Завершение работы над Договором ОСВ-2 совпало с годами, когда в советско-американских отношениях вновь стало нарастать похолодание. Пройдет еще несколько лет, и люди начнут спрашивать: «Почему две страны и два правительства, каждое из которых до 1977 года желало хороших отношений и уменьшения ядерной угрозы, пришли к 1980 году к ситуации, при которой отношения стали ужасными, разрядка рухнула, соглашение о ядерном оружии лежало в США нератифицированным?» Этот вопрос был сформулирован Центром по разработке внешней политики Брауновского университета (США) — устроителем специальной российско-американской конференции («Картер — Брежнев проект»), состоявшейся в американском местечке Musgrove Plantation (штат Джорджия) в мае 1994 года. Вопрос было легче поставить, чем дать на него ответ — ведь у участников конференции сложилось представление об ответе в то время, когда они находились по разные стороны фронтов «холодной войны». Считается, что высшей точкой разрядки было подписание 1 августа 1975 года в Хельсинки Заключительного 307
Акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Под ним поставили подписи главы 33-х государств Европы, а также США и Канады. Бытует также мнение, что вновь ветры холодной войны подули из знойной Африки, где в том же августе 1975 года начались военные действия между политическими группировками Анголы, одну из которых (МПЛА) поддерживали СССР и Куба. Именно в этой связи Киссинджер в ноябре 1975 года в обращении к Громыко заявил, что продолжение подобных действий может «отбросить назад» процесс разрядки. С этим же связывают и процитированное в предыдущей главе высказывание президента США Форда об отказе от употребления слова «разрядка». Следует отметить, что военная помощь МПЛА была предпринята Кубой по их собственной инициативе, без согласования с советским руководством. В Гаване явно надеялись на то, что, следуя принципу «интернациональной солидарности», Советский Союз поддержит их в этом начинании. И не ошиблись: инстинкт такой солидарности сработал безотказно. 308 Советские поставки оружия в Анголу с 1976 по 1981 год оцениваются в 618 млн долларов. Это оружие обслуживало около 1000 советских специалистов (2). Бесспорно, события в Анголе не способствовали укреплению разрядки. Но только ли они были причиной отката на старые позиции «холодной войны»? Не была ли Ангола лишь удобным, вовремя подвернувшимся под руку американских правых поводом для торможения процесса разрядки? Думается, что следует принять во внимание слова не кого-нибудь из советских деятелей тех лет, а Дж. Кеннана, того самого, который считается автором первого документа «холодной войны». Как раз в середине 1970-х годов он писал: «Давление против разрядки никогда не прекращалось в Вашингтоне, даже в ее наивысшей точке развития. Оно лишь сдерживалось мимолетным престижем и авторитетом Белого дома. По мере того как рушилась власть президента Р. Никсона в 1973—1974 годах, силы, противодействующие разрядке, вновь заняли боевые позиции и весьма эффективно» (3). Обратите внимание: активизация сил антиразрядки стала заметной, по крайней мере, за год до событий в Анголе. Это отмечал не только Кеннан, но и другие политики и многие исследователи советско-американских взаимоотношений. Например, по оценке госсекретаря США Киссинджера, спад в советско-американских отношениях начался в 1974 году, когда американский конгресс отказал Советскому Союзу в предоставлении режима наибольшего благоприятствования в торговле. Тогда для отказа тоже был найден повод, не имеющий связи с двусторонними отношениями — вопрос об эмиграции евреев из СССР. После ухода Никсона в отставку и поражения республиканцев на промежуточных выборах в 1974 году критики разрядки стали объединяться в группировки. Уже в 1974—1975 годах были созданы организации, во главе которых стояли такие не очень известные в Советском Союзе деятели, как Р. Вигари, П.