Главная идея основополагающего президентского меморандума от 30 апреля 1977 г. звучала так: «Привлечь Западную Европу, Японию и другие развитые демократии к политической кооперации посредством институционализации консультативных взаимоотношений и таким образом осуществить широкую макроэкономическую координацию в направлении стабильной и открытой валютной и торговой системы»1. Объединительная стратегия Дж. Картера включала в себя военный, экономический и социальный компоненты. Первый компонент включал в себя программу укрепления военных связей и развертывания ракетно-ядерных вооружений. Основной задачей США стало осуществление долгосрочного планирования и укрепления позиций в блоке НАТО, повышение его значимости. В 1978 г. была принята — впервые в истории Североатлантического союза — пятнадцатилетняя программа модернизации НАТО. Под давлением американцев союзники были вынуждены согласиться на ежегодное 3-процентное увеличение своих военных бюджетов на протяжении последующих пяти лет. В декабре 1979 г. Совет НАТО принял решение о размещении в Европе 572 американских ракет средней дальности. Одной из главных идей военно-объединительной стратегии Вашингтона между США и Западной Европой стало обеспечение взаимодополняющего производства оружия, а также движение в направлении стандартизации вооружений в рамках Североатлантического союза. Экономия военных бюджетов требовала прекращения дублирования при разработке и производстве одинаковых по назначению видов вооружения, так как «отсутствие стандартизации в НАТО вело к потере 30—40% эффективности 1 The Defense Monitor. W., 1978, vol. VII, 9, p. 3. 237 программы вооружений натовских армий и 10 — 15 млрд. долл. ежегодно из-за параллельности научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ»1. Атлантической консолидации было придано особое значение ввиду резкого расширения и американского, и западноевропейского рынков оружия, появления в связи с этим возможностей сблизить военно-промышленные комплексы США и западноевропейских стран. Стоимость производства вооружений к моменту прихода Дж. Картера к власти у западноевропейских членов НАТО составила в 1976 г. примерно 40 млрд. долл. Расходы на закупку вооружений в США были в том же году в два раза больше — 77 млрд. долл2. Основой второго, экономического, компонента политики сближения США с Западной Европой и Японией было снижение взаимных барьеров на пути торговли в ходе крупномасштабных переговоров, так называемого «раунда Токио», в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ.) Цель — создание более тесной экономической взаимозависимости. Администрация демократов придавала особое значение намеченному на 1977 — 1979 годы финальному этапу «раунда Токио» (так назывались переговоры между США, Западной Европой, Японией по вопросу товарообмена капиталистического мира, достигшего 1,3 трлн. долл., которые начались в 1973 г. в Токио — отсюда название — и были направлены на сокращение взаимных препятствий торговле, таких, как тарифы, и др.). Интерес к нему был обусловлен тем, что американская экономика все больше ориентировалась на внешний рынок. В начале 70-х годов доля торговли в валовом национальном продукте США составляла всего 4%, а в конце 70-х годов — около 10% ВНП. К тому времени восьмая часть занятых в американской промышленности рабочих производила продукцию, которая шла на экспорт, третья часть обрабатываемых земель давала сельскохозяйственную продукцию, которая продавалась за границами США, и в целом вклад экспорта в валовой национальный продукт страны стал составлять в конце 70-х годов 200 млрд. долл. Администрация Картера стремилась к тому, чтобы использовать это расширение торговли между развитыми западными странами и сблизить экономику всех трех центров. Ради достижения этой цели США пошли на компромисс с Европейским экономи- 1 Brzezinski Zb. Power and Principle. N.Y., 1983, p. 53. 2 U.S. Congress. Senate. Committee on Armed Services. DOD. Appropriations for Fiscal Year 1977. Report to accompany H.R. 12438, 94th Congress, 2d session. Wash., 1976, p. 197. 