Развязав руки своим военно-промышленным комплексам, стороны все же не хотели отказываться от переговоров. В начале мая 1977 года в Женеву прибыли делегации СССР и США, для того чтобы продолжить работу над новым договором об ОСВ, который уже давно неофициально именовался как договор ОСВ-2. Правда, по поводу результативности этих переговоров никто не обольщался. В позициях делегаций не нашли отражение ни смена администрации в США, ни последствия мартовского визита Вэнса в Москву. Нетрудно сообразить, что на результативность переговоров влияло не только отсутствие новых по- 293 зиций, но и тот фон, который был за стенами переговорных помещений. Он создавался соперничеством СССР и США на поле вооружений и пропагандистской трескотней уже начинавшегося рецидива холодной войны. Некоторые надежды на прогресс появились после того, как 18—20 мая 1977 года в Женеве состоялась встреча Громыко с Вэнсом. В совместном заявлении после встречи отмечалось, что ее участники детально рассмотрели положение дел с подготовкой нового соглашения об ограничении стратегических вооружений на основе владивостокских договоренностей и с учетом результатов последующего обмена мнениями. В ходе встречи был достигнут прогресс в определении общих рамок для дальнейших переговоров, а также наметилось сближение позиций по некоторым вопросам из числа ранее не согласованных. После переговоров с Громыко госсекретарь США уточнил: «Мы в целом достигли согласия в отношении общих рамок соглашения об ОСВ». Это соглашение, по его словам, должно содержать три элемента. Первый — это собственно договор, действие которого будет продолжаться до 1985 года; второй— протокол к договору на срок в три года, и третий — заявление об общих принципах, которые будут определять проведение переговоров об ОСВ на третьем этапе. Хотя в совместном заявлении и содержалась фраза о том, что новое соглашение об ОСВ будет выработано на основе владивостокских договоренностей, было ясно, что будущий договор ОСВ-2 претерпит существенные изменения, хотя бы потому, что на столе переговоров должны были появиться два новых документа — протокол к договору и заявление о принципах. Работы прибавилось, но появилась и определенность в том, что предстоит сделать работавшим в Женеве делегациям. Очередная сессия Генассамблеи ООН предоставила возможность для встречи советского министра иностранных дел с президентом США Картером и госсекретарем Вэнсом. Центральным вопросом встречи, состоявшейся в Вашингтоне, вновь стал вопрос о новом договоре об ОСВ. В опубликованном 25 сентября 1977 года «Совместном советско-американском заявлении по вопросам ограничения стратегических вооружений» стороны «подтвердили свою решимость заключить новое соглашение об ОСВ и заявили о своем намерении продолжить ак- 294 тивные переговоры с тем, чтобы завершить в близком будущем работу над этим соглашением». Они также согласились в том, что Договор по ПРО «служит интересам безопасности сторон» и поэтому в связи с предстоящим очередным рассмотрением его в советско-американской Постоянной консультативной комиссии подтверждают свою приверженность этому договору. Одновременно с Совместным заявлением стороны сделали идентичные по содержанию отдельные заявления о намерении не предпринимать каких-либо действий, несовместимых с положениями Временного соглашения 1972 года о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений, срок которого истекал 3 октября 1977 года. 28 сентября состоялась еще одна встреча Громыко с Картером. После ее завершения советский министр отметил, что был достигнуто определенное уменьшение расхождений по вопросам ОСВ. По заявлению госсекретаря США Вэнса, «оставшиеся вопросы» было решено передать на рассмотрение делегаций СССР и США в Женеве. Оставшиеся вопросы действительно были переданы на рассмотрение делегаций. Они не относились к «узловым», но и не были простыми. Например, на встрече Громыко с руководителями США была достигнута договоренность о запрещении создания новых типов МБР (за исключением одного нового типа). Вроде бы все ясно, но только на первый взгляд. Сразу же возник вопрос: что такое «новый тип» МБР? В чем разница между ракетой нового типа и ракетой, представляющей собой модернизированный вариант старого типа? Американская сторона предложила модернизированным вариантом МБР считать ракету, основные параметры которой отличалась бы от