В современной России и в ряде других постсоветских государств концепция евразийства привлекает к себе все более пристальное внимание. Можно говорить о феномене неоевразийства. Оно выступает едва ли не единственным самостоятельным, не восходящим к одному из западных прототипов (как коммунизм или либерализм) идейно-политическим течением в современной России. Основоположником неоевразийства можно считать Л.Н. Гумилева, утверждавшего самим названием одной из своих статей, что если Россия будет спасена, то "только как евразийская держава". Одним из обстоятельств, определяющих популярность евразийства, является тот факт, что вопрос о цивилизационной идентичности населения огромных пространств СНГ, прежде всего России, Украины, Белоруси и Казахстана, остается дискуссионным. В то же время в современном мире все более отчетливо наблюдается выделение отдельных групп государств по цивилизационному признаку, что, в частности, отразилось в уже упоминавшейся концепции "столкновения цивилизаций" С. Хантингтона. Однако и хантингтоновская концепция, и евразийство, в том числе и в его современных модификациях, грешат смешением трех различных, хотя и глубоко взаимосвязанных подходов: геополитического, цивилизационного и этнического. Геополитический подход, в строгом смысле слова, рассматривает мировой процесс как борьбу государств, стремящихся к расширению и установлению контроля над ресурсами планеты, что ведет к конфликтам между ними. При этом традиционно выделяются внутреннее, континентальное пространство Евразии (Hartland), океаническое пространство с островами и Америкой (World Island) и прибрежные зоны (Rimland), за которые идет борьба между континентальными "теллурократиями" и морскими "талассократиями". Цивилизационный подход, что отмечалось выше, рассматривает мировую историю и современность как процесс динамического взаимодействия нескольких крупнейших (масштаба Индии и Китая с находящимися в зоне их традиционного влияния перифериями, Мусульманского мира и пр.) наднациональных социокультурных систем. Эти системы имеют общие для входящих в них народов идейно-ценностно-мотивационные основания, которые обычно аккумулируются в определенной религии. Зачастую эти цивилизационные массивы включают и континентальные, и приморские области с островами. Наконец, этнический подход предполагает рассмотрение истории и структуры человечества через выделение отдельных групп родственных, связанных общностью происхождения языков и традиционного культурно-бытового уклада народов. В одних случаях такие макроэтнические массивы входят своей основной массой в состав определенной цивилизации (арабы, иранцы, тюрки — Мусульманской), образуя в ее пределах субцивилизационные блоки. Но в других могут оказаться разделенными между разными цивилизациями, как славяне, входящие в состав Западнохристианского, Восточнохристианского и даже (боснийцы) Мусульманского миров. Евразийцы, как и классики геополитической теории в лице X. Макиндера, А. Мэхэма, Н. Спикмена и пр., уделяют особое внимание центральному пространству Евразии как континента (Евразии в культур-историческом смысле), но склонны наделять его цивилизационными характеристиками. В то же время642__________Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество они придают большое значение макроэтническим общностям, интерпретируя евразийское пространство в этнологическом дискурсе и нередко смешивая последний с цивилизационным. Такая методологическая нечеткость порождает концептуальную путаницу, затушевывающую цивилизационную гетерогенность постсоветско-евразийских народов. Евразийство имеет два различных аспекта: общественно-политический, идеологический и научный, культурологический. Евразийство как идеология для персоналистического сознания, исходящего из идеи самоценности человеческой личности, неприемлемо в философском отношении, поскольку покоится на идее народа как коллективной (соборной) личности. Эта концепция была в свое время разработана Л.П. Карсавиним и ее, более или менее осознанно, придерживаются идеологи евразийства и неоевразийства до наших дней. Л.П. Карсавин, как параллельно с ним Н.О. Лосский и некоторые другие философы, не обязательно имеющие отношение к евразийству, провозглашает народ высшим по отношению к человеческой личности субъектом. Однако, как о том писал НА. Бердяев, народ не может быть признан личностью уже потому, что не имеет "чувствилища". В системе Л.