Когда люди труда поднимаются над отношениями полезности, то уже вовсе не утилитарные факторы служат скрепами их коллективности: «Для них достаточно общения, объединения в союз, беседы, имеющей своей целью опять-таки общение; человеческое братство в их устах не фраза, а истина...»98. Общение там выступает как нечто такое, что никоим образом нельзя сводить к функциональному придатку, к «психологической смазке», способствующей работе того или иного социального механизма, к чему-
276 Г. С.Батищев то прикладному и служебно-подчиненному, оно ставится принципиально выше уровня средств и обладает достоинством быть только целью, а фактически скорее даже ценностью... Такая позиция сохраняется К. Марксом и в его работах классического периода. В «Капитале» он со всею определенностью противопоставляет свое понимание общения—утилитарно-функциона-листскому взгляду на него, очень характерному как раз для буржуазного мировоззрения, для практического сознания капиталиста. Последнее предпочитает видеть в общении лишь внутренний элемент социально-ролевого поведения индивида в качестве персонификатора либо непосредственно производственной функции, либо дополняющей ее воспроизводительной функции «досуга и потребления». Для буржуазного подхода «само собой разумеется, что рабочий на протяжении всей своей жизни есть не что иное, как рабочая сила»99: то ли применяемая эффективно-продуктивно капиталом, то ли предоставленная ее обладателю-индивиду для ее индивидуального восстановления. На время потребительского досуга вполне закономерно распространяется то же самое, единое мерило необходимого рабочего времени, хотя внешне — лишь негативно: как вычет из него, — ибо повсюду предполагается одно и то же одинаково отчужденное отношение к труду, к деятельно-созидательной жизни, наполненной борением с трудностями, как к всего лишь средству ради вне-деятельного и безучастного, физически-психологического самозамыкания в непосредственных потребностях самости. По К. Марксу, апелляция от отчужденного труда к досугу, от непосредственно рабочего времени — к потребительски-свободному» (т. е. всего лишь данному в индивидуальное распоряжение) есть на деле не более, чем внутренний переход от одной вещно-роле-вой персонификации к другой, столь же дегуманизированной. В потребительском досуге, где индивид — не созидатель, а, помимо самовосстановительного минимума, — «расходова-тель», проявляется лишь негативная, а подчас и разрушительная, позиция самости — позиция, остающаяся в пределах отношения овещнения и выступающая как персонифицирующая лишь его другой полюс. Это лишь продукт фетишизации дурной индивидности, подчас даже в ее прожигательских и разрушительно-бунтующих наклонностях. Поэтому такая апелляция никоим образом не ведет к подлинному общению и
Введение в диалектику творчества 277 может только уводить от истинных его возможностей, либо портить и губить их. «Рабочее время в качестве меры богатства предполагает, что само богатство основано на бедности...» Это время как непосредственное время производства и свободное время как потребительский досуг — таковы две единые друг с другом противоположности, которые обе вместе охватывают — в тенденции — все время жизни трудящегося индивида, «благодаря низведению этого индивида до положения только лишь рабочего...»100. Выхода к подлинному общению нет и не может быть внутри сферы, определяемой противоположностью этих двух полюсов, или в некоторых сочетаниях этих крайностей. Выход—только в том, чтобы осуществить, как говорит сам К. Маркс, снятие, или, несколько грубее: «уничтожение противоположности между свободным временем и рабочим временем»101, а тем самым — практически подняться над этими полюсами и их противостоянием. То кардинально отличное, принципиально третье состояние, в котором возможно собственно общение, К. Марксу видится как состояние творческой исторической самодеятельности, которой присущ радикально иной тип связи субъекта с другими, с обществом, с миром вообще. Однако поиск, идущий от одинаково чуждых самодеятельности и общению противоположных полюсов — к их снятию в ином состоянии, возможен, по К. Марксу, лишь тогда, когда он идет не только по пространственно-временной, эмпирической поверхности, а и вглубь всеобщей логики культуро-исто-рического процесса — ко всеобщим условиям возможности, заключающимся в самой сути этого процесса, или, что то же самое, — к универсальным определениям, или измерениям, сущности человека как культуро-исторического субъекта. Это движение вглубь, составляющее также и ту предпосылку, без которой было бы невозможно искомое снятие противоположностей, должно открыть онтологические начала общительности как аспекты, имманентные каждой из главнейших категорий общественной действительности, поскольку она несет в себе какой-то смысловой элемент философии истории, или исто-риософского мировоззрения. Для К.