Сейчас я изменю выбранный мною путь. Вместо общих рассуждений об оши-бочности я попытаюсь объяснить, что это означает лично для меня. Это — краеугольный камень не только моего представления о мире, но и моего поведения. Это — фундамент моей теории истории, руководивший моими действиями как участника финансовых рын-ков и как филантропа. Если существует что-то оригинальное в моем мышлении, то это — мой радикальный вариант ошибочности. Я имею более строгие представления об ошибочности, чем те, которые я мог бы оправдать доводами, представленными мною до настоящего момента. Я утверждаю, что все построения человеческого мозга, ограничены ли они тайными уголками нашего мыш-ления или находят выражение во внешнем мире в форме дисциплин, идеологий или ин-ститутов, — все они в любом случае имеют недостатки. Недостаток может проявиться в форме внутренней непоследовательности, или несоответствия внешнему миру, или несо-ответствия цели, которой должны служить наши идеи. Это предположение, конечно, гораздо сильнее признания того, что все наши по-строения (концепции и идеи) могут быть ошибочными. Я говорю не о простой недоста-точности соответствия, а о реальном недостатке всех человеческих построений и о реаль-ном расхождении между результатами и ожиданиями. Как я объяснил ранее, расхождение имеет значение только для исторических событий. Поэтому радикальный вариант оши-бочности может служить основанием для теории истории. Утверждение, что все человеческие построения имеют недостатки, звучит до-вольно мрачно, но это не причина для отчаяния. Ошибочность оценивается негативно только потому, что мы лелеем ошибочные надежды. Мы жаждем совершенства, постоян-ства, высшей истины и—по крупному счету — бессмертия. Судя по этим стандартам, че-ловек всегда будет неудовлетворен своим состоянием. На самом деле совершенство и бес-смертие ускользают от нас, а постоянство может быть найдено только в смерти. Но жизнь дает нам шанс усовершенствовать наше понимание именно потому, что оно несовершенно, и улучшить наш мир. Когда все построения имеют недостатки, варианты приобретают значимость. Одни построения лучше, другие — хуже. Совершенство недос-тижимо, но то, что по своей сути несовершенно, открыто для безграничного усовершенст-вования. Ради полноты картины я отмечу, что мое заявление о том, что все человеческие и общественные построения несовершенны, не является научной гипотезой, поскольку не может быть проверено надлежащим образом. Я могу заявить, что представления участни-ков всегда расходятся с реальностью, но я не могу доказать этого, поскольку мы не можем знать, какова будет реальность в отсутствие наших представлений. Я могу дождаться со-бытий, чтобы показать расхождения между ними и ожиданиями, но, как я указал, после-дующие события не служат независимым критерием определения того, какими были бы правильные ожидания, поскольку другие ожидания привели бы к другому исходу собы-тий. Аналогично я могу заявить, что все человеческие построения несовершенны, но я не могу продемонстрировать, в чем заключается это несовершенство. Недостатки обычно проявятся когда-нибудь в будущем, но это не служит доказательством их существования в момент, когда были созданы сами построения. Недостатки доминирующих идей и инсти-туциональной организации общества становятся очевидными только по прошествии вре-мени, и концепция рефлексивности оправдывает только одно заявление — что все челове-ческие построения потенциально ошибочны. Именно поэтому я представляю мои идеи как рабочую гипотезу, без логического доказательства и не претендую на научный статус. Я называю это рабочей гипотезой, потому что она хорошо работала как в моих финансовых решениях, так и в моих занятиях филантропией и в международной деятель-ности. Это дало мне стимул искать недостатки в любой ситуации и, найдя, — получать выгоду от этого знания. На субъективном уровне я признал, что мои толкования не могут не быть искаженными. Но это не отбило у меня охоту составлять суждения, наоборот, я искал ситуации, в которых мои идеи не совпадали с расхожей мудростью. Но я и здесь постоянно искал ошибки, а когда находил, то с радостью и готовностью исследовал их. Обнаружение ошибки в моих финансовых операциях часто давало возможность получить хоть какие-то прибыли, которые я заработал, строя свои рассуждения на основании моего первоначального ошибочного взгляда, — или сократить убытки, если знание даже временно не прино-сило прибыльного результата. Большинство людей не любят признавать своей неправоты. Обнаружить ошибку — определенно доставляло мне удовольствие, поскольку я знал, что это могло спасти от финансовых потерь. Я признал, что компании или отрасли экономики, в которые я инвестировал, не могли не иметь недостатков, и я предпочитал знать, в чем состояли эти недостатки. Это не мешало мне делать инвестиции в дальнейшем, наоборот, я чувствовал себя в гораздо большей безопасности, если я знал потенциально опасные моменты, поскольку это знание говорило мне о том, каких сигналов ждать для начала продажи инвестиций. Никакие ин-вестиции не могут приносить высокие прибыли бесконечно долго. Даже если компания имеет необыкновенно хорошие позиции на рынке, великолепное руководство и исключительную норму прибыльности, ценные бумаги также могут иметь завышенные цены, руководство может впасть в амбиции, а