Вейрих и Г. Филлипс. Созданный в 1973 году «Фонд наследия» все более превращался в оплот противников разрядки. Эти организации становились очагами концентрации тех, кто еще продолжал считать поражение США во Вьетнаме в 1973 году национальным унижением, кто рассматривал нормализа- 309 цию советско-американских отношений и перспективу сокращения вооружений на основе равенства и одинаковой безопасности как сдачу позиций на мировой арене, ведущую к ограничению сферы «жизненных интересов» США. Жизнь подбрасывала правым все новые аргументы. В 1975 году очень неудачно для США сложилась ситуация в Юго-Восточной Азии: в апреле капитулировали проамериканские режимы в Камбодже и в Южном Вьетнаме. Осенью Филиппины и Таиланд выступили с инициативой о роспуске созданного по инициативе США блока СЕАТО. В декабре была провозглашена Лаосская Народно-демократическая Республика. За всем этим подразумевалась «рука Москвы». События в Анголе позволили правым говорить об этом утвердительно. После Анголы процесс антиразрядки пошел быстрее. В 1976 году был создан так называемый Комитет по существующей опасности (КСО), сыгравший в этом процессе особо активную роль. В числе его руководителей были: владелец военно-промышленного концерна «Хьюллет Паккард», бывший заместитель министра обороны Д. Паккард; бывший заместитель министра обороны П. Нитце; бывший директор ЦРУ У. Колби; отставные генералы Лемнитцер, Гудпейстер, Тейлор, адмирал Замуолт и другие. В своем первом манифесте от 11 ноября 1976 года, ставшем идейной платформой КСО, практически без изменений были воспроизведены основные установки «холодной войны»: «Наша страна в опасности, и опасность эта возрастает. Если не будут приняты решительные шаги к тому, чтобы побудить нацию изменить курс ее политики, то наши экономические и военные возможности окажутся недостаточными для того, чтобы обеспечить мир и безопасность. Главной угрозой нашей нации, а также делу человеческой свободы, — утверждали авторы, — является стремление Советского Союза к господству на основе беспрецедентного наращивания военной мощи» (4). Следуя этим установкам, КСО призывал к увеличению военных расходов, принятию программ перевооружения в целях восстановления военного превосходства США над СССР, к отказу от соглашений ОСВ, выработанных на основе принципа равенства и одинаковой безопасности. Вслед за КСО появились и другие, воинствующие организации, например, «Коалиция за мир с позиции силы» (1978 г.), «мозговые тресты» в различных организациях, 310 например, в Гуверовском институте войны, революции и мира и др. К началу 1976 года в Вашингтоне тема «наращивания военной мощи Советским Союзом» и «необходимости восстановления военного превосходства США» все больше вытесняла из лексикона администрации тему разрядки и ограничения вооружений. Белый дом и Пентагон усиливали давление на конгресс, требуя поддержки новых военных программ. На волне растущей антиразрядки конгресс впервые за последние пять лет не стал сокращать запрошенные военными ассигнования. 10 февраля 1976 года президент США утвердил бюджет министерства обороны на очередной финансовый год в размере 90,5 млрд долларов. Он также разрешил Дж. Бушу, бывшему в то время директором ЦРУ, создать так называемую группу Б, которой вменялось заняться пересмотром оценок военного потенциала СССР, поскольку якобы возникло предположение о том, что ранее дававшиеся оценки были занижены. В группу были включены такие специалисты-разведчики, как генерал Д. Грехем, У. Ван Клив, Ф. Колер, а также уже неоднократно упоминавшийся здесь П. Нитце. Руководителем группы был назначен гарвардский профессор Р. Пайпс. Глядя на состав группы, нетрудно было догадаться, что ее оценки не будут противоречить тезису о «советском военном превосходстве». Так оно и получилось. Уже после поражения Форда на президентских выборах «Вашингтон пост» в номере от 2 января 1977 года писала: «Даже если администрация Картера не согласится с новыми разведывательными оценками советской стратегии, эти оценки будет нелегко исправить». Между тем, пока группа работала над переоценкой советской военной мощи, Соединенные Штаты заканчивали особо дестабилизирующую военно-стратегическую программу— развертывание новых МБР и БРПЛ, оснащенных разделяющимися головными частями с боеголовками индивидуального