Большинство издающихся в мире работ, посвященных исследованию международных отношений, еще и сегодня несет на себе несомненную печать преобладания американских традиций. В то же время бесспорным является и то, что уже с начала 80-х годов в данной области все ощутимее становится влияние европейской теоретической мысли, и в частности французской школы. Один из известных ученых, профессор Сорбонны М. Мерль в 1983 году отмечал, что во Франции, несмотря на относительную молодость дисциплины, изучающей международные отношения, сформировались три крупных направления. Одно из них руководствуется "эмпирически-описательным подходом" и представлено работами таких авторов, как Шарль Зоргбиб, Серж Дрейфюс, Филипп Моро-Дефарг и др. Второе вдохновляется марксистскими положениями, на которых основываются Пьер-Франсуа Гонидек, Шарль Шомон и их последователи в Школе Нанси и Реймса. Наконец, отличительной чертой третьего направления является социологический подход, получивший свое наиболее яркое воплощение в трудах Р. Арона (32). В контексте настоящей работы, особенно интересной представляется одна из наиболее существенных особенностей современной французской школы в исследовании международных отношений. Дело в том, что каждое из рассмотренных выше теоретических течений - идеализм и политический реализм, модернизм и транснационализм, марксизм и неомарксизм - существуют и во Франции. В то же время они преломляются здесь в принесших наибольшую известность французской школе работах историко-социологического направления, которые наложили свой отпечаток на всю науку о международных отношениях в этой стране. Влияние историко-социологического подхода ощущается в трудах историков и юристов, философов и политологов, экономистов и географов, занимающихся проблемами международных отношений. Как отмечают отечественные специалисты, на формирование основных методологических принципов, характерных для французской теоретической школы международных отношений, оказали влияние учения философской, социологической и исторической мысли Франции конца XIX - начала XX века, и прежде всего позитивизм Конта. Именно в них следует искать такие черты французских теорий международных отношений, как внимание к структуре общественой жизни, определенный историзм, преобладание сравнительно-исторического метода и определенный скептицизм относительно математических приемов исследования (33). В то же время в работах тех или иных конкретных авторов указанные черты модифицируются в зависимости от сложившихся уже в XX веке двух основных течений социологической мысли. Одно из них опирается на теоретическое наследие Э. Дюрк-гейма, второе исходит из методологических принципов, сформулированных М. Вебером. Каждый из этих подходов с предельной четкостью формулируется такими крупными представителями двух линий во французской социологии международных отношений, какими являются, например, Раймон Арон и Гастон Бутуль. "Социология Дюркгейма, - пишет Р. Арон в своих мемуарах, - не затрагивала во мне ни метафизика, которым я стремился стать, ни читателя Пруста, желающего понять трагедию и комедию людей, живущих в обществе" (34). "Неодюркгеймизм", утверждал он, представляет собой нечто вроде марксизма наоборот: если последний описывает классовое общество в терминах всесилия господствующей идеологии и принижает роль морального авторитета, то первый рассчитывает придать морали утраченное ею превосходство над умами. Однако отрицание наличия в обществе господствующей идеологии - это такая же утопия, как и идеологизация общества. Разные классы не могут разделять одни и те же ценности, как тоталитарное и либеральное общества не могут иметь одну и ту же теорию (см.: там же, р. 69-70). Вебер же, напротив, привлекал Арона тем, что объективируя социальную действительность, он не "овеществлял" ее, не игнорировал рациональности, которую люди придают своей практической деятельности и своим институтам. Арон указывает на три причины своей приверженности веберовскому подходу: свойственное М. Веберу утверждение об имманентности смысла социальной реальности, близость к политике и забота об эпистемологии, характерная для общественных наук (см.: там же, р. 71). Центральное для веберовской мысли колебание между множеством правдоподобных интерпретаций и единственно верным объяснением того или иного социального феномена стало основой и для аронов-ского взгляда на действительность, пронизанного скептицизмом и критикой нормативизма в понимании общественных - в том числе и