Маркса проблематика общения — это отнюдь не какое-то второстепенное или побочное приложение центрального содержания его концепции истории и человека, не какое-то ответвление от ее ствола, от ее корня, но неотъемлемая принадлежность последне-
278 Г. С. Батищев го. Это не производная, социально-психологическая область, определяемая иными, подлинно фундаментальными принципами диалектики истории, но конституирующее начало, входящее в сами эти принципы,— ибо это для него поистине социально-онтологическая проблематика. Рассмотрим по порядку главные категории Марксовой диалектики культуро-исторического процесса в их собственно философском значении,— и повсюду мы столкнемся с проблемой общения. Что такое производительные силы, взятые не вульгарно — не как направленные только центробежно, от человека к природе, — и не в их превратно-овещненной форме, подменяющей их эмпирическими, физическими носителями? Это — сущностные силы предметного преобразования и созидания в процессе незавершимой встречи общественного человека с миром вообще, со всей неисчерпаемо богатой объективной действительностью на всех ее уровнях и во всех ее измерениях (отнюдь не только в объектно-вещном аспекте!). Это всеобщие силы предметной деятельности как изменяющей объекты-вещи не ради них самих, а ради того, чтобы посредством изменения всех возможных объектных обстоятельств жизни человека изменить самого человека, его мир, его внутреннюю структуру жизни и ее ориентации, его сущность. Даже если попытаться выделить для анализа лишь простейшее, казалось бы, чисто объективное изменение, вносимое субъектом в его предмет, то смысловая направленность этого изменения тем не менее окажется отнюдь не безразличной для судьбы этого субъекта, для его исторического места по отношению к другим. Никакая, даже максимальная десо-циализация, и никакая реально достижимая степень разобщения не могут лишить человека всякого места среди других, всякого, хотя бы вырожденного, негативного взаимодействия с ними. Всегда остается в силе необходимая истина, что «развитие индивида обусловлено развитием всех других индивидов, с которыми он находится в прямом или косвенном общении»10-'. Более того, сам индивид, хотя бы и при предельном минимуме общения с другими, все же несет внутри себя самого опять-таки не что иное, как итоги всей прошлой истории общения, а вместе с тем — потенции ее будущего. Именно эти итоги (и потенции) и присутствуют в содержании любой человеческой производительной силы при любой ее направлен-
Введение в диалектику творчества 279 ности, даже если эта направленность, подобно свинье под дубом, подрывает свои же собственные исторические истоки И разрушает унаследованные дары, делая эту силу анти-про-изводительной. Если же сущностная производительная сила остается верна своему культуро-историческому созидательному назначению, то смысловая направленность предметного преобразования уже не только неявно и косвенно, не только «за спиною» субъектов зависит от их взаимного общения, но прямо ориентирована на приятие междусубъектных предпосылок и порождение междусубъектных последствий этого преобразования. Смысловая направленность не фрагментаризованная, не ограниченная лишь техническим ее «отрезком», но развертывающаяся по всем неограниченно продолженным линиям — как преемственности, так и адресованности, — предстает как исходящая не просто из определенных субъектов и ориентированная на определенных субъектов, но посредством них — как начинающаяся всеми и кончающаяся всеми. Более того, чем в большем богатстве различных измерений раскрывается сущностная производительная сила, чем более высокие уровни бытия, надстоящие над объектно-вещным уровнем, она за-грагивает, тем все явнее и явнее выступают уже и прямо субъектно-созидательные задачи ее применения. И тогда все четче и резче проступает то, что эта сила не может не быть также и силой общительности, т. е. силой завязывания и воспроизведения междусубъектных уз, которые в конечном счете — беспредельны. К человеку как субъекту культуро-исто-рических сил в еще более сильной степени относится то, что было сказано об отношении его к природным стихиям: «...