Высказывание нового американского президента об «абсолютном сдерживании» было сделано на фоне той антисоветской волны, которая возникла в США после того, как СССР обрел возможность ответного ядерного воздействия по американской территории и стали известны его успехи в области ракетостроения и освоения космического пространства. Однако многое свидетельствует о том, что Кеннеди в то же время был против военного конфликта с СССР. В частности, в опубликованной в 133 1960 году книге «Стратегия мира», в качестве «буфера», препятствующего такому развитию событий, он выдвинул идею американо-советского сотрудничества «в сферах совпадающих интересов». В качестве примера таких «совпадающих интересов» Он указывал на обоюдное стремление освободиться от «давящей тяжести гонки вооружений», предотвратить термоядерную войну, препятствовать распространению ядерного оружия, развивать взаимный обмен товарами, идеями и специалистами и т. д. Все это, по мнению Кеннеди, не исключало бы серьезной конкуренции, но «холодная война» имела бы меньше шансов стать «горячей». В Москве эти взгляды воспринимались с пониманием и принимались к сведению. Поэтому уже в одном из первых посланий в адрес вновь избранного президента советское руководство сочло необходимым выразить «искреннее стремление положить начало новому этапу в развитии советско-американских отношений» (11). Казалось бы, наметилось встречное движение к разрядке напряженности между СССР и США. Теплилась надежда, что при обоюдном согласии сторон, возможно, удастся выйти на сотрудничество хотя бы в тех сферах, о которых говорил Кеннеди в своих предвыборных заявлениях. Надежда еще более окрепла, когда вскоре после инаугурации по поручению хозяина Белого дома посол США в Москве Л. Томпсон стал прорабатывать с советским руководством вопрос о встрече на высшем уровне. Реакция была положительной. Хрущев сообщил Томпсону, что был бы готов встретиться с Кеннеди в конце мая в Вене или Стокгольме. Была достигнута договоренность провести такую встречу в Вене 3—4 июня. Однако новость из Москвы о согласии на встречу совпала с завершением подготовки операции вторжения на Кубу, которую при поддержке администрации планировали ЦРУ и другие американские спецслужбы. Правда, эту акцию предполагалось провести силами кубинских эмигрантов-наемников. Американцы (по крайней мере, в первоначальный период) должны были обеспечить материальную подготовку и последующее (без государственных опознавательных знаков) авиационное и морское прикрытие. Президент санкционировал операцию, но ему очень не хотелось, чтобы она выглядела как американская акция. Он предвидел, что прямая американская агрессия не нашла бы поддержку мировой общественности, к тому же 134 явно не способствовала бы успеху намеченной советско-американской встречи. Поэтому, не отменяя операции, он поспешил от нее как-то отмежеваться. 12 апреля Кеннеди на пресс-конференции заявил, что «администрация... не допустит вовлечения американцев в любые действия на Кубе» а через 3 дня, утром 15 апреля 1961 года бомбардировщики без опознавательных знаков начали бомбить кубинские аэродромы. Было уничтожено до 60 процентов кубинских самолетов. Москва недоумевала и протестовала: «Еще недавно, обмениваясь мнениями через своих представителей, — писал президенту США Хрущев, — мы говорили с Вами об обоюдном желании сторон приложить совместные усилия, направленные на улучшение отношений между нашими странами и предотвращение опасности войны... Как же теперь понимать то, что делается Соединенными Штатами в действительности, когда нападение на Кубу стало фактом?» (12). В ООН началась неприятная для США дискуссия. Роптала мировая общественность. Кеннеди принял решение отложить повторную бомбежку кубинских аэродромов до тех пор, пока высадившаяся бригада наемников не закрепится на берегу. Как известно, попытка вторжения на Кубу провалилась. 19 апреля американский Объединенный комитет начальников штабов принял решение эвакуировать тех наемников, которых еще можно было спасти. Эвакуировать удалось только 14 человек, 1189 наемников сдались войскам Кастро. Несколькими днями позже, выступая на пресс-конференции, президент Кеннеди с горечью сказал: «Есть старая поговорка — у победы сто отцов, а поражение — сирота». Все поняли, что президент всю ответственность за поражение взял на себя — он уже сожалел о том, что воспрепятствовал авиации завершить разгром кубинских ВВС. Однако Кеннеди был прав лишь частично. Действительно, уцелевшие после первой бомбежки кубинские боевые самолеты внесли существенный вклад в победу, но столь же существенный вклад внесли и участвующие в отражении агрессии танки советского производства, недавно поставленные по соглашению на Кубу. А главное — антиамерикански настроенные армия и народ были решительно против попытки реставрации недавно свергнутого режима. Возникал вопрос: смогут ли американцы примириться с поражением? Большинство обозревателей отвечало на него отрицательно. Они уже знали, 135 что на другой день после