наведения (РГЧ ИН), в результате чего количество боеголовок на стратегических баллистических ракетах США увеличилось в 4,25 раза. В Вашингтоне смотрели на это как на должное. В то же время начатое в 1975 году ответное развертывание Советским Союзом аналогичных головных частей было сразу же квалифицировано как «попрание разрядки». Американцы не зараженные антисоветизмом, понимали несуразицу по- 311 добных оценок. Но, к сожалению, их голос лишь иногда доходил до широкой американской общественности. А зря, — они высказывали дельные мысли. Вот что писал, например, по этому поводу профессор Принстонского университета С. Коэн: «Подобное толкование не вскрывает истинных причин кризиса разрядки. В 70-е годы Советский Союз действительно наращивал свои обычные и стратегические силы и стал мощным противником. Однако происходило это в соответствии с давней и во всеуслышание провозглашенной им целью — добиться военного равенства с Америкой, что едва ли является обманом или попранием разрядки. Никто не ожидал, что Советский Союз навсегда смирится со своим отставанием в военной области, которое наблюдалось в 60-е годы; неизбежная ликвидация этого отставания всегда была для обеих сторон основной предпосылкой и необходимым условием разрядки» (5). Возможно, голоса сторонников разрядки звучали бы громче и убедительней, если бы СССР не давал в руки их противников новые козыри. Следующим после Анголы поводом для обвинений Москвы в экспансионистских намерениях стали события 1977—1978 гг. на Африканском Роге. Даже спустя много лет на упомянутой в начале главы конференции в Мусгрове ее американские участники неоднократно возвращались к ним, высказывая свою точку зрения на причины возникновения кризиса разрядки. Тот факт, что СССР и Куба в конфликте Сомали с Эфиопией поддерживали пострадавшую сторону— Эфиопию, у которой противник оккупировал целую провинцию Огаден, для американцев был малоубедительным. Не убеждал их и довод, что в январе 1978 года Москва предложила Вашингтону организовать совместное советско-американское посредничество по урегулированию конфликта. Собеседники утверждали, что в США конфликт на Африканском Роге однозначно воспринимался как следующее после Анголы звено в цепи «широких стратегических планов» СССР на Африканском континенте. И что в этих условиях американская администрация не могла пойти на совместные с СССР действия, даже если она этого и хотела бы. Все это звучало бы более убедительно, если бы не было лишь приближением к правде. Присутствовавший на конференции Бжезинский написал в своих собственных мемуарах, что Вашингтон не пошел на такое 312 советско-американское посредничество, поскольку оно «узаконило бы советское присутствие в районе Африканского Рога и не отвечало бы американским интересам» (6). Значит дело все-таки не столько в «широких стратегических планах СССР», сколько в американских интересах. И не будь эти интересы столь односторонними, можно было бы закрыть вопрос, не поднимая очередной волны антисоветизма. Что касается «интересов», то они были понятны — Соединенные Штаты и сами были не прочь утвердить свое влияние на Юге Африки и на берегах Индийского океана. Конечно, по прошествии двадцати лет эти события давности обретают более четкое очертание. Обращает на себя внимание, что, говоря о разрядке и антиразрядке, не только в Москве, но и в Вашингтоне в большинстве случаев имели в виду их военную сторону. Говорили о военных программах, наращивании и ограничении вооружений, о военной безопасности и предотвращении ядерной войны, о военно-промышленных комплексах, заинтересованных в производстве вооружений, о проблемах, связанных с экологией и т. д. Этим вопросам посвящались переговоры, по ним подписывались межгосударственные соглашения. Однако стороны игнорировали проблему непримиримых идеологий, которая, собственно говоря, и была главной причиной возникновения холодной войны. Может быть, стоило поискать правила поведения и в этой области? Вот и в связи с Африканским Рогом возникали вопросы: почему Сомали, имевшее ранее более чем дружественные отношения с СССР, подписавшее с