Психологический анализ генезиса русского национального характера
Большое влияние на формирование русского национального характера оказывают социальная среда, образ взаимоотношений и система труда. В частности, издревле из общины шли импульсы в различные социальные группы и слои, обеспечивая преобладание общинных ценностей в них, “вживание” их в русский национальный характер. Среди ценностей, выработанных общиной, следует отметить такие, как справедливость, власть “мира”, домовитость, владение народной мудростью, богатырская сила и др. Велика была цен-nnn ность и самой общины, которая позволяла русскому lol народу сохраниться в качестве самостоятельного этноса при многочисленных вторжениях извне. Ради общины русский человек готов страдать, терпеть и жертвовать практически всем. Как отмечал И.А. Сикорский, “терпение, стоическая покорность судьбе”, из которой вытекает “потребность мученичества” должны быть “признаны за самые выдающиеся особенности русской души” [132, с. 56-57]. Ю.Ф. Самарин констатировал, что общинный быт славян был основан на “свободном и сознательном ...отречении от своего полновластия”. Добровольно передавая свою судьбу во власть общины, человек как бы обрекал себя на терпимость и покорность. Однако исторические факты свидетельствуют и о многочисленных выраженных “славянской вольницы”: от казачества, кутежей, разгулов, безалаберности, “фантастического прожигания жизни” до бунтов и революции. Исторический опыт свидетельствует о том, что чем дольше терпение, смирение, кротость, безропотность, послушание, подчинение, тем жестче сопротивление, беспощаднее противоборство. Результат всего общинного, административного и судебного устройства выливается в то, что русский человек оказывается не в состоянии понять, что он может не принадлежать чему-нибудь, может быть сам по себе. Необходимость подчиняться давлению общины, смиренно воспринимать и принимать вынесенное “всем миром” решение при достижении “предела прочности” оборачивалось разгулом, непокорностью, возникновением желания отомстить “всем за все и сразу”. В условиях общины всегда были люди, пытавшиеся реализовать себя иными путями, по иным правилам, чем те, что диктовались общиной. Перед ними возникала дилемма: либо восстать против общинных устоев, открыто отстаивать свое право на индивидуальный выбор, либо затаить свое недовольство, внешне смириться. Но латентный характер фрустраций не менее опасен, чем открытое выражение недовольства. Глухое раздражение, накапливаясь, рано или поздно переходит в озлобление, которое прорывается при благоприятной обстановке, приобретает крайние формы активности и протеста. Воля, в значительной степени противостоящая европейскому идеалу свободы как суверенитету отдельной личности является важнейшей ценностной категорией русской культуры, характерной чертой русского национального типа. Смысловая амбивалентность русского слова “воля”, с одной стороны, отражает активное, непреклонноволящее, индивидуалистическое начало, склонное преодолеть, сокрушить все препятствия, все преграды. В русском языке слова “воля” и “свобода” часто выступают как синонимы, хотя в строго фиксированном, научном, да и правовом смыслах таковыми не являются. “В понятии нашего народа свобода есть воля, а воля - озорничество”, - констатировал В.Г. Белинский [17, с. 53]. Комплекс вольности, свободолюбия, свойственный русскому национальному типу наряду со смирением, покорностью, часто переходил в своеволие, анархию, стихию вседозволенности и разрушения, борьбу против любых ограничений воли, в том числе и легитимных, против любых разновидностей неволи (вспомним русские народные сказки, главным содержанием которых часто было вызволение из темницы, неволи). Н.О. Лосский одну из причин утверждения в России абсолютной монархии, граничащей с деспотизмом, видел в том, что “трудно управлять народом с анархическими наклонностями” без такого государства [75, с. 47-48]. С другой стороны, слово “воля” у русского человека неотделимо от чувства совместимости, братства, единения и немыслимо вне какого-то осознанного, совместного и большого дела, в рамках которого человек может ощутить свою социальную значимость, осознать свое предназначение. “Рабство и господство, - писал Н.Ф. Федоров, - есть несомненное зло; но и свобода (взятая сама по себе, без дальнейшего определения и осуществления своего назначения) не есть благо; она - просто ничто. Какой же смысл может быть в истории, если она... есть лишь прогресс в сознании свободы, а не объединение для того всеобщего дела, что обнимает своей задачей и целью всю вселенную и в частях и в целом” [119, с. 548]. “Могучую силу воли” Н.О. Лосский относил к числу “первичных основных свойств” русского народа, объясняя ею страстность многих представителей этого народа. Страсть есть сочетание сильного чувства и напряжения воли, направляемых на объект, который может восприниматься, приниматься или отвергаться. Чем выше ценность объекта (предмета), тем более сильные чувства (любви, обожания, восхищения или, напротив, неприязни, ненависти) и социальную активность вызывает она у людей с сильной волей. Русские люди со страстностью отдаются избранному делу. Максимализм, экстремизм и фанатическая нетерпимость, по мнению Н.