Вместе Соединенные Штаты и Европейский союз составляют ядро глобального пространства политической стабильности и экономического благосостояния. Выступая заодно, Америка и Европа были бы всесильны в любой точке мира. Между тем они нередко плохо ладят друг с другом. Еще до громкой ссоры, вспыхнувшей в 2003 году из-за Ирака, со стороны Америки особенно часто раздавались жалобы на то, что Европа не прилагает «достаточных» усилий в сфере коллективной обороны. Европа же больше всего сетовала на склонность Америки чересчур часто поступать но своему усмотрению. Поэтому, оценивая атлантические взаимоотношения, есть основания начать с вопроса: что было бы, если бы европейцы прилагали «достаточные» усилия, а американцы реже деист вовали, не прислушиваясь к союзникам? Недовольство Америки подкрепляется статистикой. Европейский союз, в состав которого в настоящий момент входят 15 государств с населением, насчитывающим 375 миллионов человек (тогда как население США составляет 280 миллионов), и совокупным ВВП, примерно рав- 123 ным ВВП Америки, тратит на оборону несколько менее половины суммы, расходуемой на те же цели Соединенными Штатами. Более того, в течение последних 50 лет на европейской земле находятся американские войска, развернутые для защиты Европы от советской угрозы. Правда состоит в том, что на протяжении всего периода «холодной войны» Европа де-факто являлась американским протекторатом. Даже после «холодной войны» именно войска США сыграли роль головного отряда в военных операциях по прекращению насилия на Европейских Балканах. К тому же, Европа извлекает экономическую выгоду из стабилизирующей военно-политической роли США как на Ближнем, так и на Дальнем Востоке (от ближневосточной нефти Европа зависит даже в большей степени, чем Америка, а с дальневосточным регионом ее связывает торговый обмен, объем которого непрестанно возрастает). Неудивительно, что среднему американцу Европа представляется нахлебницей. Но что, если Европа перестанет быть ею? Разбогатеет ли от этого Америка? Станут ли отношения атлантических союзников здоровее и ближе? Чтобы получить ответы на эти вопросы, надо вообразить, какие обстоятельства должны возобладать, чтобы Европа обрела политическую волю, которая позволит ей удвоить расходы на оборону и обзавестись военным потенциалом под стать американской мощи. Для военных усилий такого масштаба понадобятся радикальный прорыв в деле политического объединения различных европейских государств и непоколебимая решимость большинства европейского населения сделать Европу, по примеру Америки, самодостаточной в оборонительном плане. Коль скоро советской угрозы больше нет, а Россия низведена до уровня державы среднего ранга, импульс к складыванию обоих условий могут дать лишь единодушное заключение о том, что проводимая Америкой политика безопасности подвергает европейские страны серьезной угрозе, и страстное желание европейской общественности избавить Европу от зависимости в этой области. Учитывая, что но экономическому потенциалу ЕС уже сравнялся с Америкой и что два эти субъекта нередко 124 сталкиваются на финансовой и торговой почве, Европа с возрождением военной мощи может превратиться в грозного соперника для Америки. Она не преминет бросить вызов американской гегемонии. Установить подлинно равноправное партнерство между двумя сверхдержавами будет отнюдь не просто, поскольку такая корректировка отношений потребует радикального сокращения преобладающей роли Америки и столь же радикального расширения функций Европы. НАТО перестанет быть союзом, руководимым Америкой, а может быть, и вовсе прекратит свое существование. И если потуги Франции выглядеть великой державой время от времени вызывают у Америки замешательство, притом что она в состоянии отклонять французские претензии как экстравагантные, но бесполезные демонстрации пустых амбиций, то Европа, предпринимающая-таки «достаточные» оборонные усилия, неизбежно заставит Америку испытать острое чувство дискомфорта, естественное в положении бывшего гегемона. Европа, полагающаяся в военном отношении на саму себя, ставшая, подобно Америке, политической и экономической державой глобального масштаба, поставила бы Соединенные Штаты перед мучительным выбором: либо расторгнуть союз с Европой, либо разделить с ней ответственность за осуществление мировой политики. Уход могущественной Америки с западной периферии Евразийского континента был бы равнозначен согласию на превращение Евразии в арену новых непредсказуемых конфликтов между главными евразийскими соперниками. Но и разделение власти в рамках симметричного глобального