начала агрессии Ф. Кастро заявил о своем желании видеть Кубу социалистической, а это еще более разжигало намерение Вашингтона усмирить взбунтовавшийся остров. Между тем согласованная дата советско-американской встречи приближалась. Страсти вокруг Кубы притихли. После визита во Францию Кеннеди прибыл в Вену. Туда же прилетел Хрущев. Переговоры состоялись 3—4 июня 1961 года. Многие исследователи почему-то высказывают мнение, что они не завершились видимым успехом в первую очередь потому, что руководители СССР и США «зациклились» на идеологических спорах. Это слишком упрощенный вывод. В действительности, кроме сетований Кеннеди по поводу стремления СССР «ликвидировать капиталистическую систему» и «уничтожить американское влияние там, где оно традиционно проявлялось», и заявлений Хрущева, что СССР выступает как против экспорта революции, так и против экспорта контрреволюции, был основательно затронут и ряд других вопросов. Важные последствия имел разговор о германской проблеме. Хрущев, исходя из предпосылки, что Кеннеди молодой и еще «недостаточно опытный президент», надеялся на то, что удастся навязать ему свое решение. Как вспоминает принимавший участие в венской встрече А. Ф. Добрынин, советский премьер по существу «поставил Кеннеди перед выбором: или совместно подписать соглашение, признающее существование двух Германий (ФРГ и ГДР), или он, Хрущев, должен будет подписать сепаратный договор с Восточной Германией не позже декабря, после чего оккупационные права западных держав в Берлине и свободный доступ к городу «перестанут существовать». Западный Берлин как самостоятельное образование может существовать как и раньше, но его коммуникации с внешним миром будут контролироваться восточными немцами... Любые попытки со стороны Запада вмешаться в их осуществление... могут тогда привести даже к войне» (13). После встречи американскому президенту была вручена памятная записка на этот счет. Нетрудно представить себе, как на все это реагировал Кеннеди. Однако американский президент воздержался от резкого ответа. Он лишь призвал Хрущева не спешить с решением германского вопроса, не пытаться «нарушить нынешнее равновесие сил». Разговор не остался без по- 136 следствий, он положил начало так называемого Берлинского кризиса, о котором будет сказано ниже. Нельзя обойти вниманием и обсуждение на встрече вопроса о полном прекращении ядерных испытаний. Тогда Хрущев впервые выразил согласие на проведение трех ежегодных инспекций на территориях СССР, США и Англии. Кеннеди настаивал на более широких мерах контроля. Найди они тогда компромиссное решение, возможно, вместо достигнутого в скором времени соглашения о запрещении испытаний ядерного оружия в трех средах, был бы заключен договор о полном запрещении таких испытаний. В целом встреча Хрущева с Кеннеди в Вене не привела к ожидаемым сторонами положительным результатам. Вопреки обоюдному желанию, прогресса в плане реализации идеи Кеннеди о «сотрудничестве в сферах совпадающих интересов» достичь не удалось. Тем не менее в официальном совместном коммюнике, опубликованном 5 июня, встреча оценивалась как полезная. Кеннеди назвал ее итоги «мрачными». Видимо, находясь в «мрачном» настроении, Кеннеди стал более восприимчив к идеологии американских «ястребов». Об этом свидетельствует его речь, произнесенная 25 июля по американскому телевидению. Президент США уведомил своих сограждан о том, что правительство намерено существенно нарастить военные расходы, увеличить численность личного состава вооруженных сил и удлинить сроки службы военнослужащих. Но не это обеспокоило сограждан — увеличение военных расходов из года в год стало привычным делом — вызвал тревогу призыв главы государства к широкому развертыванию в стране атомных бомбоубежищ с запасом медикаментов, воды и продуктов питания. Все это, —заявил президент — необходимо для того, «чтобы выжить». Увеличение расходов касалось кошелька — призыв к строительству зловеще ассоциировался с возможным ядерным смерчем, сеющим смерть и разрушение. Началась паника, которая вскоре вылилась в массовое строительство и приобретение самых разнообразных атомных убежищ. Спрос опережал предложение. Предложение решить германскую проблему на договорной основе, сделанное в Вене Хрущевым, не привело 137 к положительному решению. Исследователи того периода ответственность за это возлагают не столько на президента Кеннеди, сколько на его окружение. Как стало известно, Кеннеди после встречи с Хрущевым в Вене, где ему была вручена памятная записка Советского правительства по германской проблеме, вовсе не отверг инициативу Советов с порога. Он считал, что ее надо внимательно рассмотреть и лишь после дать соответствующий ответ. Но исполнители не торопились выполнить данное на этот счет поручение. Сказывалось влияние деятелей типа бывшего госсекретаря Д. Ачесона, выступавших за конфронтацию с Советским Союзом. Потеряв терпение, Кеннеди затребовал проект ответа из госдепартамента и передал его на доработку своему помощнику Т. Соренсену. Наконец