и др. Во исполнение решения Политбюро ЦК ВКП(б) была развернута работа по составлению справок-заключений на военнопленных и узников тюрем. Ее форма поступила в УПВ от Кобулова 16 марта 1940 г. Она выглядела следующим образом: 274 "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО СПРАВКА по личному делу №___________ на военнопленного (фамилия, имя, отчество) Фамилия, имя, отчество Установочныеданные Последняя должность и чин в бывш. польской армии или в полицейских, разведывательных и карательных органах Заключение Указать год, место рождения, имущественное положение, где содержится, когда взят в плен " "_________1940 г. Начальник Управления по делам овоеннопленных, капитан госбезопасностиСопруненко"94. Последняя графа, по-видимому, оставлялась для внесения в нее рекомендации по делу конкретного военнопленного. В изредка встречающихся в делах УПВ "справках" данной формы она всегда оставалась незаполненной. Этим справкам придавалось особое значение, печатание для них бланков в типографиях категорически запрещалось ввиду "сугубой секретности проводимой работы". Спецлагеря незамедлительно стали готовить справки-заключения. Первые были посланы в Москву 19–21 марта, большая их часть была готова к 25 марта. Впоследствии их заполняли на вновь прибывших, тех, кого переводили в Козельск, Старобельск, Осташков из лагерей Наркомчермета, Ровенского, а также из больниц. 22 марта Берия подписал приказ "О разгрузке тюрем НКВД УССР и БССР". Значительную часть заключенных этих тюрем составляли офицеры и полицейские. Переводу в Киевскую, Харьковскую и Херсонскую тюрьмы (для последующего расстрела там) подлежали 900 заключенных из Львовской тюрьмы, 500 – из Ровенской, 500 – из Волынской, 500 – из Тарнопольской, 200 – из Дрогобычской, 400 – из Станиславовской; в Минск – 3 000 арестованных (из Пинска – 500, из Брест-Литовска – 1 500, из Вилеек – 500, из Барановичей – 450). Всю работу по перевозке заключенных надлежало осуществить в десятидневный срок, т.е. к началу массового расстрела узников лагерей и тюрем95. 275 Начиная с 7 марта проводится и интенсивная подготовка к депортации семей военнопленных – офицеров и полицейских и заключенных тюрем, т.е. семей тех, кого намеревались расстрелять. В этот день Берия направил наркомам внутренних дел УССР И.А. Серову и БССР Л.Ф. Цанаве приказ о подготовке к выселению семей офицеров, полицейских, чиновников, помещиков, промышленников96. Предлагалось произвести эту депортацию к 15 апреля; район выселения – Казахстан; срок ссылки – 10 лет. Для подготовки и проведения операции при УНКВД западных областей Украины и Белоруссии создавались оперативные тройки в составе начальника соответствующего УНКВД, представителей НКВД СССР и НКВД УССР и БССР. Кроме того, создавались городские и районные тройки, которые и разрабатывали планы операции в пределах своего участка. В операции должны были участвовать сотрудники всех органов НКВД, командиры, политработники и красноармейцы внутренних и пограничных войск НКВД, оперативные работники милиции. Из них формировали оперативные группы по три человека. Каждой группе надлежало выселить две-три семьи. Как и в случае с осадниками, операцию предписывалось провести в один день. НКВД УССР и БССР было приказано немедленно приступить и к 30 марта закончить составление списков членов семей военнопленных и арестованных. 7 марта нарком приказал начальнику УПВ Сопруненко и, по всей видимости, начальнику Тюремного управления А.Г. Звереву "организовать составление точных списков содержащихся в лагерях военнопленных – бывших польских офицеров, полицейских, жандармов, тюремщиков, гласных и негласных агентов полиции, бывших помещиков, фабрикантов и крупных чиновников бывшего польского государственного аппарата", заключенных тюрем с указанием состава семьи и их точного адреса. Списки необходимо было составить по городам и районам западных областей Украины и Белорусии и направить НКВД этих республик97. Следовало составить и отправить НКВД УССР и БССР и списки тех, чьи семьи проживали на территории Польши, отошедшей к Германии. Если реестры проживавших в СССР людей представляли практический интерес для 276 органов НКВД, то адреса семей, находившихся в подконтрольной Германии сфере, не могли быть использованы в предстоявшей апрельской депортации. Тем не менее, в приказе Берии Серову и Цанаве от 7 марта указывалось: "Если в процессе проверки и учета органами НКВД будет установлено, что члены семей, подлежащие выселению, выехали за пределы западных областей Украины и Белоруссии, необходимо принять меры к выяснению их нового местожительства и все материалы об этом выслать в