ним в 1974 году договор о дружбе и сотрудничестве, позволившее советским кораблям использовать свой порт Берберу, в 1977 году разорвало этот договор? Почему СССР в будущем году заключил подобный договор с Эфиопией? Почему в 1978. году в Аддис-Абебе появились около 3000 кубинских военнослужащих и советских советников? Видимо, все из-за той же «интернациональной солидарности», которая за два года до этого позвала Кубу, а затем и СССР на юг Африки — в Анголу. Дело в том, что пришедший к власти в Эфиопии в 1977 году подполковник Менгисту провозгласил себя сторонником идей марксизма-ленинизма. Этого было достаточно и для переориентации СССР, и для оказания помощи новому руководителю Эфиопии со стороны революционной Кубы. Вновь сработал инстинкт «интернациональной солидарности». Именно «ин- 313 стинкт», а не реальная оценка ситуации, ведь в странах третьего мира провозглашать себя приверженцами социализма стали все, кому в борьбе за власть требовалась помощь со стороны. Мало того, что СССР эта помощь влетела в копеечку, она помогала американским правым обыгрывать ее как подрыв разрядки, как пример того, что провозглашенное Москвой «мирное сосуществование» не что иное, как камуфляж, прикрываясь которым она пытается навязать третьим странам свою идеологию. Советский Союз действительно, пользуясь достигнутым равенством прав и возможностей, не упускал случая помочь национально-освободительным движениям третьего мира — его военные советники и оружие в 1960— 1970-х годах были не только в Анголе и Эфиопии, но и в Египте, и в других горячих точках планеты. На Западе с «рукой Москвы» стали связывать любые конфликты в любых точках мира, где кто-то в кого-то стрелял или кто-то кого-то свергал — даже антишахское восстание в Иране в 1979 году. Между тем Советский Союз в своих действиях в третьем мире не шел дальше того, что позволяли себе Соединенные Штаты. Достаточно вспомнить их участие в попытке интервенции на Кубу в 1961 году, десять лет войны против вьетнамского народа, интервенцию в Доминиканскую республику в 1965 году, участие в подготовке военного переворота в Чили в 1973 году. Вообще же, по известным данным института Брукингса (США), опубликованным газетой «Нью-Йорк таймс» 12 декабря 1978 года, за период с 1946 года по 1975 год Соединенные Штаты 215 раз прямо или косвенно использовали военную силу и угрожали другим государствам своим вмешательством, в том числе с угрозой применения ядерного оружия. Список американских акций подобного рода, естественно, не исчерпывается 1975 годом. Были еще и Сальвадор, и Никарагуа, и Ливия, и Гренада, и некоторые другие государства и народы. Так что при рассмотрении действий в третьем мире обеим сторонам было в чем упрекнуть друг друга. От этого доверия не прибавлялось и советско-американские отношения не улучшались. Не прибавили доверия и предпринятые администрацией новые меры в области ограничения экономических взаимоотношений. Конечно, эти меры не были новым 314 словом в политике Вашингтона — американское руководство и раньше не отрывало экономику от политики. Выше говорилось о том, что еще при Трумэне одним из направлений холодной войны было оказание разрушительного влияния на экономику СССР путем втягивания его в непосильную гонку вооружений и подрывных действий. Во второй половине 1970-х, когда разрядка пошла на спад, на экономическом направлении вновь заметно похолодало. Правительство Картера окончательно заморозило решение вопроса о предоставлении СССР режима наибольшего благоприятствования, запретило поставки в СССР некоторых видов электронного и нефтегазового оборудования. В октябре 1978 года Белый дом направил конгрессу США специальный меморандум, который нацеливал на дальнейшее усиление контроля за экспортом в СССР и дружественные ему страны. США стали инициаторами того, чтобы аналогичные шаги сделали и другие члены НАТО. В результате был создан Координационный комитет НАТО по контролю за торговлей со странами социализма (КОКОМ). Опубликование Институтом Брукингса данных о применении Соединенными Штатами силы в международных делах не было лишь чисто информационной