вбирающий в себя и излучающий из себя все природные силы» 10'3. Вбирание, но не своецентричное, и щедрое адресование, излучение — таков вечный ритм общения. Когда К. Маркс анализирует производство людьми не одних лишь потребимых благ-вещей, а и всего многосложного здания общественной жизни, тогда-то и раскрывается, шаг за шагом, имманентность самим производительным силам — характера сил общительности. «...Так как они (индивиды) вступали в общение между собой... как индивиды, находящиеся на определенной ступени развития своих производительных сил и потребностей, и так как это общение, в свою очередь, определяло производство и потребности, то имен-но личное,
280 Г. С. Батищев индивидуальное отношение индивидов друг к другу, их взаимное отношение в качестве индивидов создало — и повседневно воссоздает — существующие отношения» 104. Здесь мы со всей отчетливостью видим, что К. Маркс имеет в виду под общением отнюдь не социально-психологический феномен, но именно глубинный социально-онтологический процесс — настолько глубинный, что достоин быть в единстве и заодно с производительными силами как определяющими и порождающими все остальные этажи социального здания. Общение здесь есть нечто неотъемлемое от первичной социальной конкретности, где человек взят вне его социально-ролевых форм, т. е. не как персонификатор, а именно «как индивид», как исторический субъект. Из этой-то первичной конкретности и вырастает затем все остальное... Точно так же рассуждает К. Маркс и тогда, когда речь заходит о проблеме преодоления овещненных структур, сопряженных с расщепляющим самого человека на «частичные функции», социальном разделении труда: «...уничтожение разделения труда обусловливается развитием общения и производительных сил до ... универсальности...»105. Здесь общение фигурирует тоже заодно с производительными силами и как неотделимое от них. Так, свободное и целостное («всестороннее») развитие каждого «обусловливается именно связью [Zusammenhang] индивидов...», той взаимностью и со-причаст-ностью их по их бытию, по их сущности, которая в частности состоит «в необходимой солидарности свободного развития всех», и все это подытоживается положением, указывающим на «универсальный характер деятельности» 106. Этот универсальный характер явно включает в себя также и универсальность общения, т. е. не психологическое согласие настроений и т. п. отзвуков практически-реальных процессов, а солидарность самих таких процессов. Весь поступательный ход истории, вся объективная логика общественного развития поставлена К. Марксом в зависимость «от степени развития производительных сил и общения» 107. Перейдем теперь к категории производственных отношений, которая у К. Маркса выступает совпадающей с формой общения108, взятой в процессе ее созидания, а также к понятию, которое в полном его обозначении у самого К.Маркса именуется так: способ производства и общения. Указанное совпадение подчеркивается также следующим развернутым
Введение в диалектику творчества 281 наименованием производственных отношений: отношения производства и общения '"''. Здесь сами термины не оставляют никаких сомнений в тем, что за ними должно стоять. Иногда же К. Маркс говорит об этой первичной конкретности просто как о целокупности «действительных отношений общения» "°. В этих действительных, объективных отношениях друг с другом, далеко не исчерпываемых тем минимумом содержания, который обычно, без специального духовного труда, бывает доступен для осознания, субъекты производят и воспроизводят социальные предметные''достояния лишь как опосредствующие моменты, смысл которых отнюдь не в них и не в их потреблении, но в том, что они опосредствуют, — в процессе изменения самих себя, в самоизменении. «Все, что имеет прочную форму, как, например, продукт и т. д., выступает в этом движении лишь как момент, как мимолетный момент. Сам непосредственный процесс производства выступает здесь только как момент». Ибо, взятый вне всех форм овещнения, он в конечном счете полностью подчинен производству отнюдь не вещного, но сугубо человеческого «результата». И не вещи или вещеподобные структуры социума, а только сами люди посредством вещей суть субъекты процесса самоизменения: «...