соответствующих параметров своей предшественницы не более, чем на пять процентов. Имелось в виду, что к таким «основным» параметрам относились бы геометрические размеры ракеты и ее «забрасываемый вес». При этом, естественно, обе ракеты имели бы одинаковое количество ступеней и тот же вид топлива. Советская сторона отнеслась к американскому предложению весьма настороженно. Для нее вопрос модернизации и создания новых типов МБР имел существенно более важное значение, чем для США — как-никак речь 295 шла об ограничении основного вида советской стратегической триады. Кроме того, в СССР традиционно разрабатывалось и модернизировалось больше типов МБР, чем в США. И, наконец, работа над договором проходила в период, когда СССР перевооружал вслед за США свои силы МБР на новые ракеты с РГЧ ИН. Плюс к тому шла замена части стационарных пусковых установок МБР на мобильные. Было над чем подумать! Несовпадение интересов, а следовательно, и взглядов на существо вопроса о запрещении новых типов МБР, никак не способствовало окончательному документальному оформлению в принципе достигнутого решения. Поэтому работа шла медленно. Советская сторона не хотела допустить того, чтобы хотя бы один неудачно выбранный критерий встал на пути реализации начатой программы модернизации советских сил МБР. Поэтому определение нового типа МБР все более усложнялось, обрастало разного рода согласованными заявлениями и пониманиями и заняло в документах ОСВ несколько страниц. Камнем преткновения стал также вопрос о шифровании телеметрической информации, передаваемой с борта ракеты при ее испытательных пусках. Собственно, это был вопрос, возникший в ходе дискуссий о новом типе МБР. Может быть, он и имел какое-то значение в первоначальном подходе американской стороны к определению нового типа МБР. Но после того как это определение было согласовано вопрос о шифровании потерял свое первоначальное значение. Он чем-то напоминает такой рудимент человека, как аппендикс, который бесполезен и даже, при определенных условиях, становится вредным. Ни один из параметров ракеты, имеющих отношение к принимаемым сторонами обязательствам, как они были сформулированы при выработке Договора ОСВ-2, не требует расшифровки передаваемой с борта ракеты информации. Они либо вообще не содержатся в информации, передаваемой с борта ракеты, либо могут быть проще и надежнее определены иными способами, доступными каждой из сторон. Судите сами. Согласно выработанному определению нового типа МБР, контролю подлежали: число ступеней испытываемой ракеты, ее длина и наибольший диаметр, стартовый и забрасываемый веса, а также вид топлива (твердое или жидкое). Однако даже лю- 296 дям, далеким от техники, не надо объяснять, что эти параметры нет нужды передавать с борта ракеты — они известны еще со стадии проектирования. Правда, есть одно положение Договора ОСВ-2, затрагивающее ограничение информации передаваемой с борта ракеты, — это «количество операций разделения или разведения» боеголовок при испытаниях ракеты с РГЧ ИН (Согласованные заявления к п. 12 статьи IV Договора). Однако, как признавали сами американцы, определение этого «количества операций» проще осуществить с помощью внешнетраекторных измерений, которые не представляют затруднений для американских национальных технических средств контроля. И тем не менее вопрос о шифровании телеметрической информации не только не был снят, но стал дежурной проблемой дискуссий. Советская сторона неоднократно — и на переговорах об ОСВ и позже в ПКК — пыталась урезонить американцев. Предлагала, в частности, даже назвать параметры, интересующие американскую сторону в информации, передаваемой с борта ракеты. Обещала, что после согласования эти параметры будут передаваться «открытым текстом», если соответствующие электрические сигналы можно назвать «текстом». Американцы ни одного параметра не назвали и на обсуждение такого простого решения не шли — настаивали на прекращении шифрования всей информации. Конечно, дело было вовсе не в тех параметрах, которые требовались для контроля за соблюдением положений Договора ОСВ-2. В телеметрической информации, передаваемой с борта ракеты при ее испытаниях, безусловно, есть такие данные, которые весьма интересовали американских специалистов. Их-то они и добивались. Но именно эти параметры не хотела раскрывать советская сторона. Претензии американцев