документ был готов. Однако для официальности потребовалось согласовать его с союзниками. В результате ответ правительства США на памятную записку Советского правительства по вопросу о мирном договоре с Германией был получен в Москве через полтора месяца после венской встречи. В то же время, 19 июля 1961 года, на расширенном заседании Совета национальной безопасности Ачесон заявил о несогласии с политикой Кеннеди, который своим ответом дал понять Советам о возможности поиска взаимоприемлемых решений по Германии. Ачесон был не одинок, тогда на его позициях стоял и Макнамара. Но особенно были недовольны сторонники линии Даллеса — Аденауэра. Поиск взаимоприемлемых решений становился явно проблематичным. Как утверждали в Восточном Берлине и в Москве, прозрачные границы между двумя немецкими государствами, а также между ГДР и Западным Берлином, все больше использовались западными спецслужбами для «подрывной деятельности». Не менее беспокоящей, чем происки спецслужб, была и массовая миграция через эти границы граждан ГДР. Отчаянные попытки восточногерманских властей хоть как-то поставить под контроль деятельность западных спецслужб на территории страны и сократить поток беженцев не давали ощутимого результата. Поэтому в ночь с 12 на 13 августа 1961 года по указанию властей ГДР была перекрыта граница с Западным Берлином. Правительство США немедленно отреагировало. 17 августа оно направило правительству СССР ноту, в которой заявило о непризнании Восточного Берлина сто- 138 лицей ГДР и, в связи с этим, непризнании законности перекрытия его границы с Западным Берлином. В ответном послании Советское правительство поддержало действия правительства ГДР и расценило американскую ноту как вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Накал страстей возрастал с каждым днем. Вся западная пресса твердила о нависшей советской угрозе и ответных действиях Запада. Комментировались продолжающиеся полеты стратегических бомбардировщиков США с ядерным оружием на борту в сторону Советского Союза (причем, как впоследствии стало известно, западногерманское правительство давало согласие на возможную американскую акцию устрашения — сбросить одну атомную бомбу на полигон в ГДР, где размещалась советская воинская часть). США и Англия срочно перебросили в Западный Берлин дополнительные контингента войск. Но когда американские танки подошли к границе, разделявшей западную и восточную части Берлина, они встретили по другую ее сторону не только танки ГДР, но и танки группы советских войск в Германии. В конце сентября началось создание разделительной полосы вдоль всей границы между ГДР и ФРГ, что довело конфронтацию до точки кипения. Как свидетельствовал В. М. Фалин, в будущем посол СССР в ФРГ, в октябре 1961 года мир был в 200 метрах от третьей мировой войны. Кеннеди отдал распоряжение обеспечить любой ценой доступ из Западного Берлина в Восточный. «Приступи американцы к выполнению этого распоряжения Кеннеди, — вспоминал Фалин, — все рухнуло бы в тартарары. Когда советские и американские танки стояли лоб в лоб на дистанции стрельбы прямой наводкой — не было ни малейшей уверенности, чем все это через минуту-другую кончится"». Маршал И. С. Конев в присутствии Фалина получил приказ Хрущева: если американцы начнут демонстрировать силу, отвечать силой — бить боевыми снарядами, что и было доведено до сведения Кеннеди. К счастью, обе стороны нашли в себе силы образумиться. Ядерной развязки никто не захотел. Как рассказал впоследствии Г. Браун, в мае 1961 года ему пришлось участвовать на заседании Совета национальной безопасности. Он был приглашен туда вместе с начальником КНШ генералом Лемеем. Президент 139 Кеннеди спросил их: каковы были бы последствия применения ядерного оружия для США в случае, если первый удар был бы нанесен Советским Союзом и в случае, если бы СССР нанес ответный удар? Ответ Лемея был таким: «Если нападает первым СССР, то в Америке погибнет 60 млн человек». Браун продолжил, что если советский удар будет ответным, то в Америке погибнет «наверное, что-то около 20—30 млн человек». Президент резюмировал, что он «в принципе не видит большой разницы» в количестве жертв (14). Выступая столь решительно в ходе берлинского кризиса, Хрущев все же отдавал себе отчет в том, что в ядерном отношении СССР существенно уступает США. Он хотел иметь дополнительные козыри. Поэтому, как бы ставя точку в завершившемся очередном конфликте и делая предупреждение на будущее, Хрущев дал распоряжение об испытании самой мощной из когда-либо созданных термоядерных бомб. Такое испытание состоялось 30 октября 1961 года на полигоне Новая Земля. Бомба была сброшена с тяжелого бомбардировщика Ту-95. Ее мощность была чудовищна — эквивалентна 57 миллионам тонн тротила — в три тысячи раз больше мощности любой из атомных бомб, сброшенных американцами на Хиросиму и Нагасаки в 1945 году.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «ОБСТАНОВКА НАКАЛЯЕТСЯ» з дисципліни «Супердержави XX століття. Стратегічне протиборство»