законодательная или конкурентная среда могут попросту измениться. Разумно — всегда искать ложку дегтя в бочке меда. И если ты зна-ешь, где она, ты в этой игре — впереди. Я разработал свой собственный вариант модели Поппера — научного метода для использования на финансовых рынках. Я формулировал гипотезу, на основании которой я инвестировал. Гипотеза должна была отличаться от общепринятой концепции, и чем большими были эти различия, тем выше оказывался потенциал получения прибыли. Если не было отличия, то не было и смысла занимать определенную позицию. Это соответство-вало утверждению Поппера, которое подверглось острой критике философов, о том, что чем серьезнее испытание, тем более ценной оказывается гипотеза, выдержавшая это испы-тание. В науке ценность гипотезы нематериальна, на финансовых рынках ценность гипо-тезы может быть легко измерена прибылями, которые она приносит. В отличие от науки, финансовая гипотеза не должна быть истинной, для того чтобы быть прибыльной, доста-точно, чтобы она стала общепринятой. Но ложная гипотеза не может господствовать бес-конечно долго. Поэтому мне нравилось инвестировать в гипотезы, имевшие недостатки, но одновременно—и возможность быть принятыми, при условии, что я знал, в чем со-стояли недостатки. Такое знание позволяло мне продавать акции точно вовремя. Я назвал мои гипотезы с изъянами «плодотворными ошибками» и основал свою теорию истории, как и свои финансовые успехи, на этих гипотезах. Моя рабочая гипотеза, заключающаяся в том, что все человеческие построения всегда имеют ошибки, является не только ненаучной — она имеет более радикальный де-фект: Вероятно, она — не истинная. Любое построение приобретает недостатки со време-нем, но это не означает, что оно было неподходящим или неэффективным в тот момент, когда было создано. Я думаю, что можно дополнительно отточить мою рабочую гипотезу и придать ей форму, которая могла бы претендовать на большую истинность. С этой це-лью я должен обратиться к моей теории рефлексивности. В рефлексивном процессе меня-ются как мышление участников, так и реальное положение дел. Итак, даже если решение или толкование было правильным в начале процесса, оно может стать неподходящим на более поздней стадии. Поэтому я должен добавить важное положение к заявлению, что все человеческие построения несовершенны: оно истинно, только если мы предполагаем, что теории и политика остаются действенными вечно, как и законы науки. Теоретические построения, как и действия, имеют незапланированные последст-вия, и эти последствия нельзя точно предвидеть в момент их создания. Даже если послед-ствия можно было бы предвидеть, все равно необходимо продолжать действовать, по-скольку эти последствия должны возникнуть только в будущем. Поэтому моя рабочая ги-потеза несовместима с идеей о том, что один способ действия лучше другого, что на са-мом деле существует оптимальный способ действия. Это, однако, подразумевает, что наи-более благоприятные условия применимы только к конкретному моменту истории, и то, что было наиболее благоприятным условием в определенный момент, может стать уже не благоприятным в следующий момент. С такой концепцией очень сложно работать, осо-бенно социальным институтам, которые не могут преодолеть определенной степени инертности. Например, чем дольше существует какая-то форма налогообложения, тем больше вероятности, что ее будут избегать; это может послужить хорошей причиной для изменения формы налогообложения через некоторое время, но это не может служить при-чиной для отмены налогообложения вообще. Возьмем пример из другой области: Христи-анская церковь превратилась в нечто иное, чем предполагал Иисус, но это не может яв-ляться достаточной причиной для отказа от его учения. Другими словами, теории и политика могут быть действенными — только вре-менно, в определенный момент истории. Именно для того, чтобы донести эту идею, я на-зываю построения с изъянами плодотворными ошибками, первоначально приносящими «выгодные» результаты. Как долго результаты остаются выгодными, зависит от того, при-знаются и исправляются ли эти изъяны. Таким образом построения постепенно могут стать более совершенными. Но никакие «плодотворные ошибки» не могут существовать бесконечно долго; в конце концов, когда время для их совершенствования и развития бу-дет исчерпано, появится новая «плодотворная ошибка» и завладеет умами людей. Воз-можно, то, что я собираюсь сказать, является именно такой «плодотворной ошибкой», но я склонен считать историю идей — историей, состоящей именно из таких «плодотворных ошибок». Другие могут назвать эти ошибки парадигмами. Обе эти идеи, вместе взятые, о том, что все умственные построения имеют не-достатки, но некоторые из них являются плодотворными, лежат в основе моего собствен-ного варианта радикальной ошибочности. Я использую их и в отношении внешнего мира, и в отношении моей собственной деятельности, и они хорошо служили мне как руководи-телю фонда, а в последнее время — и как филантропу. Будет ли это служить также успеш-но мне как мыслителю, проверяется именно сейчас, поскольку этот радикальный вариант ошибочности является фундаментом теории истории и толкования финансовых рынков, которые я излагаю далее.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Радикальная ошибочность» з дисципліни «Криза світового капіталізму»