НКВД СССР"98. Как известно, многие семьи в процессе проводившегося СССР и Германией обмена населением выехали в центральные районы Польши. Не исключено, что списки и адреса семей репрессированных и военнопленных готовились по договоренности с германской стороной. Случайно ли проводились одновременно печально известная нацистская "акция АБ" по уничтожению польской интеллектуальной и государственной элиты и сталинская операция по "разгрузке" трех спецлагерей военнопленных и тюрем западных областей Украины и Белоруссии или существовала определенная координация действий двух тоталитарных режимов? Для выполнения приказа наркома в лагеря для военнопленных выехали заместитель начальника УПВ И.М. Полухин, заместитель начальника Особого отдела УПВ НА. Романов и начальник учетно-регистрационного отдела УПВ И.В. Маклярский. Последний вскоре телеграфировал Сопруненко: "В абсолютном большинстве учетных дел персональные сведения членов семей военнопленных отсутствуют. Для составления списков приступил опросам военнопленных. Для этой работы мобилизовано 20 человек расчетом окончания ее в течение семи –восьми дней". 16 марта он же докладывал: "работа с печатанием списков подходит к концу. Еще 2 – 3 дня, и нарочными они будут отправлены в Минск и Киев. Очень большие трудности с точным установлением местожительства семей. Оказывается, что значительная часть семей, которые этого хотели, через смешанные комиссии выехали с нашей территории на германскую территорию... На холостых я списки не составлял. Прошу сообщить, следует ли после окончания списков семейных, составлять на холостых. Я лично считаю, что это делать нецелесообразно, ибо они никому не 277 нужны будут"99. Однако Маклярский ошибался – для этих лиц предлагалось сообщать местожительство их родителей, братьев и сестер, проживавших вместе с ними. Из Старобельска к 15 марта направили в Москву списки на 3 041 военнопленного, в том числе 27 тетрадей (1 662 человека) по воеводствам центральной Польши. В дальнейшем отсутствие сведений о местожительстве семьи в следственном деле и справке-заключении служило основанием для их возвращения из УПВ в лагеря на доработку. Приказ приступить к "операции по разгрузке" Старобельского, Осташковского и Козельского лагерей поступил в последних числах марта. В это время в Старобельске содержалось 8 генералов, 55 полковников, 126 подполковников, 316 майоров, 843 капитана, 2 527 других офицеров, 9 ксендзов, 2 помещика, 5 крупных государственных чиновников, 1 учащийся, 1 лакей бывшего президента Польши И. Мосьцицкого; в Козельске – 4 599 военнопленных, включая 1 адмирала, 4 генералов, 26 полковников, 72 подполковников, 232 майоров, 647 капитанов, 12 капитанов Морфлота, 3 капитанов II ранга, 2 капитанов I ранга, 3 480 других офицеров, 8 ксендзов, 9 помещиков, 61 государственного чиновника, 5 солдат, 37 других лиц; в Осташковском лагере – 6 364 человека, из них офицеров армии – 48, офицеров полиции и жандармерии – 240, полицейских и жандармов младшего командного состава – 775, рядовых полиции – 4 924, тюремных работников – 189, разведчиков – 9, ксендзов – 5, солдат и младших командиров армии – 72, прочих – 54100. Таким образом, в трех спецлагерях находилось 14 857 человек, в процессе "операции" туда дополнительно свозили военнопленных, как из "трудовых" лагерей, так и из тюрем и больниц. Первые списки на отправку военнопленных из лагеря в распоряжение УНКВД, т.е. к месту расстрела, начали поступать в Козельск, Старобельск и Осташков 3 – 5 апреля, в тюрьмы – около 20 апреля101. Чаще всего каждый список содержал фамилии около ста человек. Оформлялись они в 1-м спецотделе НКВД СССР. Списки, подписывавшиеся начальником УПВ (с 14 апреля – его заместителем И.И. Хохловым в связи с командированием Сопруненко на границу с Финляндией для обмена там военнопленными), 278 содержали предписание начальникам трех спецлагерей немедленно направить указанных в списке лиц в Калинин, Смоленск и Харьков для передачи их в распоряжение УНКВД Калининской, Смоленской и Харьковской областей. Аналогичные списки за подписью Меркулова вручались и начальникам УНКВД указанных трех областей и содержали приказ о расстреле поименованных в них лиц. Как правило, из Москвы сразу поступало от 3-х до 5 списков, в результате единовременно конвоировалось 300 – 450 человек, которые вскоре после доставки в тюрьму там же и расстреливались. В наряды на передачу людей УНКВД были включены 97% всех офицеров, полицейских и других военнопленных, содержавшихся в трех спецлагерях. Среди них были кадровые военные, резервисты, престарелые отставники; члены политических партий и абсолютно аполитичные люди; поляки, евреи, белорусы и украинцы. Врачей, исполнявших в армии свой гуманитарный долг, обрекали на расстрел наравне с жандармами, контрразведчиками и тюремными работниками. Практически речь шла не о том, кого осудить, а кому следует сохранить жизнь, включив в списки на отправку в Юхновский лагерь. В силу каких причин 395 узникам сохранили жизнь, не могли понять ни исследователи, ни оставшиеся в живых узники. "Почему некоторые пленные избежали расстрела – этого мы никогда не узнаем", – писал Ежи Лоек (Л. Ежевский) в своей книге "Катынь. 