Когда и где про-блематизируется сам способ развития?
Диалектическое развитие становится^ последовательно самокритичным доД' беспощадности к самому себе хотя \ не столь уж часто, но именно в эти моменты нечто уникал^ ное обновляет собой универсальное. Тогда-то и рождается ну свет содержание, которое потом долго будет добычей разлц| ных форм его воспроизведения (а может быть, и снижения даже выхолащивания — ради и посредством использования)! Так происходит до тех пор, пока другая яркая вспышка сме?$ лой самокритики, подобно рождению «сверхновой звезды»,,й не расплавит даже самые затверделые всеобщие формы и самуЯ парадигмальную определенность развития... Подвергая само го себя безусловно радикальной, ни перед чем не останавли вающейся самокритике, этот особенный процесс имена потому, что он проблематизирует свое собственное бытие бе1 гранично, тем самым одновременно проблематизирует такж| и вообще универсальное бытие, поскольку оно присутствуй в нем, в особенном, поскольку оно пронизывает его собоЩ Таково истинно творческое состояние, о котором, предвосхи щая последующее изложение, можно сказать: ему свойстве! на субстанциальная проблематизация, по глубине беспр< дельная. Это уже не есть существование, принадлежащее! непосредственной ситуации. Когда ситуация превращается V. проблемной в /пворчески-проблемную, тогда она перестав быть ситуацией. Творческое состояние над-ситуативно, и,, нем высота совпадает с глубиной. Сквозь перипетии судьбы человеческой на многотрудных^ путях земной истории, под всеми тяжкими пластами инер"^-^ ного бытия проносит в себе каждый субъект дремлющую Д нем, глубоко сокрытую Искру творчества. Но узнается эт| потенциальная энергия, эта внутреннейшая «сущностная силэ| лишь по ее щедро излучающим возгораниям, по интенсивнее
Введение в диалектику творчества 33 тему преображению жизни. Творческие потенции минимально патентны в моменты максимально интенсивного становления, радикального созидательного обновления и превращения в иное бытие. Так бывает на заре всякого особенного существования. Для индивидуальности — это детство. Для культурной эпохи — ее зарождение. Для концепции — возникновение замысла и первоначальная выработка ее специфических категорий. Вопрос всех вопросов — как обретать не просто знание о творчески-проблемных состояниях, но бытие в них, как в них действительно входить всею жизнью? Однако смысловое пространство этого великого вопроса гораздо богаче и шире того, которое умещается в ограниченных рамках данной книги. Нелегкое дело заключается в том, чтобы дать смыслу этого вопроса и его разрешения светиться сквозь частные наложенные ограничения. Поиск радикальных проблематизаций вообще должен, естественно, быть направленным на всю историю многомерного, многоаспектного культуро-созидательного процесса, без каких бы то ни было изъятий или привилегированных систем отсчета. В более специальном, частном преломлении этот же самый поиск обращается к истории именно марксистской диалектики как особенной философской концепции. Не ради проведения различений между периодами нужен здесь анализ истории марксистской диалектики. Скажем даже еще сильнее — вообще не в историческом плане следует здесь нам к нему обратиться. Этот анализ нужен здесь исключительно в проблемно-логическом плане — для уяснения всеобщих и непреходящих содержаний, всегда глубочайшим образом необходимых, но могущих надолго сделаться латентными... Само позитивное рассмотрение в данной теме предстает как исторически опосредствованное. Поэтому постоянно вспоминать о путях процесса становления отнюдь не будет равносильно отступлению от темы и отвлечением от предмета анализа. Ибо именно сама тема, сам предмет включает в себя такие опосредствования. Особенно же существенным такой подход явится при специальной проработке некоторых аспектов диалектики Марксова «Капитала». Однако также и общая картина отраженного в истории философии процесса духовного развития человечества постоянно должна быть и будет иметься в виду перед мысленным ЗЗак.3101