особенно усилились после того, как в конце июля 1978 года в Советском Союзе была испытана ракета РС-20 с новым кодирующим устройством для передачи телеметрической информации. По-видимому, до этого момента американским средствам радиоразведки, расположенным в приграничных с СССР государствах, удавалось получить кое-какую информацию с борта запущенных ракет. Потеря такой возможности обижала, и эта обида выплеснулась на переговорах в виде 297 претензии к СССР в том, что он скрывает что-то, имеющее отношение к вырабатываемому договору. Учитывая, что время поджимало, стороны все же сумели выработать по поводу шифрования совместный текст, вошедший в состав прилагаемых к Договору ОСВ-2 документов. Он был шедевром дипломатического искусства — позволял трактовать его так, как требуется той и другой стороне: «Каждая из сторон свободна использовать различные способы передачи телеметрической информации во время испытаний, включая ее шифрование, за тем исключением, что, в соответствии с положениями пункта 3 статьи XV Договора, ни одна из сторон не будет прибегать к преднамеренному препятствованию доступу к телеметрической информации — например, посредством применения шифрования телеметрической информации в тех случаях, когда такое препятствие затрудняет осуществление контроля за соблюдением положений Договора». Поскольку стороны так и не выяснили, что именно в телеметрической информации относится к «контролю за соблюдением положений Договора», это общее понимание было лишь изящным дипломатическим ходом. И все же затягивание сроков выработки Договора ОСВ-2 имело скорее политические, чем технические причины. Как уже отмечалось, с середины 1970-х годов в американском обществе все громче стали звучать голоса противников разрядки. Они упорно навязывали идею, что Советский Союз является инициатором всех возникающих в мире негативных явлений. Если на это наложить ту обиду, которую вызвало поражение США во Вьетнаме, то станет понятным появившееся чувство своего рода «ущемленности» Америки, с которым нелегко было смириться. В этих условиях недовольство распространялось на администрацию, чем, понятно, не замедлили воспользоваться противники Картера, в первую очередь из республиканской партии. Усиливающаяся критика внешней политики администрации вскоре распространилась и на советско-американские переговоры об ОСВ. Особенно это стало заметно на этапе завершения выработки Договора ОСВ-2. Картер, особенно в условиях приближающихся президентских выборов, в ходе которых он был намерен баллотироваться на второй срок, не мог это игнорировать, пытался совместить несовместимое — отсюда его противоречивые заявления и поступки. Если полистать прессу тех лет, то можно заметить, что практически лю- 298 бое публичное заявление президента США, в котором шла речь о советско-американских отношениях, с одной стороны, как правило, содержало заверение в приверженности администрации идее ограничения стратегических вооружений, в стремлении договориться с Советским Союзом, с другой — резкие нападки на советскую внешнюю политику. И чем сильнее был напор справа, тем жестче были эти нападки. Особенно характерно в этом отношении было выступление Картера в июне 1978 года перед выпускниками военно-морской академии в Аннаполисе (штат Мэриленд). Оно в большей части было посвящено советско-американским отношениям. Президент начал с подчеркивания обоюдного желания США и СССР договориться, а закончил преданием анафеме внешней политики своего партнера по этим переговорам. Речь удивила даже видавших виды американских политиков. Члены американского Комитета по согласию между Востоком и Западом назвали выступление президента провокационным. Возможно, на это выступление повлияло полученное президентом за две недели до этого письмо правых сенаторов — Г. Бейкера и Дж. Гарна, в котором говорилось, что сенаторы «крайне отрицательно отнесутся к ратификации Договора ОСВ-2, если Советский Союз будет продолжать «односторонние действия, вызывающие глубокое беспокойство» в США. Это была в классическом виде уже знакомая нам и вновь возрожденная политика «увязывания». Для Г. Бейкера политика «увязывания» стала, видимо, тем средством, с помощью которого он был намерен подняться на вершину политической популярности. Об увязывании он говорил во многих аудиториях, даже при встречах с членами советской делегации на переговорах об ОСВ в Женеве, куда сенаторы США зачастили в 1978—1979 годах. Тогда выработка Договора ОСВ-2, несмотря ни на что, все же двигалась к завершению и сенаторы хотели быть причастными к этому привлекавшему весь мир процессу. Бейкер говорил примерно следующее (разговоры официально не фиксировались): вы думаете, что главное сейчас завершить выработку Договора и подписать его, но вы ошибаетесь. Предстоят еще дебаты в конгрессе США, где перед ратификацией будут рассматриваться не только статьи Договора, но и ситуация вокруг. Например, могут быть подняты темы о «вмешательстве» СССР в Африке, о «наращивании военной 299
