Спор о том, нужна ли социологии философия или нет, бессмыслен, поскольку, как уже говорилось, очень многие категории и проблемы пришли в социологию из философии. Вебер и Дюркгейм, хотя и не заканчивали философский факультет, решали теоретико-методологические вопросы на высоком философском уровне. Один из них — вопрос о природе социальной реальности, соотношение номинализма и реализма в социологии. Долгое время, во всяком случае все годы советской власти (а это более 70 лет), всех философов, начиная с далекой античности и кончая современностью, принято было делить на два разряда — материалистов и идеалистов. Первые считали первичным материальное, вторые — идеальное. Для одних бытие являлось первичным и самым главным, а другие таким же важным и первичным называли сознание. В социологии такого деления не существует, хотя в отечественных учебниках еще можно встретить утверждение о том, что Конт и Дюркгейм, принадлежавшие к позитивизму, и Вебер, которого относят к неокантианству, являются идеалистами, так как оба философских течения относятся к идеализму. Но это не совсем корректно. Точнее, совсем некорректно. В социологии, в отличие от философии, нет такого понятия, как основной вопрос социологии. Да и в мировой философии о нем всерьез никто, кроме марксистов, не думает. В социологии он тем более неуместен, а переносить его сюда можно только разве что в качестве метафоры или в результате очень большой натяжки. Зато достаточно серьезным в социологии является вопрос о том, кого считать реалистом, а кого номиналистом. Реализм и номинализм — два основных направления философии схоластического периода (XI—XIII вв.) — предлагали противоположные решения проблемы определения бытия. С точки зрения реализма существуют только общие идеи, а конкретные вещи — это иллюзии. Познать общее — значит правильно познать окружающую реальность, все множество существующих вещей. С точки зрения номинализма, напротив, реально существуют только отдельные вещи с их индивидуальными качествами. Номинализм защищает частное, отдельные предметы, утверждая, что общее знание есть отвлечение, нисколько не охватывающее природу предметов. Один из самых великих философских споров, стихнув на несколько столетий, странным образом возродился в социологии. Ее родоначальник 54 О. Конт не задумывался об этом, полагая, что главное дело социологии — освободиться от всяких схоластических и абстрактных рассуждений об обществе. Надо обратиться к твердым фактам, и тогда социолог неминуемо превратится в настоящего ученого. Понадобилось полстолетия для того, чтобы осознать: факты фактам рознь. Что именно следует считать социальным фактом, а соответственно и предметом социологии? Государство — общее понятие, обозначающее некую витающую в облаках сущность, — это социальный факт? А отдельный человек, которого можно видеть, фотографировать, опрашивать, обладающий мнением, оценками и мотивами, — это социальный факт? Для французского социолога Эмиля Дюркгейма (1858—1917) общество и коллективное сознание представляли собой не только особую, но и высшую
реальность. Напротив, немецкий социолог Макс Вебер (1864— 1920) считал индивида единственной реальностью, а коллективу и обществу категорически отказывал в онтологическом статусе. Вебер полагал, убеждая в том окружающих, что общие понятия типа «государство», «коллектив», «класс» не могут существовать независимо от нашего мышления. Они плод нашего интеллекта, который для своего удобства создает особые инструменты — общие понятия, концепты. Они представляют собой имена или словесные знаки, при помощи которых обозначают нечто сходное во многих конкретных вещах. Пусть вас не вводят в заблуждение названия двух указанных философских течений — они ложные. Реалисты — отнюдь не реалисты, поскольку признают действительное существование не индивидуальных предметов, а общих понятий. Столь же обманчив термин «номинализм» который предполагает, что его приверженцы подобно материалистам признают существование не идей, а вещей. Другое название позиции Вебера — методология индивидуализма, а позиции Дюркгейма — социологический реализм. С тех пор полемика между социологами-реалистами (приверженцами точки зрения Дюркгейма) и социологами-номиналистами (последователями Вебера) стала своеобразным камнем преткновения для тех, кто пытался эмпирическими средствами решить проблему, сформулированную на методологическом уровне. Действительно, кто прав и существует ли коллектив на самом деле? Или, быть может, он всего лишь абстрактное понятие? По словам К. Маркса, номинализм был первым выражением материализма в средние века. И если М. Вебер отрицал реальное существование понятия «коллектив», то его согласно определению надо зачислить в ряды материалистов. Правда, в учебниках утвердилась иная точка зрения: Вебер до мозга костей субъективный идеалист. Не будем спорить о философских ярлыках — в конечном итоге они весьма относительны. Куда важнее содержание взглядов великого немецкого социолога, его возражения против коллективных сущностей. Согласно Веберу, понятие «коллектив» пришло в социологию из других наук. Так, юристам просто необходимо употреблять это слово, когда они говорят о субъекте права. И сегодня о предприятии говорят как о юридичес- 55 ком лице, а экономисты требуют от кого-то финансовые документы, заверенные печатью данного учреждения. Предприятие и учреждение — это и есть совокупные субъекты, коллективы людей. Доверенность, заявка, письмо на бланке учреждения выглядят вполне авторитетно: ведь за ними стоит коллективный субъект. Вряд ли Вебер намного ошибался, когда полагал, что юристы и экономисты вполне могут оперировать такими «социальными коллективами», как государство, ассоциация, деловая корпорация, учреждение, промышленное