акцией. Данные публиковались в контексте проводимой в то время в США кампании преодоления синдрома Вьетнама. Сотрудники этого института Б. Блехман и С. Каплан провели специальное исследование, выводы которого по какой-то причине были засекречены. Каких сфер касались эти выводы, можно представить, прочитав об этом в газете «Нью-Йорк таймс»: «По мере того как последствия Уотергейта и Вьетнама уходят в прошлое, а экономика выправляется, может возродиться национальный дух, а вместе с ним и вкус к смелым операциям за границей... Те, кто делает политику США, должны сейчас рассмотреть вопрос о том, где демонстрации силы вероятнее всего окажутся эффективными» (7). Думается, что Блехман и Каплан трудились не бесцельно. Они знали, что их выводы созвучны настроениям американских «ястребов», которые с одобрением относились ко всему, что способствовало кампании возрождения военно-стратегического превосходства Америки и вело к новому этапу конфронтации с Советским Союзом. В 1977 году «ястребы» еще не победили, но все шло к этому — они были хорошо организованы и действовали с большой активностью. 315 Создается впечатление, что у Картера до последнего дня пребывания в Белом доме так и не было выработано четкой линии поведения в отношении Москвы. Четко была обозначена лишь позиция в отношении так называемых прав человека. Может быть, так случилось из-за явно неоднородного состава его ближайших советников? Ими были С. Вэнс, 3. Бжезинский и Г. Браун. Вэнс возглавлял иностранное ведомство и, скорее всего, искренне стремился к ограничению вооружений. Естественно, соблюдая американские интересы, он допускал и разумные компромиссы. Бжезинский, занимавший пост помощника президента по национальной безопасности, пользовался репутацией антисоветчика. Министр обороны Г. Браун был крупным специалистом в области обороны, ранее принимал участие в переговорах об ОСВ. По своим взглядам на советско-американские отношения он был ближе к Бжезинскому, чем к Вэнсу. Возможно поэтому заявления и поступки Картера, при всей их непоследовательности, все же в большей мере были разрушительными для разрядки. В 1978 году Картер не послушал Вэнса, который, как утверждают, убеждал его согласиться с предложением Москвы о советско-американском посредничестве в урегулировании конфликта на Африканском Роге. Картер предпочел сделать реверанс в сторону правых: 17 марта он выступил с речью в университете Уэйк Форест с заявлением о «зловещей склонности СССР» к использованию своей военной мощи для вмешательства в конфликты в третьем мире и в связи с этим о «важной переоценке» военной стратегии США. В результате весной 1978 года на вашингтонской сессии совета НАТО под давлением Вашингтона была принята долгосрочная программа увеличения военных бюджетов государств—участников этого блока. Однако, опасаясь создать себе репутацию «ястреба», Картер, теперь уже вопреки противодействию справа (но при поддержке Брауна), повел дело к подписанию Договора ОСВ-2. Казалось, что наконец-то он выбрал путь, которому будет следовать дальше — путь нормализации отношений с Советским Союзом и продолжения разрядки международной напряженности. Но, после подписания Договора ОСВ-2 и передачи его для ратификации в конгресс, Картера вновь резко качнуло вправо. По оценке аналитиков, известную роль в этом сыгра- 316 ло приближение президентских выборов 1980 года, на которых он рассчитывал быть избранным на второй срок. Поэтому, почувствовав усиление в стране сил, выступавших против паритета с СССР, он решил заручиться их поддержкой. Именно на это была направлена подписанная президентом 25 июля 1980 года директива № 59, в которой прямо говорится о подготовке США к «длительной, но ограниченной ядерной войне». Спустя несколько дней было издано еще две директивы, которые детализировали основную идею директивы № 59. В них было предопределено, куда надлежит перемещаться военным и гражданским руководителям из Вашингтона в период военного кризиса, говорилось об убежищах для высокопоставленных деятелей, предусматривалась мобилизация некоторых частных компаний и средств связи и другие