мощи ОВД» и т. д. И еще неизвестно, что перевесит — достоинства Договора или действия СССР, вызывающие озабоченность Вашингтона. Надо заметить, что мотив «увязывания» проблемы ОСВ с другими вопросами советско-американских отношений и международной жизни стал во второй половине 1970-х годов одним из рычагов, с помощью которого противники разрядки оказывали давление на администрацию с целью затормозить выработку Договора ОСВ-2. Не удивительно, что вскоре и сам Картер стал к месту и не к месту «увязывать» проблему ОСВ с другими вопросами и событиями. В этом отношении характерно выступление Картера в Технологическом институте штата Джорджия 20 февраля 1979 года. Он заявил тогда, что рассматривает будущий договор об ОСВ «в контексте общих отношений с СССР и бурных событий во многих регионах мира». И все же на этапе завершения подготовки нового договора об ОСВ американское общественное мнение было настроено на переговоры. Сторонники договора были в большинстве и в американском конгрессе и в правительстве, и вообще среди американцев. Известный сенатор- 300 демократ А. Кренстон на основе опроса, проведенного среди американцев радиотелевизионной компанией «Эн-Би-Си» и агентством АП в марте 1979 года, сделал вывод, что поддержка усилий правительства в деле ограничения гонки вооружений неуклонно растет: если в 1976 году в поддержку соглашения об ОСВ выступили 59% американцев, а в 1978 году— 75%, то в 1979 году число сторонников ОСВ достигло 81%. Правда, были и другие исследования, результаты которых отличались от приведенных Кренстоном, но тем не менее и в них отчетливо проявлялась тенденция к росту настроений общественности в пользу Договора ОСВ-2. В Советском Союзе видимых противников переговоров с США об ОСВ не было. Высказывания руководителей СССР по проблеме ограничения стратегических и иных вооружений были неизменно позитивными. Л. И. Брежнев, выступая в Пражском граде 31 мая 1978 года, заявил: «Существо нашей позиции в вопросах разоружения, говоря кратко, сводится к следующему. Нет такого вида вооружений, который СССР не был бы готов ограничить, запретить на взаимной основе по договоренности с другими государствами. Важно только, чтобы все делалось без нанесения ущерба безопасности кого-либо, на условиях полной взаимности государств, располагающих соответствующими вооружениями. Важно, чтобы стремление остановить гонку вооружений было искренним, а не показным». Выступления других советских руководителей были идентичными. Все высказывались за ограничение и прекращение гонки вооружений, но в то же время неизменно подчеркивали необходимость соблюдения при этом принципа равенства и одинаковой безопасности. На конечном этапе переговоров ОСВ-2 бессменный глава советской делегации В. С. Семенов был неожиданно отозван из Женевы и назначен послом в ФРГ. О причине ничего не говорилось. После назначения временно исполняющим обязанности главы делегации посла В. П. Карпова, стали говорить, что замена состоялась в интересах дела — Карпов знал предмет переговоров не только «в общих чертах», как Семенов, но и детально. В. С. Семенов был одной из ярких фигур своего времени. В НКИД СССР он пришел еще в те годы, которые теперь называют годами сталинских репрессий. Они были характерны не только трагедиями людей, но и стремитель- 301 ными возвышениями. Семенов попал в струю. В 1941 в возрасте тридцати лет он уже был заведующим III европейским отделом НКИД. Он любил при случае вспоминать, что он пользовался особым расположением Сталина. Любил вспоминать и те годы, когда был Верховным комиссаром СССР в Германии в 1953—1954 гг. Именно с этими успехами он связывал и свое назначение в 1955 году заместителем министра иностранных дел СССР. Расположение Сталина и быстрый служебный рост нашли