П. Карсавина абстракция "народ" онтологизируется и утверждается над конкретным человеком, становящимся как бы ее проекцией, функцией, проявлением, репрезентантом. Получается, что не сообщества людей — этнические, политические, конфессиональные и пр. — образуются самоценными человеческими индивидуальностями, а наоборот — один из классов таких общностей, этнический, и есть по отношению к человеку высшей метафизической реальностью. Отсюда вытекают коренные пороки евразийства — антиперсонализм и этноцентризм. Из понимания народа как высшей по отношению к индивиду "соборной" личности и, соответственно, признания ее высшей ценностью относительно конкретного человека логически вытекает "идеократическая" концепция иерархического построения общественной жизни, обосновывавшаяся евразийцами, в особенности Н. С. Трубецким, в качестве политического идеала. По его словам, "при этом строе правящий слой состоит из людей, объединенных миросозерцанием" . Такой строй, в сущности, тождественен однопартийной системе большевистского или фашистского толка, хотя сам Н.С. Трубецкой в двух последних (на примере СССР и Италии — писалось в 20-е гг.) и усматривает "лже-идеократии" ввиду их бездуховности. Сегодня, с учетом мирового опыта тоталитарно-идеологических диктатур XX в., совершенно ясно, что концепция метафизической реальности соборной национальной личности неизбежно порождает тоталитаризм, отрицающий самоценность человеческого индивидуума. Но в 20 — начале 30-х гг. это еще было понятно не в полной мере, и потому теоретики классического евразийства (прежде всего, Л.П. Карсавин, Н.С. Трубецкой и П.Н. Савицкий) впали в этот "соблазн". На сходных позициях в то время оказались многие другие интеллектуалы Европы — от маститых немецких мыслителей типа М. Хайдегера или О. Шпенглера до теоретика украинского "интегрального национализма" Д. Донцова. Однако философам персоналистического склада, каковыми, к примеру, были НА. Бердяев, К. Ясперс или М. Бубер, подобные умонастроения были совершенно чуждыми и в период между двумя мировыми войнами. Представители классического евразийства в большинстве своем — ученые первой величины. Среди них — Л.П. Карсавин (не только известный философ, но иКатаклизмы XX века___________________________________________________643 блестящий культуролог), Н.С. Трубецкой, Г.В. Вернадский, Г.В. Флоровский, Н.Н. Алексеев, В.П. Никитин, АВ. Кожевников (Кожев), Д.П. Святополк-Мирский. Эти имена, взятые вместе, весят более многих научных академий современного мира. Уже поэтому игнорировать научную сторону евразийства было бы неправомерно. Научные основания евразийства можно свести к нескольким положениям. 1. Физико-географическое и экономико-географическое понятие Евразии как субконтинента, разработанное главным образом П. Н. Савицким. Согласно этому подходу, под Евразией предлагается понимать пространство от Балтики и Карпат до Тихого океана, примыкающее на севере к Ледовитому океану и очерченное на юге замкнутыми морями-озерами (Черным, Каспийским, Аральским) и протянувшимися в широтном направлении горными цепями и высокогорьями (Кавказ, Копет-Даг, Памир, Тянь-Шань). Эта, равнинная по преимуществу, территория включает несколько простирающихся с запада на восток природно-климатических зон. Естественные их различия создают основу для взаимодополняющей хозяйственной ориентации каждой из них (степь — скотоводство, лесостепь — земледелие, лес — промыслы и пр.), а судоходные, текущие в меридиональном направлении реки благоприятствуют товарообмену между ними. Таким образом, физико-географические условия предопределяют экономико-географическое разделение данного пространства на дополняющие друг друга в хозяйственном отношении пояса и регионы. С развитием промышленности и разработки энергоносителей преобладавшее ранее меридиональное взаимодействие дополняется протяженными связями в широтном направлении. А эффективное взаимодействие чрезвычайно обширных, но относительно легкопроходимых пространств предполагает их устойчивую политическую организацию, тяготеющую к централизации (Монгольская империя, Российская империя, СССР). 2. Цивилизационное противопоставление восточнославянско-финно-угорско-тюркско-монгольской России-Евразии романо-германскому Западу, предложенное Н.С. Трубецким и поддержанное другими евразийцами. В этом аспекте евразийство во многом следовало установкам славянофильской традиции и разработкам таких мыслителей второй половины XIX в., как Н.Я. Данилевский и К.Н. Леонтьев. Однако новым в нем было то, что Западу противопоставлялось не просто славянство (как у Н.Я. Данилевского) или византинизм (как у К.Н. Леонтьева), а именно евразийский (восточнославянско-^инно-угорско-тюркско-монгольский) симбиоз народов, связанных между собой не этноязыковыми или культурно-конфессиональными факторами, а "месторазвитием" (термин П.Н. Милюкова) и общностью исторических судеб. Представители рассматриваемого направления подчеркивали принципиальную нетождественность евразийского, преимущественно восточнославянско-тюркского, социокультурного типа западноевропейскому, с чем во многом можно согласиться. Однако в этом моменте они не обходятся без противоречий. С одной стороны, евразийцы, в частности Н.