О. Лосского, суть порождения этой страстности [75, с. 32-33]. Русское революционное движение изобилует примерами сверхчеловеческого напряжения, несгибаемой силы воли, страстности, крайнего фанатизма многих революционеров разных поколений. Страстность, фанатизм, нетерпимость проявляются не только в политической жизни, но и в межличностном общении. Коллективизм, общность, совместность, братство, “хоровой принцип” (в терминологии славянофилов) лежат в основе русского мировоззрения и жизни. Запад, как это выявил К.С. Леонтьев, заложил основы “чрезмерному самоуважению лица”, “беспредельных прав лица”, что “сделало из всякого простого поденщика и сапожника существо, исковерканное нервным чувством собственного достоинства” [75, с. 82]. В противоположность западному, русское мировоззрение, по оценке С.Л. Франка, “содержит ярко выраженную философию "Мы", а не "Я", которая составляет "основание жизни духа и его сущность". При этом коллективность- "Мы" мыслится не как внешнее единство большинства "Я", только потом приходящее к синтезу, а как первичное, изначальное данное, "неразложимое" единство, из которого только и вырастает "Я" и посредством которого оно становится возможно” [119, с. 90-91]. Братство, соборность (“Мы”) противостоит европейскому принципу формально-юридического равенства отдельных индивидов. Иногда соборность смешивают с коллективизмом, что не корректно. Соборность, как высокий тип братства людей, предполагает сочетание солидарности действий (собор - коллективный разум земли) и духовного единения, в основе которого лежит религия. В этом союзе приоритет принадлежит духовному единению. Вместе с тем, соборность исключала “Я”, предусматривала только “Мы”, что предотвращало несогласие, оппозицию. Соборное мировоззрение по существу предполагало, а точнее, могло легко обернуться тиранией. Опасность этого резко увеличивается при игнорировании права, низком уровне правовой дисциплины и правосознания. Еще более благодатной почвой для авторитаризма и тоталитаризма служит так называемый “родовой, природный коллективизм” в терминологии Н.А. Бердяева. Русский человек, по его образному выражению, “утопает в безответственном коллективизме”, он чувствует себя “погруженным” в него, привык жить “в тепле коллектива”. Порабощение, поглощение личности коллективом, растворение в нем индивидуальности, наряду с безответственностью, в какой-то мере инертностью, пассивностью, также способствовало правовому нигилизму, порождало недооценку, а то и игнорирование закона, что само по себе “есть знак ослабления личного самосознания”, “недостаток личного достоинства” [19, с. 40-41]. Безусловно, русский традиционный коллективизм имеет и привлекательные стороны. Он мобилизацио-нен, подчиняет индивидуальные интересы общему делу, что иногда необходимо. Коллективизм русских нашел свое выражение в том, что русские более социабельны, более склонны и способны к общению, чем люди западной цивилизации. У них сильно развита потребность принимать все близко к сердцу, делиться с друзьями и знакомыми своими мыслями, переживаниями. Русские более склонны к взаимовыручке, взаимоподдержке. Их мышлению не свойственна отяжеленность, замкнутость, закупоренность. По справедливому замечанию С. Франка, русские люди, руководствующиеся принципом соборности, отдаются политике “со страстностью, западной душе едва ли понятной, демонстрируя в то же время политическую несостоятельность, утопическое и хаотически-анархическое настроение”. Политика есть действие больших социальных групп. В политической практике это противоречие проявляется в ожесточенности, принципе “все или ничего”, “своих” и “врагов”. Опасность поляризации этих двух тенденций резко возрастает тогда, когда религиозная основа, на которой только и возможна истинная соборность как высокий тип духовного, а не политического коллективизма, ослабевает или выветривается из сознания. Таким образом, общинные нравственные принципы требовали послушания, уважения, почитания, непререкаемого авторитета старших, что в определенной мере явилось противовесом недовольству, раздражению “взбунтовавшихся” членов общины. Но излишняя зависимость индивида от общества, сужение путей самореализации человека в общине, усеченное право выбора (в пределах, разрешенных общиной) приводили к тому, что в ней и, соответственно, в стране накапливалась социальная энергия, ищущая простора, выхода. Не направленная в созидательное русло, она всегда приобретает форму всеразрушаю-щей стихии. Русская душа, по выражению Н.А. Бердяева, “сгорает в пламенном искании абсолютной, божественной правды”. Правдоискательство, идеалы жития по совести, справедливости, стремление ко всему абсолютному, совершенному характерные черты русского национального типа, российской духовной традиции. П. Флоренский очень ярко выразил эту особенность русских. Он писал: “Я не знаю, есть ли Истина, или нет ее. Но я всем нутром ощущаю, что не могу без нее... если она есть, то она - все для меня: и разум, и добро, и сила, и жизнь, и счастье” [119, с. 67-68]. С.