партнерства было бы нелегким и небезболезненным. Политически мощная Европа, способная конкурировать с Соединенными Штатами на экономическом поприще и притом не зависящая от них в военном отношении, неотвратимо принялась бы оспаривать верховенство Америки в двух регионах, имеющих для США жизненно важное стратегическое значение, - на Ближнем Востоке и в Латинской Америке. Сперва евро-американское соперничество дало бы о себе знать на Ближнем 125 Востоке, не только по причине географической близости этого региона к Европе, но и прежде всего ввиду ее большей зависимости от добываемой там нефти. Принимая во внимание неприятие арабами американской политики, авансы со стороны Европы имели бы все шансы встретить здесь сочувствие, тогда как Израиль наверняка ожидала бы потеря привилегированного положения, которым он пользуется в качестве главного фаворита США. За этим, вероятно, не замедлил бы последовать европейский вызов позициям США в Латинской Америке. Испанцы, португальцы и французы имеют давние исторические и культурные связи с латиноамериканскими обществами. Националистические силы Латинской Америки приветствовали бы укрепление политических, экономических и культурных уз с уверенной в себе Европой, в результате чего пострадало бы традиционное господство США в этом регионе. Следовательно, стань Европа экономическим гигантом и крупной военной силой в одном лице, сфера главенства США, возможно, ограничилась бы в основном пространством Тихого океана. Очевидно, что серьезное соперничество между Америкой и Европой было бы пагубно для них обеих. Однако на настоящем этапе у европейцев отсутствуют мотивы и сплоченность, необходимые для создания мощной военной державы. А пока это так, стычки между Америкой и Европой вряд ли выльются в масштабное геополитическое состязание. Жалобами и беззубой критикой незаживающих ран не нанести. Тем не менее, памятуя о взаимных обидах, причиненных трансатлантическими разногласиями вокруг Ирака, для американцев было бы, пожалуй, благоразумнее поменьше укорять Европу в «недостаточности» ее военных усилий. Европейцам тоже стоит аккуратнее взвешивать слова, изливая свое недовольство Америкой. Помимо традиционно присущих европейской элите претензий культурного характера (которые сейчас стремительно теряют почву в связи с широкой популярностью в Европе американской массовой культуры), излюбленной темой для европейских критиков Америки является ее усилившееся стремление действовать на международной арене без 126 оглядки на союзников. Упреки такого рода не новы: во времена «холодной войны» Америке часто пеняли на ее будто бы примитивный антикоммунизм, нежелание идти на компромиссы с Советским Союзом и чрезмерное внимание к вопросам военной готовности. Двадцать с лишним лет тому назад канцлер ФРГ Гельмут Шмидт пренебрежительно отзывался о политике США в области прав человека, благосклонно взирая на подавление диссидентов коммунистическими режимами. Ему не уступали французский президент Жискар д'Эстен, который позже с неменьшим высокомерием оценивал воинственность Рейгана, и его преемник Франсуа Миттеран, не сомневавшийся в тщетности усилий Буша по воссоединению Германии. По окончании «холодной войны» критические выпады Европы в адрес Америки, именуемой мировым слоном в международной посудной лавке, участились и приобрели более изощренньйРхарактер. Исчезновение советской угрозы сделало антиамериканскую критику менее рискованной, а достижения европейской экономической интеграции выдвинули на передний план трансатлантические конфликты на экономическом фронте. Принятые Конгрессом США непродуманные законодательные акты, новые дотации фермерам и введение тарифов на импорт стали заметно укрепили уверенность европейцев в том, что приверженность Америки идее открытой глобальной экономики неискренна. К этой точке зрения добавилось еще одно широко распространенное в Европе убеждение: Америка занимает удручающе несостоятельную позицию по глобальным вопросам, которые затрагивают принципиально значимые долгосрочные перспективы человечества и посему требуют разработки общепринятых наднациональных правил поведения. Особую ярость европейцев вызвал неожиданный категорический отказ США подписать Рамочную конвенцию ООН об изменении климата (Киотский протокол) - решение, которое на данном этапе похоронило надежды на сколько-нибудь эффективные шаги в связи с болезненной для международного сообщества и политически взрывоопасной проблемой глобального 127 потепления. Отказ Америки признать Международный уголовный суд также был воспринят как поступок, несовместимый с постоянно провозглашаемой