238 ческим сообществом. США в марте 1979 г. согласились с требованиями западноевропейских стран в отношении большего «открытия» рынка США западноевропейским товарам, а также дали обещание отказаться от автоматического ввода компенсационных пошлин в случае открытого субсидирования западноевропейскими странами своего экспорта. Вашингтон в результате подписанного в 1979 г. соглашения предоставил льготы наиболее уязвимым отраслям экономики ЕЭС, таким, как электроника, телекоммуникации, железнодорожное оборудование. Достигнутый компромисс заключался в том, что после введения новых, выработанных в ходе «раунда Токио» правил США с 1 января 1980 г. снизят к 1988 г. свои тарифы на 30%, а ЕЭС — на 25%. США согласились с тем, что ЕЭС будет иметь более высокие тарифы — 9,8% по сравнению с 8,3% у США1. Главным были не отдельные детали соглашения, а то, что была отодвинута угроза взаимного ожесточения: «Соглашение увело нас с дороги разрушительного протекционизма на путь больших экспортных возможностей». Цель подписанного в финале «раунда Токио» соглашения заключалась в том, что оно, по крайней мере на некоторое время, уменьшило угрозу возобладания протекционизма в торговых взаимоотношениях трех центров капиталистической конкуренции. Но Соединенным Штатам не удалось изменить основную направленность торговых потоков (для Западной Европы США перестали быть торговым партнером № 1) и ослабить решимость западноевропейского и японского центров окружить себя зоной преференциальной торговли. Прежде всего это относилось к ЕЭС. Одновременно с переговорами «раунда Токио» Европейское экономическое сообщество в течение 18 месяцев (начиная с июля 1978 г.) вело переговоры с блоком 57 развивающихся стран Африки, бассейнов Карибского моря и Тихого океана. Подписанная в итоге так называемая вторая Ломейская конвенция (31 октября 1979 г.) дала им льготный допуск на западноевропейский рынок, что, по сути, означало раздел развивающихся стран на сферы влияния. Страны «Общего рынка» вопреки пожеланиям и воле Вашингтона не желали совместного американо-западноевропейского подхода ко всей совокупности отношений с развивающимися странами. Создание зоны зависимых торговых партнеров — в основном поставщиков сырья на западноевропейский рынок — укрепляло как экономическое, так и политическое влияние ЕЭС в избранном регионе развивающегося мира. Создание относительно прочно оформленного союза по линии Западная Европа — Африка на основе особой экономиче- 1 «Atlantic Community Quarterly», Fall 1979, p. 338. 239 ской политики, финансовых соглашений, капиталовложений в «ассоциированных» странах стало подталкивать и США не к «ровному» курсу в отношении всей массы развивающихся стран, а к поиску фаворитов, зон влияния. Это резко ослабило экономический компонент объединительной политики Дж. Картера среди развитых западных стран. Одним из наиболее важных элементов построения глобальной зоны влияния для США с 1944 г. (Бреттон-вудсские соглашения) было положение доллара. Напомним, что на этапе ослабления своих позиций, в 70-х годах, Соединенные Штаты манипулировали долларом, перейдя от состояния его твердого соотношения с золотом (до 1971 г.) к плавающему курсу. Правительство Дж. Картера в известной мере поощряло падение курса доллара в 1977 — 1978 годах, так как это улучшало торговые позиции США на внешних рынках и ослабляло позиции конкурентов, которые в 70-х годах начали активнее осваивать американский рынок. Однако такая политика не укрепила в результате американских позиций, более того, она вызвала объединение между собой конкурентов США против доллара. Тормозом в распространении американского глобального влияния стал и сепаратизм ЕЭС в области валютной политики. В Брюсселе 4 — 5 декабря 1978 г. на сессии Европейского совета было принято решение о введении Европейской валютной системы (ЕВС) и в будущем единой расчетной единицы. Созданная в марте 1979 г. ЕВС предполагала определенные потолки колебаний обменного курса валют стран «Общего рынка». С тех пор основные валюты западноевропейских стран (кроме английского фунта) оказались связанными