свое отражение в характере Семенова. Он вел себя независимо и свободно в среде высокопоставленных чиновников, с нижестоящими на служебной лестнице общался назидательно-«отечески» и был подозрителен. Семенов проводил длинные совещания членов делегаций и тех, «кто бывает». Последние слова относятся к советникам соответствующих ведомств. После долгих философских экскурсов хозяина кабинета, обсуждались, как правило, уже кем-то сделанные заготовки для его выступления на очередном пленарном заседании. За те почти десять лет, в течение которых он руководил делегациями СССР на переговорах ОСВ-1 и ОСВ-2, Семенов так и не постиг тонкости предмета переговоров. Более того, всем своим поведением он старался показать, что эти тонкости — для экспертов. Его же дело — общее направление и философское обеспечение. Были случаи, когда, прочитав уже отработанный проект заявления, он вдруг переставлял абзацы таким образом, что терялась их логическая связь. Семенов смеялся: слишком ясно написано, так не должно быть, нет интриги. Пусть поломают голову, что именно имели в виду русские. Уступая своим американским партнерам в знании деталей предмета переговоров, Владимир Семенович для правильной постановки вопросов или ответов на поставленные вопросы использовал заранее подготовленные делегацией шпаргалки, которые также тщательно отрабатывались. Выслушав поставленный американцем вопрос, он вынимал из кармана листочки и зачитывал нужный ответ. Если вдруг оказывалось, что ответ не предусмотрен, он заменял его общим философствованием, ведущим «в никуда». Затем на совещании делегации с удовольствием описывал, как американская сторона напрягалась, чтобы понять что же скрывается за этой философией. Во времена застоя на переговорах такая манера была, наверное, приемлема. Когда же пришло время интенсивной работы, 302
а она на последних этапах ОСВ-2 велась чуть ли не круглые сутки, замена Семенова знающим и умеющим Карповым была вполне обоснованна. Одновременно заметно активизировался канал А. Ф. Добрынин — С. Вэнса. Встречи следовали одна за другой, иногда с интервалом в несколько дней (например: 27 апреля, 1 мая, 6 мая, 7 мая 1979 г.). На этих встречах шло оперативное уточнение и притирка не только позиций сторон, но иногда и конкретных формулировок, выработка которых заходила в тупик в Женеве. Еще более интенсивно работали делегации СССР и США. Рабочие группы заседали практически непрерывно, поставляя на рассмотрение делегаций все новые варианты формулировок. Согласованные тексты документов парафировались главами делегаций — В. П. Карповым и Р. Эрлом. Все это продолжалось до утра 18 июня 1979 года, то есть до утра того дня, когда состоялось подписание Договора ОСВ-2 в столице Австрии Вене. Советский руководитель приехал в Вену больным. После 1974 года его здоровье постоянно ухудшалось. Особенно плохо он выглядел на фоне американского президен- 303 та. Было больно смотреть, как рядом с бодро шагавшим и приветствовавшим окружающих Картером буквально вели под руки с трудом передвигавшегося Брежнева. Невольно возникало чувство тревоги за судьбу страны. Но, видимо, коллеги Генсека по Политбюро думали и чувствовали иначе: 3 марта 1981 года они вновь избрали Брежнева Генеральным секретарем ЦК КПСС. 10 ноября 1982 года Брежнев умер. В Вене было подписано четыре документа: Договор между СССР и США об ограничении стратегических наступательных вооружений (Договор ОСВ-2); Протокол к нему; Совместное заявление о принципах и основных направлениях последующих переговоров об ограничении стратегических вооружений; Согласованные заявления и общие понимания в связи с Договором ОСВ-2. В отличие от Временного соглашения 1972 года, которое касалось лишь двух видов СНВ — МБР и БРПЛ, Договор ОСВ-2 предусматривал ограничения всех видов СНВ: МБР, БРПЛ, тяжелых бомбардировщиков и баллистических ракет «воздух—земля» (БРВЗ). Для них устанавливался равный для обеих сторон предельный суммарный уровень: первоначально — 2400 единиц, а с 1 января 1981 года — 2250 единиц. Устанавливалось предельное количество пусковых установок МБР и БРПЛ с РГЧ ИН и тяжелых бомбардировщиков с крылатыми ракетами, имеющими дальность свыше 600 км — их стороны суммарно не могли иметь более 1320 единиц. В составе этого предельного количества ни СССР, ни США не могли иметь суммарно более 1200 пусковых установок МБР и БРПЛ с РГЧ ИН, в том числе