С. Трубецкой, весьма убедительно показывали органическое присутствие многих "туранских" элементов в русском национально-государственном типе. Он справедливо подчеркивал, что считать себя "европейцами", а свою культуру — "европейской" русские люди начали лишь с Петровских времен. Но, с другой — этот же автор вынужден признавать, что ведущие (восточнославянский и тюркский) компоненты евразийского симбиоза обладают совершенно различной социокультурной идеи-644__________Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество тичностью. Восточные славяне традиционно — православные, а большинство тюркских народов — мусульмане. Картина оказывается еще более сложной, если вспомнить, что монгольские народы (собственно монголы, буряты, калмыки) причастны булдийско-ламаистской религиозно-культурной традиции, в равной мере далекой от двух названных. Вопреки желанию евразийцев, цивилизационного единства на пространствах очерченного ими "месторазвития" не получается. И по этому признаку восточные славяне и тюрки или монголы между собой не менее далеки, чем от Западнохристианского мира. Первенствующая роль (по крайней мере, со времен усиления Московского государства) теоретиками евразийства в очерченном регионе решительно отводится православно-восточнославянскому компоненту в ущерб тюркско-мусульманскому и монгольско-буддийскому. Как видим, евразийского цивилизационного единства не получается. Ведь отдельной цивилизацией, при всем множестве определений этого понятия, можно считать макроэтническую социокультурную систему, имеющую под собой глубинные менталыю-ценностно-мотивационные основания, проявленные наиболее выразительно в формах определенной религиозно-культурной традиции и освященных ею этических, эстетических и интеллектуальных ценностей. Однако следует констатировать, что, благодаря длительному пребыванию в рамках царской России и СССР, евразийские народы сложились в определенную надэтническую, межцивилизационную общность, которую можно было бы определить в качестве квазицивилизационной. Речь может идти о длительном и глубоком социокультурном (с элементами цивилизационного) симбиозе народов Евразии, достигшем максимума в два-три последние десятилетия существования СССР. 3. Обоснование единства внутреннего содержания истории Евразии, предложенное Г. В. Вернадским. В этом пункте евразийская доктрина еще более противоречива, нежели в предыдущем. Определенная общность исторических судеб народов полосы евразийских степей и примыкающих к ней лесостепных, приморских и предгорных областей с древнейших времен сомнений не вызывает. Не говоря о бронзовом веке и более ранних эпохах, определенная общность исторической жизни степных, а также в значительной мере лесостепных евразийских этносов убедительно прослеживается со скифского времени. Однако реальное единство исторической жизни в пределах Евразии охватывало весьма непродолжительные периоды. Товарообмен между ее народами, конечно, имел место во все века, но вовсе не он определял течение исторической жизни. Экспансионизм номадов скифского или гуннского времени почти не коснулся обитателей лесной полосы, а попытка хазар подчинить лесные племенные княжения восточных славян, равно как и военные акции киевского князя Святослава по установлению контроля над степями до Волги и Кавказа, устойчивого успеха не имели. Таким образом, раннесредневековые политические образования Евразии максимум (и только на региональном уровне) охватывали либо степные и лесостепные (вариант — степные и предгорные), либо (с возникновением Киевской Руси и Волжской Булгарии) лесостепные и лесные области, но до начала XIII в. никогда на долгое время не простирались на степь, лесостепь и лес одновременно. О единстве исторической жизни народов Евразии (интенсивность которой также не следует преувеличивать) можно вести речь лишь с эпохи Чингисхана и Катаклизмы XX века_____________________________________________________645 его непосредственых потомков: между серединами XIII и XIV вв. Однако, при всей значимости и масштабности, империя Чингизидов была лишь эпизодом в евразийской истории. Российское же государство становится "евразийским" только со времен первых Романовых, а еще более — при трансформации их империи в СССР. При этом степи Центральной Азии восточнее Алтая и в XVIII в., а Монголия — до начала XX в. в гораздо большей мере являются вовлеченными в Китайскую геополитическую систему, нежели в Российскую. А Маньчжурия, Внутренняя Монголия и Восточный Туркестан и сегодня входят в состав Китая. Поэтому относительно истории последних трех-четырех веков