международных - отношений. Вполне логично поэтому, что Р. Арон рассматривает международные отношения в духе политического реализма - как естественное или предгражданское состояние. В эпоху индустриальной цивилизации и ядерного оружия, подчеркивает он, завоевательные войны становятся и невыгодными, и слишком рискованными. Но это не означает коренного изменения основной особенности международных отношений, состоящей в законности и узаконенности использования силы их участниками. Поэтому, подчеркивает Арон, мир невозможен, но и война невероятна. Отсюда вытекает и специфика социологии международных отношений: ее главные проблемы определяются не минимумом социального консенсуса, который характерен для внутриобществен-ных отношений, а тем, что они "развертываются в тени войны". Ибо нормальным для международных отношений является именно конфликт, а не его отсутствие. Поэтому главное, что подлежит объяснению - это не состояние мира, а состояние войны. Р. Арон называет четыре группы основных проблем социологии международных отношений, применимой к условиям традиционной (поиндустриальней) цивилизации. Во-первых, это "выяснение соотношения между используемыми вооружениями и организацией армий, между организацией армии и структурой общества". Во-вторых, "изучение того, какие группы в данном обществе имеют выгоду от завоеваний". В-третьих, исследование "в каждой эпохе, в каждой определенной дипломатической системе той совокупности неписанных правил, более или менее соблюдаемых ценностей, которыми характеризуются войны и поведение самих общностей по отношению друг к другу". Наконец, в-четвертых, анализ "неосознаваемых функций, которые выполняют в истории вооруженные конфликты" (35). Конечно, большая часть нынешних проблем международных отношений, подчеркивает Арон, не может быть предметом безупречного социологического исследования в терминах ожиданий, ролей и ценностей. Однако поскольку сущность международных отношений не претерпела принципиальных изменений и в современный период, постольку вышеуказанные проблемы сохраняют свое значение и сегодня. К ним могут быть добавлены и новые, вытекающие из условий международного взаимодействия, характерных для второй половины XX века. Но главное состоит в том, что пока сущность международных отношений будет оставаться прежней, пока ее будет определять плюрализм суверенитетов, центральной проблемой останется изучение процесса принятия решений. Отсюда Арон делает пессимистический вывод, в соответствии с которым характер и состояние международных отношений зависят, главным образом, от тех, кто руководит государствами - от "правителей", "которым можно только советовать и надеяться, что они не будут сумасшедшими". А это означает, что "социология, приложенная к международным отношениям, обнаруживает, так сказать, свои границы" (см.: там же, с. 158). В то же время Арон не отказывается от стремления определить место социологии в изучении международных отношений. В своей фундаментальной работе "Мир и война между нациями" он выделяет четыре аспекта такого изучения, которые описывает в соответствующих разделах этой книги: "Теория", "Социология", "История" и "Праксеология" (36). В первом разделе определяются основные правила и концептуальные орудия анализа. Прибегая к своему излюбленному сравнению международных отношений со спортом, Р. Арон показывает, что существует два уровня теории. Первый призван ответить на вопросы о том, "какие приемы игроки имеют право применять, а какие нет; каким образом они распределяются на различных линиях игровой площадки; что предпринимают для повышения эффективности своих действий и для разрушений усилий противника". В рамках, отвечающих на подобные вопросы правил, могут возникать многочисленные ситуации, которые могут быть случайными, а могут быть результатом заранее спланированных игроками действий. Поэтому к каждому матчу тренер разрабатывает соответствующий план, уточняющий задачу каждого игрока и его действия в тех или иных типовых ситуациях, которые могут сложиться на площадке. На этом - втором - уровне теории она определяет рекомендации, описывающие правила эффективного поведения различных участников (например, вратаря, защитника и т.