не более 820 пусковых установок МБР с РГЧ ИН. Новым в Договоре ОСВ-2 было ограничение количества ядерных боеголовок, которые устанавливались на конкретных типах МБР и БРПЛ, и количества крылатых ракет с дальностью свыше 600 км, которыми могли оснащаться тяжелые бомбардировщики. Как и Временным соглашением, Договором запрещалось строить дополнительные стационарные пусковые установки МБР. Разрешая в определенных рамках модернизацию стратегических вооружений, Договор ОСВ-2 запрещал: а) переоборудовать пусковые установки легких МБР в пусковые установки тяжелых МБР; б) увеличивать число боеголовок на МБР; в) создавать более одного нового вида МБР; г) иметь на новом типе МБР более 10 боеголовок; 304 д) испытывать БРПЛ более чем с 14 боеголовками; е) оснащать существующие типы тяжелых бомбардировщиков более чем 20 крылатыми ракетами большой дальности; ж) оснащать новые бомбардировщики в среднем не более чем 28 крылатыми ракетами. В протоколе к Договору со сроком действия до 31 декабря 1981 г. было зафиксировано обязательство не развертывать крылатые ракеты морского и наземного базирования с дальностью свыше 600 км, а также не проводить летные испытания крылатых ракет большой дальности, оснащенных головными частями с боеголовками индивидуального наведения. Этот далеко не полный перечень обязательств, принятых сторонами в связи с Договором, свидетельствует об их серьезном намерении остановить гонку стратегических вооружений, которая не только тяжелым бременем ложилась на их экономику, но и повышала опасность возникновения ядерной войны, в том числе в результате случайного, непредсказуемого стечения обстоятельств. В соответствии с заявлениями, в связи с подписанием Договора ОСВ-2, по состоянию на 18 июня 1979 года стороны располагали следующими количествами СНВ:
Наименование вооружений СССР США Пусковые установки МБР 1398 1054 Пусковые установки МБР с РГЧ ИН 608 550 Пусковые установки БРПЛ 950 656 Пусковые установки БРПЛ с РГЧ ИН 144 496 Тяжелые бомбардировщики (ТБ) 156 573 ТБ, оснащенные для крылатых ракет большой дальности 0 3 ТБ с БРВЗ 0 0 Всего 2504 2283 В том числе ракет с РГЧ ИН и ТБ с КР 752 1049 305
Даже беглый взгляд на эти цифры позволяет оценить, что между сторонами на момент подписания Договора ОСВ-2 имелось примерное стратегическое равновесие. Договор устанавливал новый, более низкий уровень этого равновесия. В «Совместном заявлении о принципах и основных направлениях последующих переговоров...» и в совместном коммюнике СССР и США подтвердили, что последующие переговоры они «будут продолжать вести в соответствии с принципом равенства и одинаковой безопасности». При этом пояснили, что каждый из участников Договора «не стремится и не будет впредь стремиться к военному превосходству, поскольку это могло бы лишь привести к опасной нестабильности, порождая более высокий уровень вооружений и не содействуя безопасности ни одной из сторон». И сам Договор, и высказанное намерение сторон закладывали хорошую основу и для прогресса в советско-американских отношениях, и для оздоровления международного климата в целом. Людям хотелось надеяться, что разум, наконец, взял верх, что человечество избавится от страха ядерной катастрофы. 22 июня 1979 года было опубликовано Постановление Политбюро ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета министров СССР, в котором констатировалось, что новый договор «является справедливым балансом интересов СССР и США». Спустя неделю после подписания американский президент направил Договор ОСВ-2 на рассмотрение в сенат, подчеркнув в сопроводительном письме, что подписанный в Вене Договор способствует достижению Соединенными Штатами «давних целей обеспечения безопасности», улучшает стратегическое положение США и «открывает путь для дальнейших улучшений в будущем». Таковы были стартовые позиции сторон на пути к вступлению в силу важного для СССР и США и для всего мира документа. Казалось, что все препятствия, которые стояли на пути почти семилетних усилий сторон, наконец, преодолены, что уже показался «свет в конце туннеля», и ничто больше не сможет помешать сторонам довести Договор до его логичного завершения — ратификации и вступления в силу. Но надеждам не суждено было сбыться.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «СВЕТ И ТЕНИ «В КОНЦЕ ТУННЕЛЯ»» з дисципліни «Супердержави XX століття. Стратегічне протиборство»