можно говорить о том, что Китай и Россия делят между собой пространство Евразии, понимаемой в узком смысле слова, и, несмотря на то что последней почти полностью достался весь лесной пояс до Тихого океана, Великая Степь с пустынями восточнее Памира и Алтая находилась преимущественно под контролем китайцев. Все сказанное не позволяет безоговорочно принимать концепцию единства исторической жизни Евразии. Это относительное единство имело место в некоторые периоды истории (максимум — при первых Чингизидах, отчасти — в гуннское время, эпоху Тюркского каганата, при Тимуре, Романовых и в СССР). Однако в другие (и более продолжительные) времена о нем говорить не приходится. Гораздо чаще наблюдалось функционирование нескольких региональных политических систем (типа хазарской или древнерусской), охватывавших области двух или (редко) более климатических поясов. 4. Близость литературных, изобразительно-художественных и языковых форм евразийских народов (Н.С. Трубецкой, П.П. Сувчинский, В.П. Никитин и др.). Этот параметр евразийских исследований является, казалось бы, самым ясным (в силу его конкретности) и в то же время наименее доказывающим правоту общей концепции евразийства. Наличие бесчисленных словесных заимствований, восприятия культурных достижений и изобретений, изобразительных схем, фольклорных сюжетов и т.д. в пределах евразийского пространства сомнению не подлежит. Однако то же самое, а зачастую и куда более рельефно, можно проследить и по отношению к культурно-языковому взаимодействию групп "евразийских" этносов с их непосредственными соседями в Европе и Азии (монголов и китайцев, тюрков и иранцев, восточных славян и немцев и пр.). Бесспорный факт взаимопроникновения культурных элементов восточных славян, финно-угров, тюрок и монгол, таким образом, сам по себе вовсе не доказывает наличие внутренне структурированной и стабильной "евразийской" макрокультурной общности. Ее эллипс пересекается равномасштабными и даже более мощными (цивилизационными) кругами социокультурной близости отдельных "евразийских" и "неевразийских" народов (маньчжуры и китайцы; среднеазиатские тюрки и таджики с персами; православные славяне с православными же восточными романцами, греками и христианами Кавказа и пр.). Таким образом, можно сделать вывод о том, что в научном плане евразийство содержит значительный, еще далеко не исчерпанный эвристический потенциал, однако далеко не бесспорно в своих выводах исторического, культурологического и тем более политического характера. Наиболее обоснованным представляется собственно географическая (в аспекте как физической, так и экономической географии) сторона. Ясно также, что евразийское "месторазви-тие" в значительной мере способствует сближению различных по своему происхождению, религиозной принадлежности и традиционному хозяйственному646 Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество укладу макроэтнических групп — прежде всего, восточнославянской, финно-угорской, тюркской и монгольской. Однако их собственно цивилизационную идентичность это само по себе еще не продуцирует. Цивилизационная структура постсоветского пространства Советский Союз, как и предшествовавшие ему на просторах Евразии Российская империя или держава Чингизидов, не представлял собою отдельной цивилизации в силу отсутствия у него собственного идейно-ценностно-мотива-ционного, религиозно-духовного основания. СССР охватывал части различных цивилизационных систем, стремясь нивелировать их путем искоренения имеющихся у них такого рода оснований и насаждения собственных квазицивили-зационных ценностей. В негативной части этот проект в некотором смысле удался. Если духовные основания жизни входящих в его состав народов и не были уничтожены полностью, то по крайней мере понесли значительные потери и претерпели сильнейшие (у русских, украинцев, белорусов, казахов и многих других — необратимые) извращения. Но навязать искусственные ценности коммунистической идеологии не удалось ни одному народу. Коммунизм не только деструктивен по отношению к традиционным цивилизационным ценностями, но и бесплоден в плане создания новых. Рассмотрим теперь цивилизационную структуру постсоветского (евразийского) пространства с точки зрения конфигурации пересекаемых им цивилизационных миров, о социокультурных основаниях и этнотерриториальных структурах которых речь шла ранее. 1. Восточнохристианский, условно говоря —поствизантийско-православный, цивилизационный мир. Первым, кто в ясной форме поставил вопрос о византинизме как цивилизационном принципе и в общих чертах обрисовал собственное его понимание, был К.