единым курсом колебаний. Этим заложена основа создания в будущем валютной зоны, конкурирующей с американской. Впервые в послевоенный период доллару был брошен практический вызов. В США создание Европейской валютной системы вызвало значительное беспокойство. Таким образом, экономический компонент картеровской стратегии консолидации союзных и зависимых стран дал лишь частичные результаты. В тарифном соглашении 1979 г. мы видим компромисс, негативной частью которого для США является сохранение за Европейским экономическим сообществом права расширять зону своего влияния в развивающихся странах путем политики преференций. В валютной сфере Дж. Картеру не удалось подключить Западную Европу к политике укрепления доллара. Вашингтон не сумел предотвратить формирования сепаратной валютной политики ЕЭС. Одна из главных причин неудачи трилатералистской политики Дж. Картера, целью которой было укрепление экономического влияния Америки в зоне развитого капитализма, состояла в серьезном отставании США от других развитых капиталистиче- 240 ских стран в области повышения производительности труда, темпы прироста которой в 1968 — 1978 годах составили в среднем за год только 1,5 %, почти в два раза меньше, чем в предшествовавшие 20 лет1. К экономическому компоненту картеровской политики укрепления глобальной зоны влияния следует отнести программу замедления передачи в «незрелые» регионы той техники и технологии, которые быстро уравнивают силовые возможности развитого капиталистического «треугольника» и огромной массы развивающихся стран. В первую очередь это относилось к передаче ядерной технологии2 и торговле оружием (Дж. Картер провозгласил 19 мая 1977 г. программу ограничения продажи обычного оружия развивающимся странам)3. В поисках новых структур, закрепляющих американское влияние в мире, правительство США стремилось максимально «политизировать» ежегодные встречи семи ведущих капиталистических стран, была выдвинута идея превращения экономических встреч в верхах в стратегические встречи в верхах4. Третий компонент политики, направленный на сближение зоны развитого индустриального общества, основанного на выборной демократии и свободном рынке. Осью американской внешней политики, публично утверждал президент, являются защита и распространение гражданских прав всех народов Земли5. Дж. Картер и его сторонники стояли за отделение «развитой» части мира от «незрелой», где парламентаризм еще не вылился в устойчивые формы. В первые три года правления Картера союзники реагировали на развернутую американцами кампанию в основном риторически. Но с ужесточением после декабря 1979 г. курса Вашингтона, как реакции на введение Советским Союзом военного контингента в Афганистан в декабре 1979 г., наступил этап, когда союзникам было предъявлено требование принять более жесткие меры в отношении СССР. Вашингтон ожидал проявления солидарности прежде всего от всех основных политических центров Западной Европы — Лондона, Бонна, Парижа. Эти три столицы продемонстрировали в своем отношении к силовому курсу Вашингтона значительное расхождение и в оценках, и в подходах к нему. Наиболее приближенной к американскому «эталону» была политическая линия Лондона, который, отчасти на- 1 «Fortune», 1979, May 21, p. 31. 2 «Wall Street Journal», Oct. 27, 1978. 3 Carter J. Keeping Faith. Memoirs of the President. London, 1982, p. 68. 4 Public Papers of the Presidents: Jimmy E. Carter, p. 520. 5 Brzezinski Zb. Power and Principle. N.Y., 1983, p. 296. 