д.) в тех или иных обстоятельствах игры. В разделе в качестве типовых видов поведения участников международных отношений выделяются и анализируются стратегия и дипломатия, рассматриваются совокупность средств и целей, характерных для любой международной ситуации, а также типовые системы международных отношений. На этой основе строится социология международных отношений, предметом которой является прежде всего поведение международных акторов. Социология призвана отвечать на вопрос о том, почему данное государство ведет себя на международной арене именно таким образом, а не как-то иначе. Ее главная задача - изучение детерминант и закономерностей, материальных и физических, а также социальных и моральных переменных, определяющих политику государств и ход международных событий. Здесь анализируются также такие вопросы, как характер влияния на международные отношения политического режима и/иди идеологии. Их выяснение позволяет социологу вывести не только определенные правила поведения международных акторов, но и выявить социальные типы международных конфликтов, а также сформулировать законы развития некоторых типичных международных ситуаций. Продолжая сравнение со спортом, на этом этапе исследователь выступает уже не в роли организатора или тренера. Теперь он решает вопросы иного рода. Как развертываются матчи не на классной доске, а на игровой площадке? В чем состоят специфические особенности тех приемов, которые используются игроками разных стран? Существует ли латинский, английский, американский футбол? Какая доля в успехе команды принадлежит технической виртуозности, а какая - моральным качествам команды? Ответить на эти вопросы, продолжает Арон, невозможно, не обращаясь к историческим исследованиям: надо следить за ходом конкретных матчей, изменением приемов, многообразием техник и темпераментов. Социолог должен постоянно обращаться и к теории, и к истории. Если он не понимает логики игры, то он напрасно будет следить за действиями игроков и не сможет понять смысла тактического рисунка той или иной игры. В разделе, посвященном истории, Арон описывает характеристики мировой системы и ее подсистем, анализирует различные модели стратегии устрашения в ядерный век, прослеживает эволюцию дипломатии между двумя полюсами биполярного мира и в рамках каждого из них. Наконец, в четвертой части, посвященной праксеологии, появляется еще один символический персонаж - арбитр. Как надо интерпретировать положения, записанные в правилах игры? Действительно ли в тех или иных условиях произошло нарушение правил? При этом, если арбитр "судит" игроков, то игроки и зрители, в свою очередь, молча или шумно, неизбежно "судят" самого судью, игроки одной команды "судят" как своих партнеров, так и соперников и т.д. Все эти суждения колеблются между оценкой эффективности ("он хорошо сыграл"), оценкой наказания ("он поступил согласно правилам") и оценкой спортивной морали ("эта команда вела себя в соответствии с духом игры"). Даже в спорте не все, что не запрещено, является морально оправданным. Тем более это относится к международным отношениям. Их анализ так же не может ограничиваться только наблюдением и описанием, но требует суждений и оценок. Какая стратегия может считаться моральной и какая - разумной или рациональной? В чем состоят сильные и слабые стороны стремлений добиться мира путем установления господства закона? Каковы преимущества и недостатки попыток его достижения путем установления империи? Как уже отмечалось, книга Арона "Мир и Война между нациями" сыграла и продолжает играть заметную роль в становлении и развитии французской научной школы, и в частности - социологии международных отношений. Разумеется, последователи его взглядов (Жан-Пьер Деррьеник, Робер Боек, Жак Унцингер и др.) учитывают, что многие из высказанных Ароном положений принадлежат своему времени. Впрочем, и сам он в своих мемуарах признает, что "наполовину не достиг своей цели", причем в значительной мере эта самокритика касается как раз социологического раздела, и в частности - конкретного приложения закономерностей и детерминант к анализу конкретных проблем (см.: 34, р. 457-459). Однако само его понимание социологии международных отношений, и главное - обоснование необходимости ее развития, во многом сохранило свою актуальность и сегодня. Разъясняя указанное понимание, Ж.-П. Деррьеник (37) подчеркивает, что поскольку существует два основных подхода к анализу социальных отношений, постольку есть два типа социологии: детерминистская социология, продолжающая традицию Э. Дюркгейма, и социология действия, основывающаяся на подходах, разработанных М. Вебером. Разница между ними достаточно условна, т.