34 Г. С. Батищев взором. Более всего это связано с альтернативностью между субстанциализмом и анти-субстанциализмом, с проблемой снятия этой противоположности вместе с ее полюсами-крайностями, в которых она проявляется внешне. И эта общая картина не в меньшей мере принадлежит предмету, поскольку она взята в ее логически необходимых моментах и относительно чистых формах19. Проблематизация способа развития, его парадигмальной определенности и всеобщей формы, конечно же, совершается также и в истории каждой науки... Но чем она радикальнее и глубже, смелее и конкретнее (в над-эмпирическом смысле), тем сильнее, ярче и убедительнее сказывается то, что она вовсе не может быть всего лишь изолированным, внутри-научным. (еще менее — внутритеоретическим) событием. Она по сути своей есть событие общекультурное, хотя бы латентно многомерное. В том, что проблематизация самого способа развития имеет общекультурный характер, сказывается полифонирующий способ взаимоотношений между научностью, нравственностью, художественностью и культурой общения (глубинного и универсального). Эти сферы не только необходимы друг другу и предполагают друг друга, но и аксиологически утверждают и плодотворно обогащают каждая все остальные — не в качестве лишь средства своего собственного развития, но во всей полноте своеобразия каждой другой, самостоятельности и высокого достоинства. Когда расцветает одна из этих сфер. она тем самым вызывает к жизни и все другие. Угнетать же других может не расцвет, а лишь захирение или уродливая форма одной из них. «Мы не знаем науки, а следовательно, и научного мировоззрения, вне одновременного существования других сфер человеческой деятельности... все эти стороны человеческой души необходимы для ее развития, являются той питательной средой, откуда она черпает жизненные силы, той атмосферой, в которой идет научная деятельность»20. Поэтому, если оказывается, что утверждение научности выступает как несущее в себе — прямо или косвенно, посредством редукционизма — отрицание своеобразия и самостоятельного достоинства иных сфер культуры, если научности хотят подчинить остальные сферы или растворить их в ней как в единственно «нормальной и эталонной», то это говорит прежде всего о неблагополучии и ненормальности
Введение в диалектику творчества 35 внутри самой научности. Это может означать, что сама научность в ее действительном имманентном содержании и диалектических тенденциях загорожена или оттеснена каким-то ущербными и превратными ее формами. Их ущербность, их внутренняя духовная нищета и омертвленность — вот что делает их агрессивными и нигилистичными к остальной культуре. Чтобы видеть в истории науки моменты, когда проблема-тнзировался сам способ развития, важно не сбиваться ни на какие вырожденные и ущербные формы. Для этого надо ориентироваться на научность не в том ее виде, в каком ее могут представлять лишенные культурного кругозора частичные научные работники (их беда отнюдь не в узкой специализации самой по себе, как это порой считают, а именно в бедности культуры вообще, за пределами узко-ролевых умений и знаний), а в том, в каком ее воплощают в себе ученые-г/ну-версалы, которые могли бы быть или были плодотворными творцами равно и вне науки... Их исследовательская деятельность, то чрезвычайно сосредоточенная, то смело охватывавшая единым видением широчайшие горизонты и поистине космические контексты предмета изучения, всегда есть лишь применение способностей целое тно-кулыурны\, далеко выходящих за пределы одного только познавательного отношения к миру и включающих в себя богатства нравственности, художественности, общения... Узость специального предмета отнюдь не делает их самих личностно узкими, ущербными, «частичными». Однако культурный универсализм многосторонне образованных личностей бывает (если не считать промежуточных, переходных модификаций) двоякого рода: посвященный самому себе универсализм антропоцентристский и посвященный беспредельной объективной диалектике универсализм служения ей. Первый из них отличается больше всего тем, что не ведает ничего абсолютного и впадает в субъективистский релятивизм, особенно — в выборе ценностей. Этот холодный универсализм всего жаждет и все стремится освоить, всем на свете интересуется, но ни к чему не относится с преданностью и любовью. Он все ставит под сомнение, но только не самого себя в качестве центра мира. До известной степени символическим олицетворением такого антропоцент-РИСТСКОГО универсализма может быть признана фигура Леонардо да Винчи2'. Жизненная позиция этого легендарного де-
36 Г.С. Батищев ятеля эпохи Возрождения была проникнута отстраненностью от человечества, гордым равнодушием и самозамкнутостью при равно холодном интересе ко всему. «Законченным эго-центриком выступает Леонардо в своей философии... Асоци-альность леонардовского образа мышления лишает его гений теплоты... Для него существует лишь одна цель — познание, но какова цель этой цели, он не знает»22. «...