241 ходясь в оппозиции к остальным странам Европейского сообщества, отчасти вследствие остаточных элементов своих «особых отношений» с США, продемонстрировал большее, чем у соседей, стремление к демонстрации атлантической солидарности. Правительство М. Тэтчер было склонно к усилению жесткости в своей политике. Если Англия продемонстрировала наибольшую солидарность с курсом Дж. Картера, то Франция поддалась американскому давлению в наименьшей степени. Творцы американской внешней политики не учли полностью то обстоятельство, что при президенте В. Жискар д'Эстэне разрядка в Европе принесла Франции упрочение ее экономических и политических позиций, позволила увеличить широту маневра французской дипломатии, давая возможность западноевропейской «девятке» вести более самостоятельную политику. Франция стремилась заручиться поддержкой самой мощной экономической державы Западной Европы — ФРГ, которая в конце 70-х годов попыталась найти курс, идущий как бы между линиями Англии и Франции, допуская колебания то в ту, то в другую сторону. Одна из причин этого — военная зависимость ФРГ от США. Будучи в отличие от Парижа и Лондона более ограниченным в своих инициативах в рамках военного союза (на территории страны располагались полмиллиона натовских солдат, бундесвер подчинялся натовскому командованию), Бонн более чутко реагировал на различные инициативы из Вашингтона, поддерживая на сессиях совета НАТО позицию США. С другой стороны, в Бонне не могли не учитывать, что возвращение к «холодной войне» лишило бы ФРГ благоприятных экономических возможностей, вызвало бы негативные внутриполитические последствия. Западная Германия должна была иметь в виду, что в случае рецидива «холодной войны» под угрозой оказались бы ее разветвленные связи с Восточной Европой, торговля с которой в 1979 г. составила 7,5 млрд. долл.1 — четверть торгового оборота ФРГ. Западногерманскими экономистами весной 1980 г. было подсчитано, что бойкот СССР обошелся бы ФРГ в 16 млрд. марок прямых убытков. 500 тыс. западных немцев работали над выполнением заказов из стран Восточной Европы. Не менее важно и следующее обстоятельство. С обострением мировой политической обстановки, несомненно, были бы нарушены планы Бонна возглавить ЕЭС. Будучи экономически наиболее мощной страной этого объединения, ФРГ уступала в военно-стратегическом отношении Франции и Англии, и если вперед вышли бы соображения военно-политической, а не экономико-политической мо- 1 Public Papers of the Presidents: Jimmy E. Carter. 1978, vol. II, p. 2164. 242 щи, то задача достичь лидерства в этом блоке была бы для Бонна осложнена. Видя опасность, которую несет в себе жесткая линия Дж. Картера, Западная Германия вскоре после наступления в декабре 1979 г. обострения в советско-американских отношениях заняла позицию, близкую к французской, осудив спонтанный, непредсказуемый, импульсивный и опасный характер американской дипломатии. Бонн призвал к более точному определению атлантических обязательств. Отражая господствующие настроения, западногерманский журнал «Штерн» писал: «Наш союз с Америкой отнюдь не глобальный военный союз: такой был бы не под силу Федеративной Республике. Как легко может установить всякий, кто потрудится еще раз прочесть Североатлантический договор, это — региональный союз, ограничивающийся Европой и североатлантическим пространством. Мы не обязаны оказывать помощь за пределами района, охваченного Североатлантическим договором, и какие-либо американо-советские столкновения за пределами этого района не означают автоматического применения этого договора»1. Такая позиция означала, что Вашингтону не следует искать поддержки Бонна в попытках воздействия на Советский Союз, в осуществлении контроля Запада над ближневосточным регионом, в расширении сферы действия Североатлантического договора за пределы Европы. Просчет руководства Дж. Картера заключался в том, что оно верило в «автоматическое» воздействие фактора западного единства. В общем и целом в Вашингтоне приняли желаемое за действительное и игнорировали саму возможность того, что у Западной Европы может быть иной, отличный от американского угол зрения на политику разрядки, на характер отношений с Востоком. Администрации Картера пришлось убедиться,' что западноевропейские страны с большей заинтересованностью относятся к принципам, выраженным в хельсинкском Заключительном акте. Вернуть Европу к временам «холодной войны» означало бы для западноевропейских стран превратить европейский регион в арену конфронтации, сворачивания контактов, нежелательного ожесточения. Для Вашингтона же достигнутая в 70-х годах определенная стабилизация в Европе была вопросом более второстепенным, чем упрочение связей с развитыми капиталистическими странами, на которые Вашингтон смотрел как на средство укрепления позиций США в мире. Крайности американской внешней политики, принявшей глобальный размах в 40-х годах, уже тогда ощущались в Западной 1 «Newsweek», Apr. 21, 1980, p. 12. 