1940"102. Мотивы, по которым 3% узников была сохранена жизнь, столь же загадочны, как и те, по которым остальные 97% были ликвидированы, замечает в своих воспоминаниях профессор С. Свяневич, бывший заключенный Козельского лагеря, снятый с этапа по приказу Берии103. Однако материалы Центра хранения историко-документальных коллекций (ЦХИДК) позволили ответить и на этот вопрос. В справке, составленной начальником УПВ, в частности, указывалось: "Всего отправлено в Юхновский лагерь 395 человек. Из них: а) По заданию 5-го Отдела ГУГБ – 47 чел.; б) По заданию германского посольства – 47 чел.; в) По запросу литовской миссии – 19 чел.; г) Немцев – 24 чел.; д) По распоряжению зам. народного комиссара внутренних дел Союза ССР тов. Меркулова – 91 чел.; е) Прочих – 167 чел."104. Другой документ – это список 279 военнопленных, препровожденных в Юхнов, с указанием, по какому из названных мотивов был вывезен в лагерь тот или иной человек. Разведка, т.е. 5-й отдел ГУГБ, составила список лиц, которые ее интересовали как источники информации или которые выразили готовность сражаться вместе с Красной Армией в случае нападения Германии на СССР. В связи с запросами германского посольства оставили в живых даже тех людей, которые никогда не были связаны с Германией, но о которых ходатайствовали влиятельные европейские, прежде всего итальянские, лица. Так, еще 30 января 1940 г. к советнику германского посольства в Риме барону И. фон Плиссену обратился граф де Кастель с просьбой посодействовать освобождению из плена графа Ю. Чапского, известного художника, одного из основателей польского импрессионизма. Об этом же просила князя Бисмарка и графиня Палецкая. В дополнительном запросе, поступившем в НКВД из НКИД СССР, наряду с фамилией Чапского фигурировали фамилии В. Комарницкого, будущего министра в правительстве В. Сикорского, адъютанта В. Андерса О. Слизиеня и другие. В группе, отобранной по указанию Меркулова, были и те, у кого надеялись выведать интересующие НКВД сведения, и те, кто не являлись офицерами или служащими карательных органов, – рядовые, унтер-офицеры армии, подхорунжие, юнаки, беженцы. В Юхновский лагерь попали и люди, заявившие о своих коммунистических убеждениях. В разряд "прочих" входили и несколько десятков осведомителей, поставлявших Особым отделениям лагерей компромат на своих солагерников. Еще 4 апреля Зарубину (Козельский лагерь), Миронову (Старобельский) и Холичеву (Осташковский) было передано поручение Меркулова составить справки и характеристики на всех доверенных лиц и вместе с их делами и агентурными материалами на них выслать в Москву. 7 апреля им же и начальникам трех спецлагерей было направлено новое предписание: "На основании распоряжения замнаркома тов. Меркулова вторично предупреждаю, если в списках военнопленных, подлежащих отправке в лагеря, будут Ваши люди, последних, как ошибочно включенных в списки, никуда не отправлять до особого распоряжения"105. Через 280 пять дней Сопруненко вновь напоминает начальникам лагерей о необходимости предоставлять Зарубину, Миронову и Холичеву списки на отправку и оставлять в лагере тех, на кого они укажут. Дела военнопленных, вероятно, проходили следующим образом: из лагерей в УПВ поступали личные досье и справки-заключения с незаполненной последней графой, а также списки следственных дел в порядке их номеров. Здесь их проверяли и в случае каких-то недочетов отправляли на доработку. Если все бумаги отвечали предъявлявшимся требованиям, их передавали в 1-й спецотдел, предварительно вписав рекомендацию по делу в справку-заключение. В 1-м спецотделе над ними работали под руководством замначальника этого отдела капитана госбезопасности А.Я. Герцовского. Учитывались и материалы дел, оформленных ранее бригадами следователей из центрального аппарата НКВД СССР. При этом часть досье ставилась на особый контроль, решение по ним принимал лично Меркулов. Остальные передавались в Комиссию (т.