предприятие, как будто бы они являются отдельными индивидами. Но социологу недостаточно допущения «как если бы они были реальными индивидами», а юристы, экономисты и даже политологи могут согласиться с подобной условностью. Однако социолог изучает мотивы, цели и поведение отдельных индивидов. Правда, он группирует их, вычисляет среднее значение, «процентует» людей и получает типичных индивидов. Но среднетипичный индивид — это далеко не то же самое, что коллективный субъект. Корпорация или магазин предполагают способ организации действий самых разных людей. У организации или коллектива нет целей, мотивов и поведения, хотя их деятельность рациональна. Мотивы присущи только индивидам. Когда мы говорим о целях какой-то организации или намерениях той или иной группы, то подразумеваем цели и намерения, выраженные сначала кем-то персонально, например директором или лидером, а затем уже воспринятые коллективом. В социологии, утверждает Вебер, вообще не существует таких вещей, как «коллективная личность», которая как-то «действует». Когда социологу приходится изучать армию, семью, корпорацию, он должен помнить, что подобные «коллективности» обозначают лишь определенный тип (качество, форму, стадию) развития реальных или потенциальных действий индивидов. Поэтому юридические термины коллективности в социологическом смысле неточны. Таков первый способ употребления общих понятий. Второй случай, когда уместно применять понятие, представляет описание нормативного порядка. Коллективные верования, нормативные предписания, традиции и обычаи, коллективные образцы поведения, совместные ритуалы, церемонии и обряды в решающей степени влияют на действия индивидов. Коллективной нормой являются, например, государственные законы. Когда граждане равным образом подчиняются им, стремясь их не нарушать, их взаимодействие как-то упорядочивается. Возникает социальная справедливость как следствие соблюдения коллективных норм. Но и в этом случае никакой особой реальности не возникает. Законы, нормы, обычаи, конечно же, реальны, но в ином смысле, нежели живые люди. Реальность первых — некое идеальное пространство, они живут жизнью реальных индивидов в той мере, в какой последние уверовали в них. Таким образом, и во втором случае коллективные понятия, если мы хотим остаться на почве чистой социологии, придется исключить. Наконец, коллективные понятия проникают в социологию через функциональный подход. Когда общество сравнивают с организмом, то его институты уподобляют отдельным органам и функциям. По отношению к целому каждая его часть выполняет ту или иную функцию. Мы говорим о функ- 56 циях директора, главного инженера или мастера на предприятии, о функции семьи в воспитании человека и не замечаем, что объясняемся еще не на социологическом языке. По Веберу, функциональный анализ лишь предваряет социологию, служит для нее подспорьем, не столько полезной, сколько неизбежной процедурой. При переоценке познавательных возможностей функционального подхода тотчас для социологии возникает опасность материализации незаконных понятий. Абстрактное «общее» или «целое» превращается в конкретное явление. Если несколько усилить веберовскую логику, то «коллектив» в привычном для нас понимании есть не что иное, как превращенная форма целого, непозволительная материализация абстрактных понятий. Совершенно иной подход предлагает Дюркгейм, доказывавший примат общества над индивидом. Изучая эволюцию человеческого общества, французский социолог столкнулся с особым феноменом, который он назвал коллективным сознанием. Под этим понятием он подразумевал совокупность верований и чувств, общих в среднем для членов одного и того же общества. Как видим, Дюркгейм вовсе не чужд среднестатистического подхода, а, значит, выделению индивидов как субъектов социального действия. Коллективное сознание существует в среднем. Оно является общим свойством совокупности людей, его можно выделить, применяя обычные социологические процедуры, например опрос. Иначе и быть не могло, так как Дюркгейм являлся мастером эмпирического анализа социальных процессов, в том числе самоубийств. Вместе с тем он подчеркивает в своей главной работе «О разделении общественного труда», что описанная совокупность чувств и верований существует не просто как среднестатистический факт, но «образует определенную систему, имеющую свою собственную жизнь». Наделение коллективного сознания особой жизнью весьма примечательно. Именно это отличает Дюркгейма от Вебера. Дюркгейм придает коллективности онтологический статус как особой форме бытия. Но раз так, то коллективное сознание как отдельная реальность существует объективно, независимо от нашей воли и сознания. Коллективное сознание есть «нечто совсем иное, чем частные сознания, хотя оно осуществляется только в индивидах. Оно психический тип общества, тип, имеющий свой способ развития, свои свойства, свои условия существования», — поясняет свою мысль Дюркгейм. Коллектив или группа действуют и чувствуют совершенно иначе, чем сделали бы это отдельные, разрозненные индивиды. Можно сформулировать ту же мысль сильнее: коллективное сознание представляет для общества особую и предпочтительную ценность. Граждане предпочитают общество своих соотечественников, а не иноземцев, особенно оказавшись на чужбине. Если бы общее сознание оставалось равнозначным индивидуальному, то, в соответствии с логикой Дюркгейма, ностальгии по родине не возникало бы. В новой стране человек быстро приспособился бы к новым условиям и вскоре почувствовал бы себя частичкой новой общности. Однако в подавляющем большинстве случаев происходит иначе.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «РЕАЛИЗМ И НОМИНАЛИЗМ В СОЦИОЛОГИИ» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
