Деньги тесно связаны с кредитом, однако роль кредита изучена меньше, чем роль денег. И неудивительно, поскольку кредит — это тоже рефлексивное явление. Кре-дит предоставляют под залог или иное доказательство платежеспособности, а ценность залога, как и показатели платежеспособности, по своему характеру рефлексивны, так как платежеспособность зависит от оценки кредитора. На ценность залога влияет доступность кредита. Сказанное относится к недвижимости -это наиболее широко принятая форма за-лога. Банки обычно склонны выдавать ссуды под залог недвижимости без права регресса на заемщика, а основным фактором определения ценности недвижимости выступает сум-ма, которую банк готов под нее предоставить. Как ни странно, рефлексивная связь не при-знана пока в теории и ее часто упускают из виду на практике. Для строительства харак-терно чередование бума и спада, и после каждого спада управляющие банков становятся крайне осторожными и клянутся никогда больше не поддаваться соблазну. .Но когда у них опять скапливаются свободные деньги, которые они отчаянно стремятся заставить работать, начинается новый цикл подъема. Аналогичную схему можно наблюдать и в меж-дународной кредитной деятельности. Платежеспособность суверенных заемщиков изме-ряют с помощью ряда коэффициентов: задолженность/В НП; расходы на обслуживание долга/экспорт и т.п. Эти показатели -рефлексивные, т.е. взаимосвязанные, поскольку про-цветание страны-заемщика зависит от ее способности брать взаймы, но эту обратную связь часто игнорируют. Именно это и произошло во время великого кредитного бума 70-х годов. После кризиса 1982 г. можно было думать, что фаза чрезмерного кредитования более не повторится; тем не менее она снова проявилось в Мексике в 1994 г. и, как мы ви-дели, в Азиатском кризисе 1997 г. Большинство экономистов-теоретиков не признают рефлексивности. Они стре-мятся определить условия равновесия, а рефлексивность — это источник неравновесия. Джон Мей-нард Кейнс хорошо понимал суть явления рефлексивности — он сравнивал финансовые рынки с конкурсами красоты, где люди вынуждены угадывать, что другие люди угадывают, о том что угадывают другие люди. Но даже он излагал свою теорию в терминах равновесия, чтобы сделать ее приемлемой в научном отношении. Излюбленный способ избежать рефлексивности, присущей кредиту, состоит в том, чтобы сконцентрировать внимание на денежной массе. Последняя поддается количе-ственному измерению, поэтому предполагается, что количество денег отражает условия кредитования, - и таким способом можно игнорировать явление рефлексивности, объяс-няющее расширение и сжатие кредита. Однако стабильность денежной массы не означает стабильности экономики, о чем свидетельствует опыт введения золотого стандарта. Экс-цессы, возможно, поддаются саморегулированию и корректировке, но — какой ценой? XIX век характеризовался кризисами опустошительной паники, за которыми следовали спады в экономике. Сейчас мы близки к тому, чтобы повторить этот опыт. Кейнс развенчал монетаризм в 30-е годы, но после смерти его идеи были отверг-нуты, так как его рецепты лечения дефляции привели к возникновению инфляционных тенденций. (Будь Кейнс жив, он, возможно, изменил бы рецепты.) Вместо этого первооче-редной задачей стало обеспечение и сохранение стабильности денежной базы. Это приве-ло к возрождению монетаристской теории Милтоном Фридманом. Теория Фридмана по-рочна, ибо она игнорирует рефлексивный, т.е. взаимосвязанный аспект расширения и сжа-тия кредита. На практике монетаризм предлагал вполне приличные рецепты, но в основ-ном — благодаря игнорированию теории. Центральные банки не полагаются исключи-тельно на монетарные показатели, а учитывают большое число различных факторов — включая иррациональную избыточность рынков, — когда они принимают решения о том, как сохранить монетарную стабильность. Центральный банк Германии всячески стремит-ся внушить иллюзорную идею, будто он руководствуется денежными агрегатами. В отли-чие от этого Федеральная резервная система более прагматично и открыто признает, что кредитно-денежная политика - это вопрос здравого смысла. Именно так практику удается примирить с теорией, которая не признает рефлексивности. Однако в условиях нынешнего мирового финансового кризиса несостоятельными оказались и теория, и практика. Кредит играет важную роль в экономическом росте. Способность заимствовать существенно повышает прибыльность инвестиций. Ожидаемая норма прибыли обычно выше, чем безрисковые процентные ставки, — иначе инвестиций и не делали бы — по-этому заимствования сулят положительную норму прибыли. Чем выше доля заемных средств в данной инвестиции, тем она привлекательнее, при условии, что стоимость заем-ных средств остается неизменной. Поэтому стоимость и доступность кредита становятся важными факторами, воздействующими на экономическую активность; более того, возможно, это — самые существенные факторы, определяющие асимметрию цикла подъем — спад. Могут сыграть роль и другие факторы, но