подробности. Одним словом, демократу Картеру не хотелось уступать в воинственности республиканскому кандидату в президенты Рейгану. Потом Картеру, видимо, показалось, что он слишком круто взял вправо, и он дал сигнал Москве о согласии осенью 1980 года начать переговоры об ограничении ядерных вооружений в Европе (ОЯВЕ). Договоренность была достигнута, переговоры начались 16 октября в Женеве. Однако было очевидно, что стороны не ожидают от этих переговоров каких-либо результатов. Все говорило за то, что Картера устраивал уже сам факт начала переговоров. Что касается их результативности, то об этом можно подумать в том случае, если он будет вновь избран президентом. Об этом свидетельствует, в частности, и состав американской делегации на этих переговорах. Кроме главы делегации — директора Агентства по контролю над вооружениями и разоружению (АКВР) М. Кини, в нее были включены практически не известные в переговорных кругах представители госдепартамента, АКВР и министерства обороны. В свою очередь, и советская сторона, с учетом предвыборной ситуации в США, возлагала надежды лишь на последующие за выборами раунды переговоров. В Женеву была послана делегация, которую возглавил посол В. П. Карпов. В ее состав, наряду с уже испытанными переговорщиками (В. П. Стародубовым, Л. А Мастерковым и А. А. Обуховым), были включены сразу три новых представителя Минобороны — Н. Н. Детинов, Ю. В. Лебедев и В. И. Медведев, которые, по замыслу, и должны были 317 принять эстафету на переговорах, продолженных новой администрацией. В конце концов конгресс США, в котором долго и с переменным успехом шла дискуссия по поводу ратификации Договора ОСВ-2, прервал эту процедуру без всякой надежды на ее восстановление, а первый раунд переговоров по ОЯВЕ, как и ожидалось, закончился безрезультатно. Правые торжествовали. Это случилось после ввода «ограниченного контингента» советских войск в Афганистан. Получилось так, что Москва, действительно заинтересованная в продолжении нормализации советско-американских отношений и процесса разоружения, вновь помогла противникам разрядки перейти в наступление, что ими и было проделано с большим умением. Был ли оправдан этот акт советского руководства, имевший столь серьезные для СССР последствия? Конечно, в Афганистане не без помощи извне складывалась обстановка не благоприятствующая правящему режиму, который поддерживался Москвой. Конечно, были опасения, что этот важный для СССР регион может оказаться под прямым влиянием США, что было весьма нежелательно с любых точек зрения, особенно с учетом того, что Афганистан граничит с Советским Союзом. Советскому руководству очень не хотелось, чтобы это произошло. Но были ли эти опасения достаточным основанием для ввода войск на территорию соседнего государства? Тогда советские руководители посчитали, что цель оправдывает средства. Правда, решение было принято не сразу — от первого обращения Кабула в марте 1979 года с просьбой ввести в Афганистан советские воинские подразделения до согласия советского руководства и практического ввода войск прошло немало времени — но все-таки было принято! За афганскую акцию Советский Союз был подвергнут не только мощной пропагандистской атаке со стороны идейных противников в «холодной войне», но и осужден многими нейтральными и даже дружественными государствами. Афганские события позволили избранному в 1980 году президенту США Р. Рейгану восстановить против СССР общественное мнение не только в собственной стране, но и далеко за ее пределами. Приклеив Советскому Союзу ярлык «империи зла», ему без особого труда удалось начать новый виток гонки вооружений, особенно в стратегической области. За его первый президентский 318 срок военные расходы США выросли со 160 до 300 млрд долларов в год. Не надо быть ясновидцем, чтобы сказать, что и СССР пришлось в ответ на это затянуть пояс еще туже, тем самым усугубив и без того сложное экономическое и социальное положение в стране.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «АКТИВИЗАЦИЯ ПРОТИВНИКОВ РАЗРЯДКИ» з дисципліни «Супердержави XX століття. Стратегічне протиборство»