Л. Франк тонко подметил, что у русских кроме слова “истина” есть еще понятие, с трудом переводимое на другие языки- “правда”. Поиск “истины- правды” является главной темой размышлений, дискуссий русских. У человека западноевропейской культуры истинно лишь то, что подвластно его уму и воле, может быть поставлено ему на службу. Для русского человека “истина - правда” - есть само бытие, само сущее, это душа, которая не зависит от ума и воли постигающего истину (вспомним известное христианское изречение - “душа - это то, что болит у человека, когда все тело здорово”). Русскому духу присуще стремление к целостности, всеохватности, ему свойственно сведение всего многообразия реальности к последней, высшей первооснове. Все относительное, “земное”, “бренное” само по себе не имеет у русских ценностей и приобретает таковую лишь благодаря своему отношению к абсолютному, лишь как выражение и форма проявления этого абсолютного. Русскому человеку, констатировал И.А. Ильин, необходимо что-то “искренне и сильно любить, во что-то искренне и сильно верить”, ибо его ум и воля “приводятся в движение любовью (или, соответственно, ненавистью) и верою” [57, с. 20]. Стремление русских ко всему возвышенному, идеальному, совершенному, абсолютному, необходимо им не само по себе, а для того, чтобы служить идеалу, подчинить ему всю свою жизнь, а если это необходимо, то и пожертвовать ею во имя воплощения идеала в реальность. Не случайно русских, в отличие от европейцев, больше и чаще мучает вопрос о смысле жизни. Русский человек остро чувствует, что, если он просто живет, как все - ест, пьет, женится, трудится, отдыхает, растит детей - он не живет, а просто существует. Страдая от подобной, как ему кажется, бессмыслицы жизни, русский человек всем существом своим ощущает, что нужно не просто жить, а жить для чего-то. Последнее, по словам С.Л. Франка, означает для него смысл “жить для соучастия в каком-то великом общем деле, которое совершенствует мир и ведет его к конечному спасению” [119, с. 156]. Устремленность русского национального типа к высшему, абсолютному, способность ради идеала идти на жертвы может быть основой как конструктивной, созидательной, так и деструктивной, разрушительной деятельности. Эти черты национального характера играли и играют мобилизующую роль в экстремальных ситуациях прорыва. Русские обнаруживали удивительную стойкость, выносливость, сплоченность, упорство в достижении поставленной цели, сосредоточении всех сил и средств в периоды наивысшего напряжения, вызванного внешними или внутренними причинами. Но в будничной, не героической жизни русские демонстрируют нередко дряблость, аморфность, пассивность. Исключительная ориентированность на высшее, абсолютное может привести к недооценке, а то и пренебрежению настоящим. Неумение и нелюбовь жить в настоящем, “суетливое беспокойство о вечном”, неистребимая мечта о “запредельном”, ином царстве порождали либо неуемную страсть к переделке, преобразованию настоящего, подготовке, подтягиванию реальности до абсолютного совершенства, либо служили основой бездеятельности, пассивности, апатии, социальной мечтательности. Со стремлением русских к совершенному социальному мироустройству связана еще одна черта русского национального характера, а именно способность абсолютизировать, обожествлять что-либо или кого-либо, сотворять себе кумира, слепо верить в успех любых, самых авантюристических начинаний. Широко развитая способность русских к идолопоклонству, их склонность быстро “образовывать себе догмат и всецело ему отдаваться” питается как спецификой нашего менталитета, так и особенностями родового быта, где все отношения между неродственниками строились в форме родства, по принципу старшинства и меньшинства. Свою лепту в формирование способности русских создать себе идолов, кумиров и неистово им поклоняться и также неистово свергать с пьедестала не оправдавшего надежды политика, внесла и община, где преобладал личностный принцип, узаконивающий притязания индивида на богатство, почести, признание и т. д. В России власть всегда носила очень личный характер, а пребывание у ее кормила связана с большими почестями и привилегиями. Отсутствие действенного государственно-правового инструментария создало возможность беспредельной власти первого лица. С другой стороны, и сами лидеры были возведены народом в ранг политических богов. В силу целого ряда исторических, политических, психологических и других причин россияне оказались не только полностью зависимыми от политического, культурного, нравственного, интеллектуального уровня политической элиты, но весьма подвержены влиянию разного рода словесных обещаний, фантастических проектов, грандиозных планов. Популизм - весьма характерное явление для политической жизни России. Склонность русских к идолопоклонству, созданию кумиров из политических лидеров пролонгировалась на всю политическую сферу, принципы которой стали критерием оценки науки, искусства, религии, культуры в период большевистского правления. Идол политики привел к искажению человеческого существования, политизации общества. На этой основе возникла вера во всесилие политических основ жизни, в идола революции, страстное желание установить те или иные политические формы власти, что вело к абсолютизациям, крайностям, максимализму, спрямлению многомерного мира. Идол политики порождал ложные представления, что “достаточно