Н. Леонтьев. Идея восточнохристианской общности сегодня возрождается в контексте современных геополитических реалий, в условиях мировой гегемонии Запада и активизации мусульманских государств. Основы восточнохристианского культурного крута складывались, как о том уже шла речь, в грекоязычных провинциях Римской империи, конституировавшихся после смерти Феодосия I в 395 г. в Восточно-Римскую (которую принято называть Византийской) империю. V в. ознаменовался грандиозными церковными расколами. В результате от признанной в империи правоверною формы вероисповедания отошли несториане Сирии и монофизиты Армении, Египта и Эфиопии. Ортодоксальное же восточное христианство восприняли: некоторые народы Кавказа (грузины, частично абхазцы и осетины), славяне Восточных и Центральных Балкан (болгары, македонцы, сербы), Киевская Русь и восточнороманские этносы Дунайско-Карпатского региона (предки нынешних молдаван и румын). Уже киевские князья приступили к распространению христианства греческого обряда среди лесных финно-угорских этносов. Тем более данный процесс развернулся в монгольское и особенно послемонгольское время в пределах Московского государства. Православными стали предки нынешних мордовцев, марийцев, удмуртов, коми и пр., тюркоязычные чуваши, после чего формально в него были обращены и народы Сибири, в том числе и тюркоязычные — хакасы и якуты, в целом оставшиеся шаманистами. Однако к настоящему времени проблематичным оказалось само существование Восточнохристианской цивилизации.Катаклизмы XX века___________________________________________________647 Во-первых, к середине прошедшего тысячелетия эта цивилизация сместила свой центр тяжести в Восточнославянский регион. Говорить о византинизме как основе даже империи последних Романовых (не говоря уже о нынешней России) можно не более, чем о китаизме современной Японии. Конечно, многое и, возможно, даже главное — духовно-культурный комплекс православия как идеальной основы жизни — было воспринято. Но от этого ни Киевская Русь, ни Московское царство, ни тем более Российская империя "византийскими" не стали. А о "византинизме" СССР говорить вообще не приходится. Во-вторых, после взятия Константинополя турками Восточнославянско-Пра-вославная субцивилизация Восточнохристианского мира почти сразу же начинает втягиваться в орбиту воздействия Западнохристианско-Новоевропейской цивилизационной системы, становясь органической частью Макрохристиан-ского мира (с бесспорной западной доминантой в его пределах). В-третьих, расширение Московско-Российской державы в XVI—XIX вв. преимущественно в восточном направлении все более за счет подчинения мусуль-манско-тюркоязычных народов определяло двойственную цивилизационную природу империи Романовых. Принадлежа Восточнохристианскому миру, Россия как государство, с одной стороны, внешне все более вестернизировалась, а с другой — все более конституировалась именно как славянско-тюркский мир, в пределах которого православие и ислам сосуществовали относительно мирно. Лишь с учетом этих оговорок может идти речь о восточнохристианско-поствизантийском цивилизационном пространстве последней половины уходящего тысячелетия. Его гетерогенность и слабая духовная сконсолидированность, как и высокая степень вестернизированности образованной части общества, очевидна, при том что большевистская власть нанесла непоправимый удар самим основам данного социокультурного типа. О современных России, Украине, Белоруси и Казахстане (в славянской половине его населения) мы можем говорить как о православно-постсоветском ареале. Однако необходимо помнить, что основной массой его представителей (особенно в городах) органическая связь с восточнохристианской традицией либо полностью утрачена, либо проявляется лишь внешне и фрагментарно уже во втором-третьем поколениях. 2. Мусульманский мир представлен на постсоветском пространстве преимущественно тюркоязычными (крымские, волжские, сибирские и другие татары, башкиры, казахи, киргизы, узбеки, туркмены, каракалпаки и пр.) и ираноязычными (таджики и памирские этносы, частично — осетины) народами, а также многочисленными народами северокавказских языковых групп (чеченцами, ингушами, аварцами, лезгинами и т.д.). В пределах VII—VIII вв. Мусульманская цивилизация, как о том шла речь, формировалась и конституировалась как собственно Арабско-Исламская, а этнически близкие арабам и исповедовавшие по преимуществу восточнохристи-анские вероучения неортодоксального толка (несторианство, монофизитство) арамейскоязычные семиты Ближнего Востока быстро арабизировались и исла-мизировались, тогда как вошедшие в состав Халифата ираноязычные этносы (от Тигра до Сырдарьи), принимая мусульманство, сохраняли свою национально-культурно-языковую идентичность.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Две стороны евразийства» з дисципліни «Історія світової цивілізації»
