Для нормализации российско-американских отношений в первую очередь необходимо устранить фундаментальное препятствие, стоящее на этом пути – все еще остающееся взаимное недоверие. Этот фактор бесспорен, но его уже нельзя относить к «рудиментам» холодной войны, которую похоронили уже, по крайней мере, трижды – в 1989, 1991 и в 2001 годах. Значит, корни взаимного недоверия находятся глубже. И связаны они с проблемой восприятия друг друга в качестве именно противников (хотя бы и потенциальных) а не партнеров. Конечно, это восприятие находится в плену стереотипов прошлого. Российские руководители, воспитанные в СССР, по-прежнему воспринимают Америку как враждебную страну, политика которой направлена на ущемление национальных интересов России. Американские руководители, также воспитанные в период конфронтации двух сверхдержав, по-прежнему относятся к России с подозрением, ожидая от нее в основном неприятностей. В современных российско-американских отношениях отсутствует фундаментальный конфликт интересов, ведущий к жесткому противостоянию. Такое противостояние в прошлом было порождено, в первую очередь, идеологическими противоречиями, которых сегодня нет (хотя элементы геополитического соперничества, конечно, остаются). Тем не менее, обе стороны по-прежнему находятся в плену стереотипов холодной войны. Значительная часть российского политического класса склонна рассматривать политику США в отношении стран СНГ, в том числе на Каспии и на Кавказе, как антироссийскую в своей основе. В свою очередь, в руководстве США существует мнение, что внешняя политика России в этих регионах носит неоимперский характер и строится так, чтобы в максимальной степени противодействовать интересам США. Эти оценки в значительной степени неадекватны действительному положению дел. Но они являются политической реальностью. И изжить их – дело не одного десятилетия. Свидетельством того, что США относятся к России именно как к проблеме, является следующая оценка авторов доклада Фонда Карнеги: «… Даже в своем ослабленном состоянии Россия может затормозить процесс разрешения того или иного регионального конфликта… Россия может ослабить легитимность инициатив США угрозой применения своего права вето в Совете Безопасности ООН и, тем самым, подталкивая США к действиям в обход ООН. Россия может содействовать созданию оппозиционного блока, в рамках которого союзники США и другие важные страны будут противостоять политике США (даже если Россия окажется не в состоянии возглавить такой блок). Она может отказаться от применения санкций и пойти по пути саботирования усилий по нераспространению ОМУ. Россия может подкрепить способность и решимость некоторых региональных держав в их противостоянии американской политике путем военных поставок или передачи разведывательной информации этим странам, что может обернуться для США ростом материальных затрат, а порой, и людских потерь». И далее: «В общем, Россия недостаточно сильна для того, чтобы обеспечивать мир. Однако она достаточно сильна для того, чтобы срывать усилия по обеспечению мира». Больше всего американцев беспокоит, что Россия является крупнейшим в мире потенциальным распространителем технологий и уникальных разработок ОМУ. По их мнению, Россия может стать таким распространителем либо в соответствии с государственной политикой, либо в результате неспособности государства обеспечить реализацию официального курса на нераспространение. Можно до бесконечности спорить, кто виноват в существовании этих фобий больше – русские или американцы. Но мы, русские, должны в первую очередь спросить сами себя: почему новая демократическая Россия находится у Америки на подозрении? Почему ее там нередко воспринимают как уменьшенную копию СССР, как своего рода «ядро империи зла»? В чем причина того, что американцы никак не могут определиться, как относиться к России – как к «побежденной» стране или как к полноценному партнеру, в сотрудничестве с которым можно строить новый мировой порядок? Справедливость требует признать, что виноваты в этом прежде всего мы сами. Совсем не случайно, что в докладе Фонда Карнеги признается, что «Соединенные Штаты не располагают достаточно полным пониманием сути процессов, происходящих в России». Отсюда – двойственное отношение американского политического класса к России. С одной стороны, в Стратегии по национальной безопасности 2006 года четко сказано: «Россия и Америка имеют общие стратегические цели во многих областях международных отношений». Официальные лица США отмечают: «Мы должны подтвердить свою приверженность укреплению нашего партнерства, потому что у наших стран слишком много общих интересов и нам брошено слишком много общих вызовов, чтобы мы могли позволить себе стоять врозь». С другой стороны, в той же Стратегии по национальной безопасности говорится: «В то же время мы объективны в оценке разногласий, которые разделяют нас, а также усилий и времени, которые потребуются для формирования прочных стратегических отношений между двумя нашими странами. Существующие в течение длительного времени сомнения и недоверие российской политической элиты к нашим инициативам замедляют развитие двусторонних отношений. Неоднозначная позиция России по базовым ценностям демократии и свободных рыночных отношений и имеющиеся у нас претензии к ней в области нераспространения ОМУ по-прежнему являются предметами серьезной озабоченности. Чрезмерная слабость России также ограничивает возможности для сотрудничества. Тем не менее, предпосылок к его развитию сейчас значительно больше, чем их было в последние годы или даже десятилетия». Все эти стереотипы американского мышления, унаследованные от времен холодной войны, и тормозят проект интеграции России в Большую Европу и в трансатлантическое сообщество в целом. Для их преодоления Россия, на наш взгляд, должна недвусмысленно и безусловно определить себя в качестве наследницы не СССР, а исторической России. Она не может тащить за собой в Европу советское наследие. Она не может быть одновременно европейской и полусоветской-полуроссийской. До тех пор, пока этого не сделано, Запад и, особенно, США будут оставаться начеку. Если Россия делает однозначный выбор в пользу европейской и трансатлантической ориентации, она должна своей политикой показать, что она может стать ее полезной частью. Таковой она сможет быть лишь в качестве исторической России, которая до октября 1917 года так всеми и воспринималась. Пока этого не произошло. Поэтому в Европе и США нас и воспринимают в лучшем случае как страну, «находящуюся в переходном состоянии». В Стратегии по национальной безопасности 2006 г. так и говорится: «Россия находится в середине переходного периода на пути к демократическому будущему и партнерству с нами в войне против терроризма». В другом месте Россия определяется как «потенциально великая держава», которая в настоящее время, наряду с Китаем и Индией, «находится в состоянии переходного периода». Не приходится поэтому удивляться тому, что на ведение операций против России и поныне уходит львиная доля средств разведсообщества США (ЦРУ, АНБ, РУМО, ФБР). Даже на все разведоперации против международного терроризма в 2008 году будет затрачено вдвое меньше, чем против России. А в новой стратегии национальной обороны США, утвержденной летом 2008 г., сказано, что потенциальную угрозу для Вашингтона в настоящее время представляют две страны – Россия и Китай.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Россия – по-прежнему проблема» з дисципліни «Сучасна зовнішня політика Росії»