243 Европе, которая не пошла за Соединенными Штатами ни в Корее, ни во Вьетнаме. Карибский кризис 1962 г. оказал на нее глубокое воздействие и показал, с какой легкостью США идут на конфликт. В этих трех исторических эпизодах западноевропейские страны трижды столкнулись с опасностью возникновения ядерной войны и осознали, что в любом из этих кризисов первой жертвой была бы Европа. Очевидно, в Западной Европе более отчетливо понимают, что третья мировая война — если ее развяжут — будет для этого континента последней. Осознание этого отразилось в конкретной политике. Страны Западной Европы намного раньше США (которые пошли на улучшение отношений с восточноевропейскими странами лишь в начале 70-х годов, при президенте Никсоне) встали на путь разрядки с СССР. В середине 50-х годов, когда Америка вела войну во Вьетнаме, генерал де Голль интенсифицировал политику разрядки, а вскоре другие руководители крупных западноевропейских стран приобрели более значительный — в сравнении с США — опыт связей с Востоком. Они стали дорожить ими, и попытки США разрушить их вызвали лишь разногласия между союзниками. Многократно большая, чем американская, торговля Западной Европы с СССР и его восточноевропейскими союзниками явилась важной опорой связей Восток — Запад, тормозом на пути следования Западной Европы за менее связанными с восточноевропейским рынком Соединенными Штатами, для которых разрыв с СССР и странами социалистического содружества оказался бы экономически значительно менее существенным. Объем торговли Западной Европы с социалистическими странами к 1980 г. превысил 15,8 млрд. долл. — в несколько раз больше, чем объем соответствующей торговли США. «Западноевропейцы, — писала «Нью-Йорк таймс», — ведут выгодную торговлю с Востоком и опасаются, что новая «холодная война» положит конец контактам между людьми и снова создаст напряженную обстановку: на полях прошлых битв в Европе»1. «Сеть экономических сделок и гуманитарных контактов создает для западноевропейцев ставки, не существующие для американцев, так что Западная Европа ощутила солидные основания для отмежевания от американской позиции. Согласно опросу общественного мнения, проведенному Институтом Гэллапа в апреле 1980 г., большинство населения ФРГ, Англии и Франции было настроено против поддержки США в возрождении ими политики «холодной войны» по отношению к СССР: «Блага разрядки, очевидно, настолько велики для запад- 1 «Stern», 21 Apr., 1980. 244 ноевропейцев, что мы (американцы. — А.У.) просто не можем рассчитывать на их поддержку против русских где-нибудь еще в мире»1. США попытались повести за собой западноевропейских союзников так, как это было возможно лишь четверть века назад, не размышляя особенно над их собственным видением происходящего, над их собственными проблемами и интересами. Пренебрежение, проявленное Соединенными Штатами к консультациям с союзниками, к их интересам, привело к обратному результату — оно дало западноевропейцам возможность для проведения независимой политики. Показателем того, что США не смогли достичь трехстороннего единства по выработке отношения к Востоку, может служить такой пример. Президент Дж. Картер послал канцлеру ФРГ Г. Шмидту перед его визитом в СССР в июне 1980 г. письмо, в котором пытался буквально запретить обсуждать в Москве вопросы размещения в Западной Европе американских ракет средней дальности. 21 июня 1980 г. президент Картер, госсекретарь Э. Маски и 3. Бжезинский встретились в Венеции (где проходило совещание глав правительств семи ведущих стран Запада) с канцлером Шмидтом, министром иностранных дел Геншером и послом ФРГ в США фон Штаденом. Не президент США, а западногерманский канцлер выступил в роли инициатора «выяснения отношений». Он указал на то, что ФРГ «не пятьдесят первый американский штат»2. Невозможно представить себе подобный диалог между президентом Эйзенхауэром и канцлером Аденауэром или между президентом Дж. Кеннеди и канцлером К.