Проблема сознания животных таит в себе много трудностей. Спектр научных представлений по этому поводу очень широк. Одни ученые уверены в том, что сознания у животных нет, а другие утверждают, что у большинства животных сознание есть. Существуют исследователи, считающие, что сознание не может быть предметом научного изучения, и исследователи, считающие эту тему не заслуживающей внимания. Ситуация осложняется еще и тем, что очень трудно прийти к приемлемому определению сознания. Гриффин (Griffin, 1976) определяет сознание как способность организма создавать психические образы и использовать их для управления своим поведением. Это очень напоминает определение, которое предлагает Оксфордский толковый английский словарь. Быть в сознании - это значит «знать, что ты сейчас делаешь или собираешься делать, имея перед собой цель и намерение своих действий» (см. Griffin, 1982). Согласно Гриффину (Griffin, 1976), «намерение включает в себя психические образы будущих событий, причем намеревающийся представляет себя одним из участников этих событий и производит выбор того образа, который он попытается реализовать». Хотя Гриффин и другие исследователи (например, Thorpe, 1974) рассматривали намерение и сознание как неотъемлемую часть одного и того же явления, эта точка зрения не является общепринятой. В гл. 26 было показано, что преднамеренное поведение не всегда требует сознания. Как мы уже видели раньше, многие исследователи полагают, что сознание нельзя сводить только к знанию своих чувственных восприятий. Например, Хамфри (Humphrey, 1978) понимал сознание как самознание (self-knowledge), которое используется организмом, чтобы предска- 478
зать поведение других индивидуумов, а Хаббард (Hubbard, 1975) полагал, что оно подразумевает осознание себя как чего-то отличного от других. Такое знание может быть использовано как основа коммуникации, но это не означает, что сознание непременно включает в себя язык. Мы можем согласиться с Пассингэмом (Passingham, 1982), что «говорящий язык революционизировал мысль. Использование языка для мышления создало условия для того, чтобы интеллект мог достичь гораздо более высокого уровня. Животные думают, но люди способны думать абсолютно по-другому, используя совершенно другой код». Несомненно, что вторжение языка изменило сам способ, каким мы осмысливаем самих себя. Нам трудно представить себе сознание без языка. Однако это не дает нам права считать, что животные, которые не имеют языка или обладают очень примитивным языком, не имеют сознания. Мы уже видели раньше, что у животных, которые не имеют языка, эквивалентного человеческому, можно обнаружить признаки самоосознания. Поэтомy мы не должны приравнивать язык к сознанию. Могут ли животные испытывать осознанное страдание? Если стоять на позиции здравого смысла, то мы склонны предположить, что могут. Когда мы находимся в бессознательном состоянии, мы не страдаем от боли или душевных мук, поскольку какие-то области нашего мозга оказываются инактивированными. Мы не знаем, однако, отвечают ли эти области только за сознание или же за сознание плюс еще какие-то аспекты работы мозга, таким образом, хотя в бессознательном состоянии мы не испытываем боли, мы не можем на основе этого сделать вывод о том, что сознание и страдание идут рука об руку. Вполне может быть, что все то, что лишает нас сознания, одновременно прекращает ощущение боли, но одно и другое не имеют причинной связи. У нас нет никакой концепции в отношении того, что может включать в себя совокупность сознательного опыта животного, если таковой существует. Поэтому мы не можем сделать никакого заключения о том, существует ли какая-либо связь между сознанием животных и их чувством страдания. В своем неведении мы, должно быть, очень неправы, когда, думая о животных, полагаем, что ощущение страдания может быть лишь у тех из них, которые обладают интеллектом, языком и у которых обнаруживаются признаки осознанных переживаний. Есть свои недостатки и свои достоинства в том, что мы используем самих себя в качестве моделей, на которых пытаемся изучить возможности ощущений у животных (Dawkins, 1980). Слишком слаба научная основа для проведения аналогии между психическими переживаниями человека и животных. Было бы некорректно с научной точки зрения приходить к какому-то заключению о психических переживаниях животных на основе таких данных. Вместе с тем мы сами делаем заключения о психических переживаниях других людей только на основе аналогии с нашими собственными переживаниями. Когда мы видим, как другой человек страдает или кричит от боли, мы не пренебрегаем этим, хотя и не можем доказать идентичность его психических переживаний с нашими. Мы «истолковываем сомнения в пользу обвиняемого» и приходим к нему на помощь. Быть может, в отношении представителей других биологических видов мы тоже должны истолковывать наши сомнения в их пользу?
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Сознание и ощущение страдания» з дисципліни «Поведінка тварин: психобіологія, етологія і еволюція»