в качестве его субъектов выступают только индивиды, но индивиды в их взаимоотношениях...». — ибо только сами люди объективно решают междусубъектные задачи и тем самым «обновляют самих себя в такой мере, в какой они обновляют создаваемый ими мир богатства»'". «...Производители изменяют себя тем, что вырабатывают в себе новые качества, — посредством производства развивают и преобразуют себя, созидают новые силы и новые представления, новые способы общения [Verkehrweisen] Короче говоря, развивающее и совершенствующее изменение субъектами самих себя — вот то главное, вокруг чего строятся все отношения созидания, все производственные отношения. Либо производство включает в себя, как нечто чрезвычайно важное — «производство самой формы общения»113, либо мы имеем дело не с подлинной, философско-исторической категорией, а с ее вульгаризацией, чреватой скверными последствиями. Однако К. Маркс дает нам не только такую категорию производственных отношений, которая в чистоте ее всеобщего смысла несет в себе ясное указание на свой неотъемлемый характер, на свой атрибут — быть в то же время и отноше-
282 Г. С Батищев ниями общения. Он трезво анализирует также и те превратные формы, в которых этот неотъемлемый их характер стерт, подвергнут отрицанию и в облачении которых общественные отношения между людьми выступают как отношения без общения114, т. е. как не просто объективные, а еще и отделившиеся от самих соотносящихся субъектов, как бы отрекшиеся от них, наделенные самостоятельностью и утвердившиеся вне и по ту сторону междусубъектных уз. Такие общественные отношения сами с собою соотносятся и образуют поистине «особый мир наряду с индивидами»"5. Однако проникновенная критичность Марксова анализа заключается в том, что даже и в этом «особом мире наряду с индивидами» усматривается не посторонняя, неизвестно откуда пришедшая и вторгшаяся сила, но именно «созданная общением сила»: «...все это есть все-таки не что иное, как продукт существовавшего до сих пор общения между самими индивидами»"6. Отсюда и возникает одна из величайших исторических задач: сделать так, чтобы живое общение живых людей не порождало свое самоотрицание — не создавало из себя отношений без общения. Другими словами, задача заключается в том, чтобы постепенно преодолеть все такие общественные отношения, которые лишены атрибута быть также и отношениями общения, и вместо них утвердить в полной мере отношения, у которых этот атрибут не оттеснен и не загорожен, не скрыт и не подвергнут отрицаниям овещненными, превратными формами — утвердить общественные связи, проникнутые междусубъектным общением и в принципе проницаемые для него. Именно с этих позиций и с точки зрения такой перспективы К. Маркс ведет критику всех форм общности эпохи «предыстории» человечества. «...Всякое общение до сих пор было только общением индивидов при определенных условиях», — т. е. при подчинении ограничивающему и искажающему влиянию этих условий, — «а не общением индивидов как индивидов» "'. Это значит, что люди вступали в отношения друг с другом преимущественно не как общественные субъекты, обладающие всеми социально-развитыми качествами в своем самостоятельном бытии друг для друга, не как личности, а через посредство односторонних, ограничивающих персонификаций, ролевых рамок — «лишь как средние индивиды», «не как индивиды, а как члены класса»"8, социальной группы, клана и т. п. (речь, очевидно, здесь не идет о
Введение в диалектику творчества 283 классе, устремленном не к самоконсервации, а к преодолению своих ограничений и утверждению бесклассовости). Радикальная историческая альтернатива всему этому — универсальная общительность каждого со всеми и каждым — как субъектов-личностей, подчиняющих себе социально-ролевые формы, овладевающих ими, контролирующих их. Без такой всепроникающей, ничем не скованной общительности неразрешима задача «отстоять себя как личности», «утвердить себя I I Q как личности»". Согласно К. Марксу, таков один из существенных аспектов коммунистических преобразований исторического мира.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Категория общения у К. Маркса» з дисципліни «Введення в діалектику творчості»