-Г. Кизингером. Шмидт обвинил американских руководителей в попытке диктата, в необузданном высокомерии, в гегемонистском посягательстве на суверенные права их союзника. Г. Шмидт охарактеризовал «инструктивное» письмо Дж. Картера как оскорбительное. В определенном смысле эта последняя с участием Дж. Картера встреча в верхах была концом политики трилатерализма 70-х годов, концом попыток «сверху» продиктовать общую позицию. Превращение двусторонних отношений в подсобный инструмент для укрепления американских позиций в мире оказалось малоэффективным. Следующий вышедший из сферы влияния Вашингтона процесс — укрепление левых сил в ряде западноевропейских стран. Возможности США и прежде имели определенный предел, но все же прямая поддержка христианских демократов в Италии и 1 «New York Times», April 10, 1980. 2 «Washington Post», April 20, 1980. 245 режима «черных полковников» в Греции, оказание помощи режимам Салазара в Португалии и Франко в Испании раньше давали известные результаты. Во второй половине 70-х годов после массовых разоблачений деятельности ЦРУ и дискредитации оплачиваемых США проамериканских сил возможности Вашингтона уменьшились. На встрече лидеров Запада американский президент предпочел проводить обсуждение вопроса о возможности вхождения в состав итальянского правительства коммунистов с такими лидерами «стабильных стран», как канцлер ФРГ. Получило ясные очертания явление: для борьбы с левыми силами в Европе Соединенным Штатам уже не хватало собственных рычагов давления, необходима была помощь. Это, разумеется, сместило акценты, сделало роль США как гаранта статус-кво в Западной Европе более опосредованной. Возможности (а соответственно и влияние) США в западноевропейских делах уменьшились, что сразу же сказалось на эффективности попыток консолидировать развитые капиталистические страны как способа сохранения глобального превосходства США. Вашингтону пришлось убедиться в том, что в Западной Европе, в отдельных ее странах, сильны блоки левых сил (что являлось значительным контрастом по сравнению с США), и эти силы умеют отличать гегемонистские интересы США от жизненных интересов западных стран. Это определенное различие во внутренней политической ситуации между США и Западной Европой ранее практически не имело значения для межгосударственных отношений западного мира, но к концу 70-х годов заняло видное место при определении позиций США и Западной Европы. Препятствием в реализации западноевропейской политики США помимо вышеуказанных объективных обстоятельств был недостаточный учет Вашингтоном изменения соотношения сил внутри Европейского экономического сообщества. Главным событием в политической географии Западной Европы во второй половине 70-х годов стало закрепление тесных союзнических отношений между Францией и Западной Германией. Ушли в прошлое страхи Парижа, что вступление Англии нейтрализует (а то и вовсе ликвидирует) инициативы президента III. де Голля и канцлера К. Аденауэра, начавших в 1963 г. процесс франко-западногерманского сближения. Англия не только не стала в ЕЭС первым партнером Бонна (и это даже при лейбористах, более близких западногерманским социал-демократам, чем голлистско-республиканская коалиция во Франции), но, напротив, во многом переняла прежнюю роль Франции, роль стойкого охранителя национальных прерогатив. По негладкому пути западноевропейской интеграции Европейское сообщество пошло, ведомое франко-западногерманским тандемом, тогда как Англия превратилась 246 в хронического «замедлителя» интеграционных начинаний. Французское и западногерманское руководства не только нашли общий язык, но сумели выработать определенный механизм координации политики своих стран. «Именно подъем Франции и Западной Германии, — писала лондонская «Файнэншл таймс», — привел к изменению равновесия сил в Атлантическом союзе»1. На глазах у осуждавшей «сепаратные связи» как тормоз на пути трилатерализма администрации