Соединенными Штатами приверженностью правам человека, не говоря уже о том сильном давлении, которое сами США оказывали на Европу, настаивая по завершении нескольких конфликтов в бывшей Югославии на международных процессах по обвинениям в военных преступлениях. Аналогичным свидетельством американского своенравия и произвола европейцы посчитали введение Соединенными Штатами экономических санкций против Ирана, Ирака, Ливии и Кубы, тем более что соответствующие администрации США вопреки собственной более здравой позиции пошли на поводу у определенных политических групп давления внутри страны. Критика односторонней линии Америки и ее безразличия к заботам европейцев звучала в полный голос еще до появления иракской проблемы. Даже обычно проамерикански настроенная Германия время от времени отдавала дань поднимающейся волне отношения к Америке как к стране, ведущей себя по своему усмотрению и не гнушающейся произволом, причем это мнение возникло еще до избрания президентом Джорджа У. Буша. Как правило, умеренная «Франкфуртер альгемайне цайтунг» (в опубликованной 2 марта 2000 г. статье под названием «Американский кулак») безоговорочно осудила Америку за непризнание «политического веса Европы». Причина, по утверждению газеты, заключается в следующем: «Два эти континента функционируют в соответствии с разными системами политических ценностей, законы же глобализации написаны державой-гегемоном. Только Америка может мириться с нарастающими противоречиями в обществе и зияющим разрывом между бедными и богатыми. Политический разум нашего континента, напротив, требует большего контроля и регулирования, примирения конфликтующих интересов и ограничения власти. В основе европейской политической жизни лежат уважение и взаимная поддержка партнеров». Неделей позже ведущий немецкий еженедельник либерального направления «Цайт» обвинил американцев в том, что они 128 отдают предпочтение «закону джунглей» и, к тому же, «с головой ушли в поиски новых врагов». Возросшая озабоченность глобальными проблемами, контрастирующая с эгоистической самонадеянностью американцев, была не единственной причиной нелестных суждений об Америке, как это порой пытались дать понять европейцы. В условиях военной слабости и политической разобщенности Европы порицание Америки выполняло роль столь нужной европейцам компенсации за асимметричное распределение могущества между двумя сторонами Атлантики. Вынуждая Америку обороняться в нравственном и правовом отношениях, европейцы рассчитывали создать несколько более ровное игровое поле и вооружиться вселяющим уверенность сознанием собственной правоты. Однако дальше этого их претензии не идут. Европейцы лучше американцев знают, что по-настоящему серьезный разлад в атлантических отношениях был бы гибельным для новой Европы. Он не только повлек бы возобновление внутриевропейских раздоров и возрождение угроз извне, но и, вполне вероятно, создал бы опасность крушения всей сложившейся европейской архитектуры. Пробуждение традиционных страхов перед германской мощью и исторических межнациональных антагонизмов не заставило бы себя долго ждать. Без американского присутствия Европа, вне всякого сомнения, вновь стала бы Европой, но только не в том смысле, в каком это видится европейским мечтателям. В конце концов стратегически мыслящие европейцы, даже несмотря на открытую полемику вокруг самовластного решения США свергнуть Саддама Хусейна, прекрасно понимают, что односторонний характер американской политики отчасти обусловлен исключительной ролью Америки в сфере безопасности и что вынужденное согласие с такой политикой есть та цена, которую другим странам приходится платить за сохранение готовности Америки к действиям в мире, где не столь просто провести грань между отдельными мотивациями, касающимися экономики, права, морали и безопасности. Это состояние готовности проистекает из исторически свойственного 129 Америке представления о себе как мировом образце воплощения свободы. Если бы Америка скрупулезно соблюдала международные правила, если бы она старательно избегала демонстраций силы при решении экономических вопросов, представляющих особый интерес для серьезных категорий американских избирателей, или проявляла покорную готовность ограничить собственный суверенитет и подчинить свои вооруженные силы юрисдикции международного права, то она, возможно, не была бы державой, действия которой способны стать последним спасительным средством предотвращения глобальной анархии. Короче говоря, стоило бы посоветовать европейцам тщательно взвесить все те последствия, которые имело бы (как для