Зависимость тихоокеанского статуса России от проницаемости Кореи и северо-восточных районов Китая для российских товаропотоков понималась в России еще в ХIХ в. Не случайно российское правительство вложило колоссальные средства в создание железнодорожной сети в Маньчжурии, из-за контроля над которой происходили на протяжении первой половины ХХ в. конфликты российского и советского правительств с Японией и Китаем. Эти споры отражали геополитическую данность - невозможность полноценного присутствия России на Тихом океане без свободы в любое время года неограниченно сообщаться с той зоной побережья Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей, которая, смыкая воедино побережья Китая, Кореи, Японии, Тайваня и стран ЮВА, природно предназначена на роль экономического центра региона1. Другое дело - каким образом обеспечивалась эта проницаемость. В разные исторические периоды бывало по-разному. Но с началом советско-китайского конфликта 60-х - 80-х годов Северо-Восточный Китай (пров. Хэйлунцзян, Гирин, Ляонин) проницаемым для советских интересов не был, а проницаемость для них Кореи была существенно подорвана как хроническими колебаниями в отношениях с КНДР, так и полным отсутствием контактов с Южной Кореей вплоть до начала «перестройки». В настоящее время ситуация изменилась. Во-первых, более или менее свободное экономическое общение России с двумя Кореями позволяет ей рассчитывать на расширение доступа к Желтому и Восточно-Китайскому морям. Во-вторых, нормализация отношений с КНР в 1989 г. открыла дорогу сотрудничеству с Китаем. Политические препятствия для него устранены и, если бы Москве и Пекину удалось прийти к взаимопониманию в отношении перспектив двусторонних отношений, историческая задача восстановления проницаемости бывшего маньчжурского пространства для российских экономических интересов на Тихом океане могла бы быть решена. Однако обе означенные перспективы характеризуют, скорее, будущее российских интересов в регионе, чем их настоящее. Сегодня актуальной задачей кажется не восстановление проницаемости зоны к югу от дальневосточных границ России, а предотвращение деградации российских позиций к северу от них. Причин для беспокойства в этом смысле, как минимум, две - упадок демографического присутствия России в дальневосточных районах и неурегулированность вопроса о разграничении властных полномочий между Москвой и администрациями местных краев и областей. И то, и другое связано с кризисной экономической и социально-политической ситуацией на Дальнем Востоке. Эта зона не очень привлекательна как объект приложения иностранного капитала, в ней отсутствуют достаточные ресурсы рабочей силы, сравнимой по квалификации, дисциплинированности, мотивации и дешевизне с теми, что имеются в других тихоокеанских странах. На большинстве промышленных предприятий имеется лишь старое оборудование, производственные сооружения ветхи. В регионе практически повсеместно отсутствует современная деловая инфраструктура, системы связи и транспорта и т.д.2 Эти слабости усугублены дополнительными трудностями: а) свертыванием федерального финансирования местных социальных программ; б) сокращением вооруженных сил и средств на содержание армии и флота в дальневосточных районах; в) разрастанием местной предпринимательской активности, подталкивающей к развитию трансграничных связей на фоне разрушения центро-периферийных отношений в Федерации; г) отсутствием целенаправленной государственной политики в области транспорта, которая бы сдерживала отчуждение дальневосточной периферии России от ее европейской части; д) разбалансированностью отношений Центра и регионов, связанной с неудачной попыткой применить западный опыт федерализма к пространственно, географически и демографически иным условиям Российской Федерации. Волна «суверенизации», во многом усиленная выходом самой России из Союза ССР, привела к подрыву административно-политических и психологических основ привязанности русского Дальнего Востока к европейской России. При отсутствии достаточной экспертной проработки западного опыта в российских условиях в недрах окружения президента Б.Н.Ельцина в 1991-1992 гг. сложилась формула отношений Центра и регионов, в соответствии с которой последние могли «взять столько власти, сколько они могли». Абсолютизация этой идеи и ее вольная интерпретация привели к дестабилизации отношений между субъектами Федерации и послужили оправданием бездействия власти в отношении сепаратизма как национальных автономий, так и некоторых русских территорий. Полусуверенный статус Татарстана, попытка самопровозглашения независимости Чечни и несостоявшийся факт создания Уральской республики - проявления этой тенденции. На Дальнем Востоке попыток отделения до сих пор не было, хотя психологический фон для таковых существует хотя бы в силу отчетливых исторических воспоминаний о Дальневосточной республике (ДВР) 1920-1922 гг. (границы которой, правда, не совпадали с современным пониманием российского Дальнего Востока, поскольку в нее не входила Якутия, но входила Читинская область). Во всяком случае, острота проблемы территориальной целостности России ощущается и на востоке страны. Линии возможного раскола намечаются одновременно по трем осям - политической (либеральный/правый центр - коммунистическая/ левая периферия); межэтнической (русский европейско-сибирский массив - нерусские вкрапления и окраины) и региональной (столица - провинции).
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Внутренний и внешний аспекты центробежности» з дисципліни «Великі держави на Тихому океані»