е. тройке Меркулов, Кобулов и Баштаков), которая приговаривала военнопленных и узников тюрем к высшей мере наказания. Решения Комиссии оформлялись особыми протоколами, в которых, по-видимому, фигурировали не фамилии осужденных, а номера списков. Первые семь списков, которые были подписаны 1 и 2 апреля, включали фамилии 692 офицеров из Козельского лагеря. 9 апреля были подписаны 13 списков на 1 297 человек. Мог ли орган внесудебной расправы рассмотреть по существу 1 100–1 300 дел? Ответ очевиден – это физически невозможно. Понятно, что в задачу тройки входило лишь проштамповать списки, оформив это специальными протоколами. Именно о них докладывал Н.С. Хрущеву председатель КГБ А.Н. Шелепин 3 марта 1959 г., предлагая уничтожить все личные и следственные дела военнопленных, но сохранить протоколы тройки. Хрущев, как следует из показаний ряда работников бывшего КГБ, отдал по телефону приказ сжечь все, включая и протоколы. Поскольку Хрущев как первый секретарь КП(б)У был причастен и к проведению "операции по разгрузке" тюрем западных областей Украины, расстрелы узников которых оформлялись протоколами этой тройки, и к депортации 281 семей офицеров и полицейских, его стремление уничтожить всю документацию представляется естественным. Другое дело, насколько достоверны показания бывших работников органов госбезопсаности. Об этом мы сможем судить только после открытия архивов этих органов. Без документального подтверждения они вызывают серьезные сомнения у польской общественности. Дела тех, кого было решено оставить в живых, в Комиссию не передавались и осужденными они не значились. В УНКВД, т.е. на расстрел, были отправлены по предварительным данным 14 587 военнопленных из трех спецлагерей, по справкам 1941 – 1943 гг. – 15 131 человек. Шелепин же 3 марта 1959 г. сообщил Хрущеву о 21 857 расстрелянных военнопленных и узников тюрем, из которых 7 305 были заключенными106. Тех, кого отправляли в УНКВД, даже не подозревали о том, что их ждет. Комиссар УПВ С.В. Нехорошее сообщал трем заместителям наркома – В.В. Чернышеву, И.И. Масленникову и В.Н. Меркулову, что "в связи с отправкой настроение военнопленных приподнятое"107. Большая часть военнопленных жителей оккупированных Германией польских территорий высказывали нежелание возвраг щаться на родину, но стремились попасть в нейтральные страны. Оттуда они рассчитывали пробраться во Францию и продолжить борьбу против нацистов. При задержках с этапированием в Смоленск, Харьков и Калинин польские офицеры и полицейские проявляли серьезное беспокойство, опасаясь, что их не отправят на родину, обращались к лагерному начальству с просьбой ускорить отправку. Старшие офицеры советовали своим коллегам, отправлявшимся с первыми партиями, делать в вагонах надписи с указанием конечной станции, чтобы последующие знали, куда их везут. 7 апреля при возврате вагонов была обнаружена фраза на польском языке: "Вторая партия – Смоленск, 6/IV – 1940"108. Естественно, последовал приказ тщательно осматривать вагоны и все надписи смывать. О том, как проходило этапирование военнопленных и что они при этом чувствовали, мы знаем из дневников, обнаруженных в катынских могилах в 1943 г. Тридцатидвухлетний поручик Вацлав Крук вел свой дневник всего два последних дня своей жизни. Приведем запись от 8 апреля: 282 "До сих пор я ничего не писал, считая, что ничего особенного не происходит. В последнее время, то есть под конец марта и в начале апреля, появились настроения "на выезд". Мы считали это обычной сплетней. Тем временем сплетня начала реализовываться. В первых днях апреля начали... (несколько слов смыто. – Н.Л.) отправлять этапы, сначала небольшие. Со Скита рабо... по десять и более человек. Наконец 7-го, в субботу, ликвидировали... и перевели в главный лагерь... Нас временно поместили в майорский блок. Вчера отправили высших офицеров – 3 генерала, 20 – 25 полковников и столько же майоров. Способ отправки вселял в нас лучшие надежды. Сегодня очередь дошла до меня. Утром я помылся в бане, постирал носки и платочки... вообще... до... "С вещами". После сдачи казенных вещей обыскали повторно в 19-м бараке, а оттуда через ворота вывели к машинам, на которых мы доехали до небольшой станции, но не до Козельска (Козельск отрезан половодьем). На этой станции под строгим конвоем нас погрузили в тюремные вагоны. В тюремном отсеке вагона, который я вижу первый раз в жизни, нас 30 человек. Я еще не знаком с этими товарищами по плену. Теперь ждем отправки со станции. Если ранее я был настроен оптимистически, то теперь от этого путешествия не жду ничего хорошего... Едем в направлении Смоленска. Погода... солнечная, на полях еще много снега"109.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Катынская расправа» з дисципліни «Інша війна: 1939 – 1945»
