Уникальное положение Америки в мировой иерархии сегодня широко признано. Первоначальные удивление и даже гнев, с которыми была встречена за рубежом открытая констатация главенствующей роли Америки, уступили место более сдержанным - хотя все еще отмеченным печатью обиды — попыткам обуздать, ограничить, направить в иное русло или подвергнуть осмеянию ее гегемонию1. Даже русские, которые по причинам ностальгического порядка менее всех склонны признавать масштабы американского могущества и влияния, согласились с тем, что в течение некоторое времени Соединенные Штаты будут оставаться определяющим игроком в мировых делах2. Когда 11 сентября 2001 г. Америка подверглась террористическим ударам, британцы во главе с премьер-министром Тони Блэром приобрели авторитет в глазах Вашингтона, немедленно присоединившись к объявлению американцами войны против международного терроризма. Их примеру последовала значительная часть планеты, включая страны, которые ранее на себе испытали боль террористических атак, удостоившись лишь малой толики сочувствия с американской стороны. Прозвучавшие во всех уголках мира заявления в духе декларации «мы все - американцы» были не просто выражениями искреннего сопереживания, они стали еще и своевременными заверениями в политической лояльности. 13 14 Современному миру может не нравиться американское превосходство: он может относиться к нему с недоверием, негодовать и время от времени даже составлять направленные против него заговоры. Однако прямо оспаривать верховенство Америки в практическом ключе остальному миру не по силам. В течение прошлого десятилетия предпринимались отдельные попытки сопротивления, но все они потерпели неудачу. Китайцы и русские пофлиртовали с идеей стратегического партнерства, ориентированного на формирование «многополярного мира» - понятие, истинный смысл которого легко расшифровывается с помощью слова «антигегемония». Из этого мало что могло выйти, учитывая относительную слабость России по сравнению с Китаем и прагматизм китайских руководителей, прекрасно осознающих, что в настоящий момент Китай больше всего нуждается в иностранных капиталах и технологиях. Ни на то, ни на другое Пекину не приходилось бы рассчитывать, приобрети его отношения с Соединенными Штатами антагонистический оттенок. В завершающем году XX столетия европейцы, и в первую очередь французы, с помпой провозгласили, что Европа вскоре обзаведется «автономными возможностями в области глобальной безопасности». Но, как не замедлила показать война в Афганистане, обещание это было сродни некогда знаменитому советскому заверению в исторической победе коммунизма, «виднеющейся на горизонте», то есть на воображаемой линии, неумолимо отодвигающейся по мере приближения к ней. История - летопись изменений, напоминание о том, что всему наступает конец. Но она же подсказывает, что некоторым вещам дарован долгий век, а их исчезновение отнюдь не означает возрождения предшествовавших реальностей. Так будет и с сегодняшним мировым преобладанием Америки. Однажды оно тоже начнет клониться к закату, возможно, позднее, чем кое-кому хотелось бы, но раньше, нежели полагают, ничтоже сумняшеся, многие американцы. Что придет ему на смену? - вот ключевой вопрос. Внезапный конец американской гегемонии, без сомнения, погрузил бы мир в хаос, в обстановке которого международная анархия сопровождалась бы 15 взрывами насилия и разрушениями подлинно грандиозного масштаба. Сходный эффект, только растянутый во времени, имел бы и неуправляемый постепенный упадок господства США. Но поэтапное и контролируемое перераспределение власти могло бы привести к оформлению структуры глобального сообщества, основанного на совместных интересах и располагающего своими наднациональными механизмами, на которые в возрастающем объеме возлагались бы некоторые специальные функции в сфере безопасности, традиционно принадлежащие национальным государствам. В любом случае эвентуальное окончание американской гегемонии не повлечет за собой восстановления многополярного баланса между знакомыми нам великими державами, которые заправляли мировыми делами в последние два столетия. Не увенчается оно и воцарением на месте Соединенных Штатов другого гегемона, обладающего аналогичным политическим, военным, экономическим, научно-техническим и социокультурным глобальным превосходством. Известные крупные державы прошлого века слишком утомлены или слабы, чтобы справиться с ролью, которую сегодня играют Соединенные Штаты. Примечательно, что начиная с 1880 года в иерархической табели мировых держав (составленной на основе совокупной оценки их экономического потенциала, военных бюджетов и преимуществ, населения и т.д.), менявшейся с интервалами в двадцать лет, верхние пять строк занимали всего лишь семь государств: Соединенные Штаты, Великобритания, Германия, Франция, Россия, Япония и Китай. Однако только Соединенные Штаты неоспоримо заслуживали включения в ведущую пятерку в каждый 20-летний период, а в 2002 году разрыв между государством, занявшим самую верхнюю позицию, - (~~* соединенными Штатами - и остальными странами оказался намного больше, чем когда-либо прежде3. Бывшие великие европейские державы - Великобритания, Германия и Франция - слишком слабы, чтобы принять на себя удар в схватке за гегемонию. Маловероятно, что в ближайшие два десятилетия Европейский союз достигнет той степени политического единства, без которой 16 народам Европы никогда не обрести воли к соперничеству с Соединенными Штатами на военно-политической арене. Россия уже не представляет собой имперскую державу, и главным вызовом для нее является задача социально-экономического возрождения, не выполнив которую она будет вынуждена уступить свои дальневосточные территории Китаю. Население Японии стареет, ее экономическое развитие замедлилось; типичная для 1980-х годов точка зрения, сулившая Японии превращение в следующее «сверхгосударство», выглядит