них, так и для остального мира) превращение Америки в сговорчивого партнера, склонного легко жертвовать своим руководящим статусом ради достижения минимального коллективного консенсуса. Однако полемика 2003 года вокруг Ирака, столкнувшая Вашингтон с Парижем и Берлином, преподнесла еще более тревожный урок. Эта размолвка должна послужить сигналом, предупреждающим об уязвимости трансатлантических отношений, которая вполне может напомнить о себе, если взаимные укоры и недостаток обоюдного понимания когда-нибудь подтолкнут европейцев к антиамериканским позициям, дав им мотив всерьез взяться за создание независимой военной мощи. Европа, положившая в основу своего политического объединения откровенное самоопределение в качестве «противовеса» Соединенным Штатам (т.е. де-факто антиамериканской силы), разрушит Атлантический союз. Пока ни мечты, ни кошмары обеих сторон не имеют больших шансов стать явью. Ни одна из них не станет удовлетворять все чаяния другой, но и худшие опасения каждого из партнеров едва ли оправдаются. В течение по меньшей мере десяти лет, а может быть, и дольше у Европы не будет достаточного политического единства и стимулов, чтобы пойти на финансовые жертвы, необходимые для превращения в военную державу глобального уровня1. Европа не создаст угрозы первенству Америки 130 хотя бы потому, что процесс становления европейского политического единства будет в самом лучшем случае очень медленным и постепенным. Увеличение числа членов ЕС до 27 еще более усложнит и без того чрезмерно громоздкие и весьма бюрократизированные структуры европейской интеграции, напоминающие гигантский экономический конгломерат. У конгломератов не бывает исторических мечтаний -у них есть материальные интересы. Безликие бюрократические институты Европейского союза бессильны пробудить народные чувства, необходимые для политического признания. Как язвительно выразился один французский комментатор, «первородный грех Европы, от которого она еще не очистилась, состоит в том, что ее зачали в служебных кабинетах; да еще в том, что именно там происходил ее расцвет. Построить общую судьбу на таком фундаменте так же невозможно, как влюбиться в коэффициент роста илй~в квоты на молоко»2. Превыше всего для Европы - ее заинтересованность в глобальной стабильности, в отсутствие которой европейское здание ожидает обвал. Поэтому со временем Европейский союз обзаведется атрибутами военно-политической державы, точь-в-точь как многие гигантские многонациональные корпорации заводят для охраны своих жизненно важных интересов собственную вооруженную службу безопасности. Но даже после этого военные усилия Европы будут в течение какого-то периода в основном дополнять военные возможности Америки, не составляя им конкуренции. Не исключаемые в перспективе военные доблести Европы едва ли станут вдохновляться транснациональным европейским шовинизмом, что тоже вселяет надежду. Это означает, что даже более могучая в политическом и военном отношении Европа будет выказывать в международных делах сдержанность, продиктованную ограничениями, которые органически вытекают из сложной природы ее континентального единства и нечеткости ее политического профиля. Лишенная миссионерского пыла и самоуверенного фанатизма, будущая Европа могла бы явить вдохновляющий пример политики ответственного 131 многостороннего взаимодействия, в которой в конечном счете и нуждается человечество. Выплеснувшиеся наружу в связи с проблемой Ирака острые трансатлантические разногласия не должны заслонять того, что Европа, по своей природе ориентированная на многостороннее сотрудничество, и Америка, тяготеющая к самостоятельной линии, идеально подходят для глобального брака по расчету. Действуя в одиночку, Америка может первенствовать, но ей не достичь всемогущества; Европа, действуя аналогичным образом, может наслаждаться богатством, но ей не преодолеть своего бессилия. Эта истина осознается по обе стороны Атлантики. Америка, даже несмотря на ее однобокую сосредоточенность на терроризме, нетерпеливость в отношении союзников, уникальную роль в сфере глобальной безопасности и представление о своей исторической миссии, понемногу все же приспосабливается к постепенному развитию региональных и других международных консультативных механизмов. Ни Америка, ни Европа не добились бы столь внушительных успехов друг без друга. Вместе они образуют ядро системы глобальной стабильности. Жизнеспособность этого ядра зависит от соответствующей повестки дня американо-европейского взаимодействия, которая не должна исчерпываться разделяющими стороны вопросами. И такая повестка дня