Дж. Картера укреплялась не имеющая особых — кроме консультативных — каналов связи, но весьма явно ощутимая «ось» Париж — Бонн. Сближение этих стран активизировало процесс западноевропейской интеграции, увеличило удельный вес западноевропейского центра капитализма. Взятые вместе, эти две страны стали самыми крупными импортерами сырья из развивающихся стран (за исключением нефти) и главными поставщиками промышленных товаров и финансовой помощи в развивающиеся страны, важным торговым партнером восточноевропейских стран и арабского мира. Франко-западногерманский альянс создал ту «кристаллическую структуру», которая до определенной степени гарантировала ЕЭС от развала в период замедления темпов интеграции (валютной, экономической, военной, политической). Это явление (придание связям Бонна и Парижа роли «оси» «Общего рынка») было оттенено упадком влияния главного атлантического союзника в Европе, на которого, несомненно, рассчитывали в Вашингтоне, — упадком влияния Англии. В своих отношениях с третьим силовым центром — Японией американская дипломатия также предприняла своеобразное наступление. В лице премьер-министров Такэо Фукуды и Масаеси Охиры они встретили более сговорчивых, чем прежде, партнеров, готовых подготовить для Японии в рамках «треугольника» более значимое место. Но японская сторона предпочитала не выдвигать «рискованных» инициатив и пряталась за спинами западноевропейских союзников США. А поскольку последние больше стремились к самоутверждению, чем к сознательному планомерному сближению, Япония не поддержала американский курс на сближение «треугольника» развитых капиталистических стран. В целом, как показала историческая практика, политика администрации Дж. Картера не дала особых результатов в аспекте укрепления мировых позиций США. Во-первых, определенной ошибкой трилатерализма Дж. Картера было восприятие Западной Европы как «увязшей» в противоречиях интеграции. Проще 1 Vance S. Hard Choices. Crucial Years in American Foreign Policy. N.Y., 1983, p. 361. 247 говоря, от стран западноевропейского блока в Вашингтоне не ждали собственных инициатив. Американские политики уже привыкли к перманентной стагнации интеграционного процесса на европейском Западе. Тупик на пути политической интеграции ЕЭС давал основания для суждений о том, что в Западной Европе и впредь будут ожидать направляющих инициатив из американской столицы. Как оказалось, это было ошибочное предположение. Хотя ход политической интеграции действительно замедлился именно в конце 70-х годов в Западной Европе весьма резко выросло политическое самосознание, здесь не только перестали взирать на заокеанских лидеров с прежней покорностью, но, более того, стали смотреть на Вашингтон после Вьетнама и Уотергейта как на весьма шаткий «капитанский мостик», откуда все чаще стала открываться искаженная перспектива мирового развития. Во-вторых, в Вашингтоне определенно переоценили степень лояльности правящих кругов западноевропейских стран. Здесь господствовала та точка зрения, что колебания, пережитые капиталистической системой в период кризиса 1974 — 1975 годов, послужат надежным основанием для стремления «держаться вместе». До определенной степени эти ожидания оправдались, но далеко не в полной мере. Атлантические союзники действительно сгруппировались в таких коллективных акциях, как общий курс на переговоры с развивающимися странами (конференция Север _ Юг), однако по ряду других проблем западноевропейские лидеры видели в собственных политических действиях более эффективный подход, здесь стали искать более окупаемые средства внешней политики. В-третьих, американское руководство, судя по всему, преувеличенно оценило такие объединяющие институты западного мира, как Международный валютный фонд и Международное энергетическое агентство. Общее ослабление экономических позиций США в мире, «болезнь» доллара, возросшая зависимость от импортируемого сырья — все это поколебало доминирующее положение США в этих организациях.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «США и союзники» з дисципліни «Американська імперія»