сегодня исторической иронией. Китай, даже если ему удастся сохранить высокие темпы экономического роста и не утратить внутриполитическую стабильность (и то и другое сомнительно), станет в лучшем случае региональной державой, потенции которой по-прежнему будут лимитироваться бедностью населения, архаичной инфраструктурой и отсутствием универсально притягательного образа этой страны за рубежом. Все это относится и к Индии, трудности которой, сверх того, усугубляются неясностью долгосрочных перспектив ее национального единства. Даже коалиции всех этих стран — образование которой крайне маловероятно, учитывая историю их взаимных конфликтов и взаимоисключающих территориальных притязаний - не хватило бы сплоченности, силы и энергии, ни чтобы столкнуть Америку с ее пьедестала, ни чтобы поддерживать глобальную стабильность. Как бы то ни было, если бы Америку попробовали сбросить с трона, часть ведущих государств подставила бы ей плечо. И в самом деле, при первых же осязаемых признаках заката американского могущества нам, вполне возможно, довелось бы наблюдать спешные попытки упрочить лидерство Америки. Но самое главное, даже общее недовольство американской гегемонией бессильно приглушить столкновения интересов различных государств. В случае же упадка Америки наиболее острые противоречия могли бы разжечь пожар регионального насилия, который в условиях распространения оружия массового поражения чреват самыми страшными последствиями. 17 Все сказанное позволяет сделать двоякий вывод: в предстоящие два десятилетия американское могущество будет являться незаменимой опорой глобальной стабильности, а принципиальный вызов мощи США может возникнуть лишь изнутри: либо если американская демократия сама отвергнет силовую роль, либо если Америка неправильно распорядится своим глобальным влиянием. Американское общество при всей достаточно очевидной узости его интеллектуально-культурных интересов твердо поддерживало продолжительное миромасштаб-ное противостояние угрозе тоталитарного коммунизма, а сегодня полно решимости бороться с международным терроризмом. Пока эта вовлеченность в мировые дела сохраняется, Америка будет играть роль глобального стабилизатора. Но стоит антитеррористической миссии потерять смысл - потому ли, что терроризм исчезнет, потому ли, что американцы устанут либо утратят чувство общей цели, - глобальной роли Америки быстро настанет конец. Злоупотребление своим могуществом со стороны США также способно подорвать их глобальную роль и поставить под вопрос ее легитимность. Поведение, воспринимаемое в мире как произвол, может стать причиной прогрессирующей изоляции Америки и лишить ее если не потенциала самообороны, то возможности воспользоваться своей властью для вовлечения других стран в общие усилия по формированию более безопасной международной среды. Общественность в целом понимает, что новая угроза безопасности, которую столь драматическим образом выявило 11 сентября, нависла над Америкой на долгие годы. Богатство страны и динамизм ее экономики делают относительно приемлемым оборонный бюджет на уровне 3-4% ВВП: это бремя значительно легче того, что довелось нести в годы «холодной войны», не говоря уже о временах Второй мировой войны. Вместе с тем в процессе глобализации, способствующей переплетению американского общества с остальным миром, национальная безопасность Америки оказывается все менее отделимой от вопросов общего благополучия человечества. 18 Согласно логике искусного государственного управления, задача заключается в том, чтобы преобразовать существующий фундаментальный общественный консенсус в сфере безопасности в долгосрочную стратегию, которая встретила бы в мире не всеобщее неодобрение, а всеобщую поддержку. Этого нельзя добиться, ни апеллируя к шовинизму, ни провоцируя панику. Здесь требуется такой подход к новым реальностям глобальной безопасности, в котором воедино слились бы традиционный американский идеализм и трезвый прагматизм. Ведь с обеих точек зрения очевиден один и тот же вывод: укрепление глобальной безопасности является для Америки принципиально важным компонентом ее собственной национальной безопасности. 1 Когда в 1997 году я опубликовал книгу «Великая шахматная доска: господство Америки и его геостратегические императивы», бывший канцлер Германии Гельмут Шмидт в рецензии, под которой стояла его подпись, выразил возмущение в связи с признанием мною исторически нового факта мировой гегемонии Америки. Несколько позже французский министр иностранных дел того времени Юбер Ведрин иронически окрестил гегемонию США «гипермощью». 2 В недавно опубликованных российских исследованиях, посвященных мировым тенденциям, недвусмысленно признается, что период американского главенства продлится как минимум еще два десятилетия или около того, причем никакая другая держава не сможет даже приблизиться к подобному статусу. (См. Мир на рубеже тысячелетий. -М., 2001, коллективная монография Института мировой экономики и международных отношений.) Решение президента Путина недвусмысленно занять после событий 11 сентября сторону Америки было явно продиктовано осознанием того, что открытая враждебность к США могла бы только осложнить для России ее собственные дилеммы безопасности. 3 Хотя такое распределение мест в международном иерархическом списке вызывает споры, в 1900 году в нем фигурировали, последовательно, Великобритания, Германия, Франция, Россия и Соединенные Штаты, причем все они располагались относительно близко друг к другу. В 1960 году лидировали Соединенные Штаты и Россия (СССР), а Япония, Китай и Великобритания находились далеко позади. В 2000 году список возглавили Соединенные Штаты, за которыми с большим отрывом следуют Китай, Германия, Япония и Россия.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Американская гегемония и глобальная безопасность» з дисципліни «Світове панування або глобальне лідерство»