имеется, вопреки печальному опыту весны 2003 года. Ее самым неотложным пунктом является остро необходимое трансатлантическое сотрудничество в стабилизации ситуации на Ближнем Востоке. Как утверждается в главе 2, если такое совместное стратегическое начинание не будет предпринято, интересы безопасности и Америки, и Европы в Ближневосточном регионе пострадают. А объединенные усилия позволят привнести в атлантические отношения общую геополитическую цель. В более долгосрочной перспективе единой магистральной задачей останется расширение Европы, которому более всего способствовала бы политическая и географическая взаимодополняемость структур ЕС и НАТО. Расширение есть наилучшая гарантия таких неуклонных 132 изменений в ландшафте европейской безопасности, которые позволят раздвинуть периметр центральной зоны мира на планете, облегчить поглощение России расширяющимся Западом и вовлечь Европу в совместные с Америкой усилия во имя упрочения глобальной безопасности. Расширение ЕС и НАТО является логическим и неизбежным результатом благоприятного исхода «холодной войны». После исчезновения советской угрозы и освобождения Центральной Европы от советского господства сохранение НАТО в качестве оборонительного союза против уже несуществующей советской угрозы не имело бы никакого смысла. Кроме того, отказаться от продвижения в Центральную Европу - значило бы бросить на произвол судьбы по-настоящему нестабильный пояс не очень благополучных и плохо защищенных европейских государств, зажатых между процветающим Западом и охваченной смутой постсоветской Россией, со всеми вытекающими отсюда потенциально разрушительными последствиями для всех сторон. Итак, у Европейского союза и НАТО нет выбора: чтобы не утерять приобретенные в «холодной войне» лавры, они вынуждены расширяться, даже если с вступлением каждого нового члена нарушается политическая сплоченность Евросоюза и осложняется военно-оперативное взаимодействие в рамках атлантической организации. Что касается ЕС, то раскол между так называемой «старой Европой», в большинстве своем воспротивившейся лихорадочному стремлению администрации Буша к войне с Ираком, и поддержавшей Вашингтон «новой Европой» рельефно выявил возросшие трудности становления общей европейской внешней политики. В ответ Франция и Германия могут попытаться сколотить внутри ЕС неофициальную группу, призванную говорить и действовать от имени Европы, однако в ближайший период Европейскому союзу как таковому предстоит оставаться в гораздо большей степени экономической, нежели политической реальностью. В рамках НАТО усилия в области военно-оперативной взаимодополняемости и интеграции также получат 133 иное направление. Интеграция регулярных национальных армий в целях территориальной обороны была оправданна, когда Западной Европе угрожало потенциальное нападение со стороны СССР. Теперь, когда задачи территориальной обороны потеряли первостепенное значение, интегрировать 26 национальных армий бессмысленно. Поэтому НАТО сосредоточит внимание на уточнении конкретного вклада каждого союзника, а также на развитии и укреплении по-настоящему боеспособных интегрированных сил быстрого реагирования для проведения операций за пределами территории членов альянса. Расширение как ЕС, так и НАТО будет продолжаться. С очередной его волной по мере отступления Востока и наступления Запада опасности, порождаемые наличием геополитически «ничейной земли», просто отодвигаются в восточном направлении. В то же время прогресс в отношениях Запада с Россией и ясно выраженное желание Украины примкнуть со временем к евроатлантическому сообществу не оставляют места сомнениям в преимуществах дальнейшей экспансии. Посему увеличение числа членов ЕС, который объединит к 2005 году 27 государств (после предполагаемого присоединения новых кандидатов), и НАТО, куда должны войти 26 стран (согласно постановлениям, принятым в конце 2002 г. на Пражском саммите), вряд ли ограничится этими цифрами. Экспансия, тем не менее, не обязательно означает бесконечный процесс механического приема все новых и новых членов, вплоть до китайских границ. В сфере безопасности могут потребоваться гораздо более длительные периоды развития сотрудничества между НАТО и вероятными кандидатами на вступление в эту организацию, углубления военно-политических связей и усиливающейся вовлеченности альянса в укрепление региональных договоренностей по вопросам безопасности. В каких-то случаях эти процессы могут завершиться присоединением к НАТО, в других случаях речь пойдет о совместном участии отдельных членов этой организации и стран, не входящих в ее