Личность и творчество Леонардо выступают... в своей неимоверной пестроте, доходящей до богемности, и в такой южной чувствительности и темпераментности, которая граничит с беспринципностью. Весь этот беспринципный артистизм, заставлял Леонардо кидаться в самые разные стороны... Само обожествление отдельной человеческой личности здесь на первом плане»23. В противовес этому универсализм, на деле ориентированный объективно и поэтому далекий от всякого субъективистского релятивизма и антропоцентризма, по сути своей сродни тому подвижническому идеалу, который долгие века считался утопическим — коммунистическому идеалу всесторонне и целостно, или гармонично развитого человека. Согласно этой объективной ориентации синтез всех сфер культуры внутри человеческого личностного мира строится не ради самозамыкания этого мира вокруг своего собственного, окончательно найденного, субъективно-фиксированного и принятого за абсолютное начало, неподвижного центра (центральной точки «Я»), а ради всегда разомкнутого самоустремления к бесконечному восхождению. Это значит, что универсальность такого рода никогда не завершается, никогда не приходит к последнему рубежу, но есть по сути своей нескончаемый процесс универсализации, питаемый из неисчерпаемого своего истока — из беспредельной объективной диалектики. Чем богаче делается синтез, тем сильнее он устремлен к новым обогащениям, и тем к большему содержанию он способен приобщиться вновь. Чем выше достигнутое совершенство, тем многомернее пространство возможностей, раскрывающееся для дальнейшего совершенствования, и тем мощнее устремляющее тяготение к нему. Именно вокруг векторов устремленности и согласно ритмам вечного, неостановимого становления, а отнюдь не вокруг постоянных величин-скаляров, т. е. не вокруг «центральной неподвижной точки», и строится весь культурный синтез, весь субъектно-личностный мир человека.
Введение в диалектику творчества 37 Самое же главное — аксиологическая объективность этого процесса. Это значит, что он ориенирован на беспредельную объективную диалектику не только как на логику тех объемов-средств, которые он встречает перед собой и которые включаются им в свой предметный мир цивилизации, а и как на логику тех целей, ради которых он это делает, и не только целей, а и ценностей, мотивирующих и определяющих собой выбор целей. Более того, его ценностная система сама тоже не остается раз и навсегда постоянной, но становится все более и более объективной, все более адекватной своему неисчерпаемому беспредельному истоку — диалектике. Этот самокритичный, никогда не впадающий в самозамкнутость и самодовольство, вечно становящийся универсализм без устали продлевает свой глубинный генез, свой процесс происхождения. Это-то и равносильно абсолютности его становления. Отсюда понятно, что охарактеризованный здесь аксиоло-гически объективный, вечно становящийся универсализм радикально противостоит тотальности гегелевского «зрелого мужа», олицетворяющего собою самозамкнутый логический преформизм и субстанциалистский панлогизм24. Там синтез культуры укоренен в принципе тождества субъекта и объективно-субстанциальных начал его бытия, и этот принцип как нельзя более резко и категорично резюмирует де-проблематизацию способа развития, его парадигмальную консервацию и омертвление. Проблематизация самого способа развития предполагает не просто внесение частных поправок и компромиссных улучшений в этот принцип, а его самое последовательное и полное преодоление. Искать ответ на вопрос: кто же именно воплощает в себе способность к проблематизации самого способа развития — личность какого типа? — было бы принципиально неверно лишь в границах материала по истории научного познания. Ответ на этот вопрос требует обращения к культуре в целом. Но коль скоро речь заходит именно о проявлении универсализма в естественной науке, то существенно все же указать имена ученых-природоведов, могущих символизировать или представлять собою последний из двух типов универсализма. Таковы, если ограничиться хотя бы только нынешним веком и историей нашей страны, имена В.И.Вернадского23 и А.Л.Чижевского26, заслуга которых—в ориентации всех
38 Г. С. Батищев наук, причастных к изучению биосферы Земли, на космическую проблематику, а также — в создании гелиобиологии; А. А. Ухтомского, сомкнувшего идею доминанты с радикальными нравственно-философскими устремлениями27; А. А. Лю-бищева, прорвавшего горизонт принятой биологической и общенаучной парадигмы в своих духовных размышлениях28 и других, им подобных... К их числу следовало бы присоединить и выдающегося востоковеда Ю. Н. Рериха, продолжившего научные изыскания своего отца, Н. К. Рериха29. Из числа психологов в наибольшей степени восходил к широкому синтезу С. Л. Рубинштейн в своих посмертных публикациях30. Все эти тенденции имеют плодотворное продолжение в современных нам исследованиях.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Когда и где про-блематизируется сам способ развития?» з дисципліни «Введення в діалектику творчості»