именно из-за сжатия кредита спад ста-новится значительно более резким, чем предшествовавший ему бум. Когда дело доходит до вынужденной ликвидации долгов, то залог продается по заниженной цене, а это дает толчок самоускоряющемуся процессу, который значительно короче, чем фаза подъема. Сказанное справедливо, независимо от того, предоставлен ли кредит банками или ссуды получены на финансовых рынках — под залог ценных бумаг или физических активов. Ситуация на международном рынке кредитов нестабильна, поскольку здесь нет такого жесткого регулирования кредитной политики, как на отечественных рынках кре-дитных операций, — особенно в экономически развитых странах. С начала зарождения капитализма периодически происходили финансовые кризисы, нередко — с опустоши-тельными последствиями. Чтобы предупредить их повторение, банки и финансовые рынки были подвергнуты регулированию, но меры регулирования обычно ориентировались на последний, а не на будущий кризис, так что каждый новый кризис формирует новые меры регулирования. Таким образом, центральные банки, органы надзора за банками и финан-совыми рынками приобрели свою нынешнюю крайне сложную форму. Их развитие было не простым. Крах 1929 г. и последующий сбой в банковской системе США обусловили введение весьма жестких мер регулирования применительно как к фондовому рынку, так и к банкам. После окончания второй мировой войны начался процесс послаблений, сначала развитие шло достаточно медленно, но постепенно процесс набирал скорость. Разделение деятельности банков и других финансовых институтов, вве-денное согласно закону Гласса — Стиголла, еще не было упразднено, однако и банки, и финансовые рынки стали постепенно регулироваться менее жестко. Дерегулирование и глобализация финансовых рынков шли рука об руку, и про-цесс этот развивался рефлексивно, т.е. взаимосвязанным образом. Большинство правил регулирования имели национальный характер, так что глобализация рынков означала ос-лабление регулирования, и наоборот. Но это не была улица с односторонним движением. Даже когда меры регулирования внутри отдельных стран ослабевали, в международном масштабе вводились новые правила. Оба Бреттон-Вудсских института — МВФ и Всемир-ный банк — адаптировались к новым условиям и стали более активно действовать в каче-стве международных контролеров. Органы кредитно-денежного регулирования ведущих индустриальных стран наладили каналы сотрудничества, были введены некоторые новые подлинно международные меры регулирования. Самой важной из них является требова-ние к минимальным размерам собственного капитала коммерческих банков, установлен-ное под эгидой Банка для международных расчетов (Bank for International Settlements, BIS) в Базеле в 1988 г. Действительно, без вмешательства органов кредитно-денежного регулирования международная финансовая система терпела бы крах по крайней мере четыре раза: в 1982, 1987, 1994 и 1997 гг. Тем не менее масштаб международного контроля все еще совершен-но неудовлетворителен по сравнению с политикой регулирования, преобладающей в раз-витых странах. Кроме того, страны в центре системы более склонны реагировать на кри-зисы, которые затрагивают их непосредственно, чем на кризисы, основные жертвы кото-рых находятся на периферии. Примечательно, что крах фондового рынка США в 1987 г., который был обусловлен исключительно внутренними факторами, привел к переменам в политике регулирования, а именно введению так называемых «размыкателей или предо-хранителей» , позволяющих предохранить внутренние рынки от неурядиц на междуна-родных финансовых рынках. Хотя введение нормативов BIS стало запоздалым ответом на кризис 1982 г., остается фактом, что международные правила регулирования не поспевали за процессом глобализации финансовых рынков. Запаздывание введения мер регулирова-ния в международном масштабе отчасти можно объяснить неспособностью понять реф-лексивную природу кредита, отчасти — преобладающими настроениями против регули-рования, но главным образом — отсутствием соответствующих международных институтов. Национальные финансовые системы контролируются центральными банками и другими финансовыми органами внутри стран. В целом они работают неплохо; финансо-вые системы основных индустриальных стран не переживали краха вот уже в течение не-скольких десятилетий. Но кто отвечает за международную финансовую систему? Между-народные финансовые институты и национальные органы кредитно-денежного регулиро-вания сотрудничают во времена кризисов, однако международный центральный банк и международные органы регулирования, сравнимые с институтами на национальном уров-не, отсутствуют. Трудно также понять, как их можно было бы создать: как деньги, так и кредит тесно связаны с вопросами национального суверенитета и экономического пре-имущества стран, которые не собираются отказываться от своего суверенитета.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Кредит как источник нестабильности» з дисципліни «Криза світового капіталізму»