уничтожить существующую форму правления, устранить от власти людей, ее олицетворяющих, чтобы зло исчезло и заменилось добром”. Подобные представления вели к поляризации общества, ибо добро и зло отождествлялось с левым и правым, с освободительно-революционными, прогрессивными и консервативно-реакционными направлениями. На основе такого размежевания идеи одних исследователей трактовались в лучшем случае как ложные, “бесполезные” для народа, а других - возводились в ранг непререкаемых истин, отождествлялись с всеобщими интересами и идеалами. Несогласие с последними воспринималось как покушение на счастье народа, предательство, измена и т. д. Исторический опыт доказал ложность принципа отождествления идеалов с политическими идеями, принципами в силу относительности последних. Одинаково изобличать можно как социализм, коммунизм, коллективизм, так и всевластие частной собственности, крайний индивидуализм. “Не сотвори себе кумира”, - гласит библейская мудрость. Вера - непременное условие успеха любого дела. Но слепая вера, обожествление чего-либо или кого-либо неизбежно ведут к разочарованию, к односторонности, одномерности, прямолинейности. В целом, самобытный тип мышления русских, эмоционально-чувственное отношение к миру, недифференцированное восприятие действительности, неприятие плюралистической картины мира, приверженность к коммунитаристским, патриархально-общинным ценностям обусловили и одновременно усилили тяготение русских к идеократическим формам государственности, сакрализированному отношению к власти как источнику истины, слитность права и морали, абсолютный авторитет власти. Западное общество с его сложной системой иерархической зависимости, четкого определения взаимных прав и обязанностей утвердилось в результате иноземного завоевания власти, явившейся с оружием в руках, что вынуждало общество юридически оформлять отношения с внешней силой, создавать государство “из себя”. Западноевропейский национальный характер формировался под доминирующим воздействием индивидуалистического образа жизни, что обусловило в дальнейшем, совокупность с другими факторами, примат индивидуальных прав и интересов. Специфика становления и развития государственности на Западе, заключающуюся в том, что иноземное завоевание вынуждало общество юридически оформлять взаимоотношения с внешней силой, создавать государства “из себя”, четко оговаривать права и обязанности, пределы компетенции каждой из сторон. Это способствовало выработке механизмов самоуправления, формировало политическую культуру законного участия, диалога, сокращала дистанцию между политическими институтами и субъектами политической жизни, создавало возможность контроля за властными структурами. Приоритетной основой формирования русского национального характера был примат коллективистских (патриархально-общинных) и квазиколлективистских форм жизни, что обусловило приоритет коллективных прав и интересов над личными. Российская государственность развивалась не “из себя”, а росла преимущественно “сверху”, игнорируя механизмы самоуправления, саморегулирования, инициативности, что затрудняло формирование политической культуры законного гражданского и политического участия. Три важнейшие категории образуют ценностно-смысловое ядро российской духовной традиции, национального характера, обусловливая неповторяемое своеобразие русской национальной культуры, - это Воля, Нравственная Правда-Истина, Духовное Братство-Единение. Весь ход российской истории свидетельствует о том, что расколотость русского национального типа не допускает абсолютизации, возвеличивания каких-либо ценностей, идей, форм в ущерб другим, а требует их синтеза. Наше социальное и экзистенциальное бытие требует идеалов, без которых русский человек способен “дойти до скотоподобия”, но необходимы их корректировка, своеобразное “заземление”, постановка реально достижимых целей. Русским изначально присущи ценности совместности, соборности, братства. Справедливость, мудрость государственных решений немыслимы без опоры на правовые основы. Меняющиеся исторические, социально-политические, психологические условия способствуют преимущественному проявлению и закреплению одних и релаксации других свойств, черт человека, общности. Однако при этом национальный характер весьма устойчив. Его невозможно изменить с помощью административных мер, механического насаждения иных норм, ценностей жизни, манер поведения. Не принижая роли и значения генотипного компонента в национальном характере, следует заметить, что, будучи психологическим феноменом, он изменяется, трансформируется вместе с модификацией социальной реальности. Переход к цивилизованным рыночным отношениям, правовому государству потребует не просто создания рыночного хозяйства с соответствующей инфраструктурой, но и целенаправленного формирования ряда новых или существенной трансформации сильно деформированных старых качеств, таких, как пра-воприверженность, нравственность, ориентация на профессионализм, дисциплину, самостоятельность, способность к компромиссу, диалогу, толерантность.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Психологический анализ генезиса русского национального характера» з дисципліни «Політична психологія»