состав, но тесно ассоциированных с альянсом, в проводимых под эгидой НАТО операциях безопасности. Хорошим примером является развертывание в 134 2003 году в польском оккупационном секторе на территории Ирака украинских подразделений, тыловую поддержку которых осуществляет НАТО. В любом случае с завершением второго крупного расширения состава Атлантического союза подвести окончательную черту под этим процессом не удастся. Развивающееся между НАТО и Россией сотрудничество, получившее мощный импульс благодаря образованию Совета Россия - НАТО, мешает Москве выдвигать возражения против желания Украины примкнуть к альянсу. В мае 2002 года, вскоре после того, как было реализовано решение об учреждении Совета, Украина объявила о своем твердом намерении добиваться в будущем членства в НАТО (а также на определенном этапе - приема в ЕС). Хотя она вряд ли сумеет в скором времени удовлетворить установленным критериям, очевидно, что со стороны альянса было бы стратегически неразумно пренебрегать чаяниями УкраиныГрискуя разжечь тем самым имперские амбиции России. Соответственно, процесс целенаправленного поощрения Украины к подготовке к вступлению в НАТО (которое могло бы состояться до окончания текущего десятилетия) станет следующим логичным шагом. Сходные соображения применимы и к неустойчивому Кавказскому региону. Прежде входивший в орбиту исключительного имперского контроля России, он в настоящее время насчитывает три независимых, но плохо защищенных государства (Грузию, Армению и Азербайджан), а также множество мелких этнических анклавов Северного Кавказа, все еще находящегося под властью России. Терзаемый изнутри острыми этническими и религиозными противоречиями, регион, к тому же, традиционно является центром борьбы за влияние между Россией, Турцией и Ираном. В постсоветский период к этим давним конфликтам примешалось интенсивное соперничество вокруг раздела энергетических ресурсов Каспийского моря. Кроме того, не исключено, что весьма многочисленное азербайджанское население северозападного Ирана подольет масло в огонь региональных пожаров, потребовав воссоединения со своей недавно получившей независимость и имеющей лучшие шансы 135 на процветание родиной: вопрос, вероятно, лишь в том, когда это случится. Никто из трех традиционных претендентов на главенствующую роль в этом пространстве, то есть ни Россия, ни Турция, ни Иран, не обладает сейчас такой мощью, чтобы в одиночку навязать свою волю региону в целом. Даже совместного выступления двоих из них против третьего игрока, скажем России и Ирана против Турции, было бы недостаточно, поскольку в глубине сцены проступают силуэты еще двух фигур - Соединенных Штатов (присутствующих здесь через посредство НАТО, одним из ведущих членов которой является Турция) и Европейского союза (вступления в который Турция добивается). Между тем без энергичного вмешательства извне тлеющее на Кавказе пламя внутренних социальных, политических, этнических и религиозных конфликтов не только не угаснет, но и, судя по всему, будет приводить к периодическим вспышкам насилия, как это уже неоднократно случалось после 1990 года. Все большая очевидность этого положения может даже заставить Россию признать, пусть и скрепя сердце, что ее интересам скорее соответствовала бы та или иная форма взаимодействия с евроатлантическим сообществом, направленного на превращение Кавказа в более стабильный, приверженный сотрудничеству и процветающий регион. За десять лет, истекших после распада ее исторической империи, Россия испытала две кровопролитные войны, которые она с жестокостью вела против рвущейся к независимости Чечни, и они не только нанесли огромный урон моральной репутации России, но и продемонстрировали физические пределы ее способности вести имперскую войну в послеимперскую эпоху. В 90-х годах XX века НАТО выступила в новой роли, установив стабильность на охваченном волнениями и насильственными конфликтами Балканском полуострове. К началу следующего десятилетия стало ясно, что не удастся обойтись без своего рода Пакта стабильности для Кавказа - программы по образцу Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы. И коль скоро шансы заручиться со временем поддержкой России возросли, учитывая ее 136 общую заинтересованность в координации с возглавляемым Америкой альянсом, а также расширение ее экономических и политических связей с Турцией, стабилизация Кавказа может - и должна — во все большей степени считаться в том числе обязанностью НАТО.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Глобальное ядро» з дисципліни «Світове панування або глобальне лідерство»