к. акционализм не отрицает каузальности, а детерминизм тоже "субъективен", ибо является формулированием намерения исследователя. Его оправдание - в необходимом недоверии исследователя к суждениям изучаемых им людей. Конкретно же эта разница состоит в том, что социология действия исходит из существования причин особого рода, которые необходимо принимать во внимание. Эти причины - решения, то есть выбор между многими возможными событиями, который делается в зависимости от существующего состояния информации и особых критериев оценки. Социология международных отношений является социологией действия. Она исходит из того, что наиболее существенная черта фактов (вещей, событий) состоит в их наде-ленности значением (что связано с правилами интерпретации) и ценностью (связанной с критериями оценки). То и другое зависит от информации. Таким образом, в центре проблематики социологии международных отношений - понятие "решение". При этом она должна исходить из целей, которые преследуют люди (из их решений), а не из целей, которые они должны преследовать по мнению социолога (т.е. из интересов). Что же касается второго течения во французской социологии международных отношений, то оно представлено так называемой полемологией, основные положения которой были заложены Гастоном Бутулем и находят отражение в работах таких исследователей, как Жан-Луи Аннекэн, Жак Фройнд, Люсьен Пу-арье и др. В основе полемологии - комплексное изучение войн, конфликтов и других форм "коллективной агрессивности" с привлечением методов демографии, математики, биологии и других точных и естественных наук. Основой полемологии, пишет Г. Бутуль, является динамическая социология. Последняя есть "часть той науки, которая изучает вариации обществ, формы, которые они принимают, факторы, которые их обусловливают или им соответствуют, а также способы их воспроизводства" (38). Отталкиваясь от положения Э. Дюрк-гейма о том, что социология - это "осмысленная определенным образом история", полемология исходит из того, что, во-первых, именно война породила историю, поскольку последняя началась исключительно как история вооруженных конфликтов. И мало вероятно, что история когда-либо полностью перестанет быть "историей войн". Во-вторых, война является главным фактором той коллективной имитации, или, иначе говоря, диалога и заимствования культур, которая играет такую значительную роль в социальных изменениях. Это, прежде всего, "насильственная имитация": война не позволяет государствам и народам замыкаться в автаркии, в самоизоляции, поэтому она является наиболее энергичной и наиболее эффективной формой контакта цивилизаций. Но кроме того, это и "добровольная имитация", связанная с тем, что народы страстно заимствуют друг у друга виды вооружений, способы ведения войн и т.п. - вплоть до моды на военную униформу. В-третьих, войны являются двигателем технического прогресса: так, стимулом к освоению римлянами искусства навигации и кораблестроения стало стремление разрушить Карфаген. И в наши дни все нации продолжают истощать себя в погоне за новыми техническими средствами и методами разрушения, беспардонно копируя в этом друг друга. Наконец, в-четвертых, война представляет собой самую заметную из всех мыслимых переходных форм в социальной жизни. Она является результатом и источником как нарушения, так и восстановления равновесия. Полемология должна избегать политического и юридического подхода, помня о том, что "полигика - враг социологии", которую она постоянно пытается подчинить себе, сделать ее своей служанкой - наподобие того, как в средние века это делала теология по отношению к философии. Поэтому полемология фактически не может изучать текущие конфликты, и следовательно, главным для нее является исторический подход. Основная задача полемологии - объективное и научное изучение войн как социального феномена, который поддается наблюдению так же, как и любой другой социальный феномен и который, в то же время, способен объяснить причины глобальных перемен в общественном развитии на протяжении человеческой истории. При этом она должна преодолеть ряд препятствий методологического характера, связанных с псевдоочевидностью войн; с их кажущейся полной зависимостью от воли людей (в то время как речь должна идти об изменениях в характере и соотношении общественных структур); с юридической иллюзорностью, объясняющей причины войн факторами теологического (божественная воля), метафизического (защита или расширение суверенитета) или антропоморфного (уподобление войн ссорам между индивидами) права. Наконец, полемология должна преодолеть симбиоз сакрализации и политизации войн, связанный с соединением линий Гегеля и Клаузевица. Каковы же основные черты позитивной методологии этой "новой главы в социологии", как называет в своей книге Г. Бутуль полемологическое направление (см.: там же, р. 8)? Прежде всего он подчеркивает, что полемология располагает для своих целей воистину огромной источниковедческой базой, какая редко имеется в распоряжении других отраслей социологической науки. Поэтому главный вопрос состоит в том, по каким направлениям вести классификацию бесчисленных фактов этого огромного массива документации. Бутуль называет восемь таких направлений: 1) описание материальных фактов по степени их убывающей объективности; 2) описание видов физического поведения, исходя из представлений участников войн об их целях;3) первый этап объяснения: мнения историков и аналитиков; 4) второй этап объяснения: теологические, метафизические, мо-ралистские и философские "взгляды и доктрины; 5) выборка и группирование фактов и их первичная интерпретация; 6) гипотезы относительно объективных функций войны; 7) гипотезы относительно периодичности войн; 8) социальная типология войн - т.е. зависимость основных характеристик войны от типовых черт того или иного общества (см.: там же, р. 18-25). Основываясь на указанной методологии, Г. Бутуль выдвигает и, прибегая к использованию методов математики, биологии, психологии и других наук (включая этномологию), стремится обосновать предлагаемую им классификацию причин военных конфликтов. В качестве таковых, по его мнению, выступают следующие факторы (по степени убывающей общности): 1) нарушение взаимного равновесия между общественными структурами (например, между экономикой и демографией); 2) создающиеся в результате такого нарушения политические конъюнктуры (в полном соответствии с подходом Дюркгейма, они должны рассматриваться "как вещи"); 3) случайные причины и мотивы; 4) агрессивность и воинственные импульсы как психологическая проекция психосоматических состояний социальных групп; 5) враждебность и воинственные комплексы. Последние рассматриваются как механизмы коллективной психологии, представленные тремя главными комплексами. Во-первых, это "Комплекс Абрахама", в соответствии с которым отцы-детоубийцы подчиняются бессознательному желанию принести своих детей в жертву собственному наслаждению. Во-вторых, это "Комплекс Козла Отпущения": накапливающиеся, вследствие внутренних трудностей, фрустрации, страхи, раздражения и злобность обращаются против внешнего врага, который не всегда рассматривается как непосредственный виновник, но которому приписываются враждебные намерения. Наконец, это "Дамоклов Комплекс", рассматриваемый как наиболее важный с точки зрения своих социополитических последствий: чувство незащищенности, являясь основой непропорциональных реакций страха, агрессивности и насилия, может в любой момент вызвать неконтролируемые феномены паники и "забегания вперед". В то же время в обществе осознание подобной незащищенности способствует внутреннему сплочению государств, которое впрочем никогда не является прочным. В исследованиях "полемологов" ощущается очевидное влияние американского модернизма, и в частности факторного подхода к анализу международных отношений. Это означает, что для них свойственны и многие из его недостатков, главным из которых является абсолютизация роли "научных методов" в познании такого сложного социального феномена, каким справедливо считается война. Подобный редукционизм неизбежно сопряжен с фрагментацией изучаемого объекта, что вступает в противоречие с декларированной приверженностью полемологии макросоцио-логической парадигме. Положенный в основу полемологии жесткий детерминизм, стремление изгнать случайности из числа причин вооруженных конфликтов (см., например: 38), влекут за собой разрушительные последствия в том, что касается провозглашаемых ею исследовательских целей и задач. Во-первых, это вызывает недоверие к ее способностям выработки долговременного прогноза относительно возможностей возникновения войн и их характера. А во-вторых, - ведет к фактическому противопоставлению войны, как динамического состояния общества миру как "состоянию порядка и покоя" (39). Соответственно, полемология противопоставляется "иренологии" (социологии мира). Впрочем, по сути, последняя вообще лишается своего предмета, поскольку "изучать мир можно только изучая войну" (см.: 39, р. 535).
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Французская социологическая школа» з дисципліни «Міжнародні відносини»
