Государственные и административные границы как единая система
Последователи Валлерстайна и Тейлора и другие теоретики роста глобальной взаимозависимости фокусируют внимание на объек- тивных экономических факторах — таких, как углубление международного разделения труда, совершенствование коммуникаций и средств связи. Они интерпретируют результаты этого процесса как формирование глобальных сетей, в которых возникают отношения господства и подчинения и укрепляются структуры «центр-периферия». Сторонники интеграционных теорий, напротив, подчерк кивают ведущую роль в этом процессе субъективных факторов — политической воли и политических институтов. Как известно, глобальные экономические факторы ведут к относительному уменьшению реального суверенитета государств: некоторые авторы даже полагают, что национальное государство (паЫоп-зШв) чуть ли не отмирает. Если в прошлом границы делились на «выгодные» и «невыгодные», «естественные» и «искусственные», что нередко служило основанием для территориальных претензий и даже агрессии, то ныне прогресс европейской и североамериканской интеграции привел к другой крайности — появлению мифа о стирании государственных границ, этих «шрамов истории». Ведь известен афоризм: всякая попытка разрушить миф — это способ создать один или несколько новых. Однако интернационализация общественной жизни никогда не приведет к «безграничному» миру, или миру без границ. Наоборот, успех этого процесса прямо зависит от того, что мировое пространство разделено государственными границами на «отсекио-стра-ны и во все возрастающей степени —■ также районы и города, так как для движения капитала нужна «разность потенциалов» между территориальными единицами, в которых действует разное таможенное, фискальное, трудовое, экологическое и иное законодательство и гарантии местных властей. Иными словами, мировая система нуждается в неравенстве, а государственные границы служат для их поддержания и увековечения. Но сами границы, в свою очередь, немыслимы без легитимации — специфической идентичности людей, проживающих в их пределах. Государственные границы — биоэтносоциальный инвариант общественной жизни [КаГГезип, 1993], ибо она невозможна без границ, своего рода мембран, регулирующих обмен между этнической и/или государственной территорией и окружающей средой, без чего этой территории грозит хаос и «энтропия» людских и материальных ресурсов. Рисунок мировых экономических связей подвержен быстрым и частым изменениям, вызываемым технологическими революциями в отдельных сферах деятельности, региональными кризисами, политическими факторами. Социально- и культурно-географические различия, включая различия и эволюцию идентичности, меняются значительно медленнее и остаются важнейшим фактором инерции, преемственности и стабильности в мировом развитии. Существует диалектическая взаимосвязь между переменами в мире и национальной иконографией. Шел и баланс между инновациями и традициями нарушается, то это часто воспринимается как угроза национальной идентичности и вызывает парадоксальный эффект — усиление барьерной функции границ, как это произошло, например, в конце 1970-х годов в шахском Иране. Тем не менее очевидна тенденция к глобализации и гомогенизации культуры, которая не признает границ и ускоряет эволюцию идентичностей. Уровень государства. Выделяется три подхода к анализу соотношения государства и нации, от которых зависит и взгляд на эволюцию границ: примордиалистский (или «прогрессивистский»), сторонники которого рассматривают государство как средство и место реализации одного из основных прав человека — права этнической группы на самоопределение; геополитический, основы которого разработаны Гидденсом, согласно которому государство — это вместилище власти и оно стремится в условиях глобализации расширить свое влияние, чтобы взять под свой контроль воздействующие на него внешние факторы, а для этого нуждается в укреплении лояльности своих граждан; • неолиберальный, сторонники которого также подчеркивают узость границ любого государства по сравнению с размахом современных экономических и иных проблем; в одиночку их неспособна решить ни одна страна. Следовательно, ни одно государство не может, опираясь только на свои силы, обеспечить удовлетворительный уровень благосостояния своим гражданам. Более того, чтобы справляться с вызовами извне (обвалами на мировых рынках, катастрофами и т.д.), правительства стран вынуждены прибегать к недемократическим методам управления. Примордиалистский взгляд на этнос и государство служит, по сути, основой концепции нации-государства (национально однородного государства).
21 -2659 Согласно этой точке зрения, морфология и функции государственных границ сильно зависят от лояльности граждан своему государству — этнической или политической идентичности населения с обеих сторон, так как многие страны мира — многонациональные и многие народы не имеют своей государственности. Приверженцы геополитического подхода, трактуя проблему границ, также первостепенное внимание уделяют идентичности, хотя и в косвенной форме, акцентируя роль самоидентификации человека с территорией на разных уровнях. Сторонники неолиберального подхода, напротив, считают, что политические границы и идентичности подвергаются в наше время сильной эрозии. Проблема идентичности неразрывно связана с анализом функций государства. В XX в. созданный в прошлом столетии идеал нации-государства, объединяющего более или менее однородную этническую группу с общим языком и культурой, легитимированного демократическими процедурами выборов, сильно поблек. Кровавые события во многих регионах мира показали его неосуществимость: этнических групп в мире всегда будет больше, чем государств, причем очень многие народы исторически делят свою территорию со своими соседями. Тем не менее, как продемонстрировали события последних лет в бывшей Югославии, этот идеал отчасти сохраняет свою привлекательность. В наше время нация-государство представляет собой по- литическую территориальную единицу с четкими и признан- ными международным сообществом границами, в пределах которых население обладает определенной политической идентичностью, сформированной, как правило, национа- листически настроенными элитами. По выражению Харви, национализм представляет собой особый тип территориальной самоидентификации человека и территориальную форму идеологии. Цель национализма— создать этническую идентичность, элементом которой являются определенные географические границы. Неразрывная классическая триада политической географии «нация — территория — государство» возникла в Европе в'начале ХГХ в. Классический пример создания национального государства «сверху» на основе общегосударственной (политической) идентичности — история современной Франции. Эта страна превратилась в мощную европейскую державу только тогда, когда большинство ее населения, независимо от этнического происхождения — бретон- цы, эльзасцы, каталонцы, баски, фламандцы и др. — начали осознавать себя французами. Это произошло на удивление недавно — лишь в 1870-х годах, когда: территория страны была окончательно «скреплена» прочными рыночными связями благодаря густой сети железных и других дорог («железнодорожный империализм»); появившиеся популярные ежедневные газеты представили публике образ единого французского народа; была создана система вторичной социализации человека через введение всеобщей воинской повинности и единую систему обязательного начального, а затем и среднего образования с общими для всех программами и преподаванием на нормативном французском языке (за разговоры в школе, например, на бретонском учеников наказывали); централизованные административная и церковная системы внедрили, выражаясь современным языком, ротацию кадров по всей стране, и выходца из Парижа могли назначить на административный пост в Бретани, и наоборот. Как показывает пример Франции, использование общего языка— одно из важнейших условий формирования политической и/или этнической идентичности. Способствуя ее созданию, государство вырабатывает свою иконографию — систему символов, образов, национальных праздников, регулярных парадов, фестивалей, публичных церемоний, манифестаций и традиций — всего того, что может помочь сцементировать национальную солидарность и акцентировать различия между населением по обе стороны государственной границы. Иконография также включает систему национальных стереотипов, через призму которых воспринимается отечественная история, территория и место страны в мире, ее «естественные» союзники и враги и благодаря которым создается геополитическая доктрина страны. Английский антрополог Б. Андерсон метко сказал, что национализм нацелен внутрь, чтобы объединить нацию, и вовне, чтобы отделить нацию и ее территорию от соседних народов [Апдегзоп, 1983]. Национальные стереотипы обязательно включают образы пространства: районы, входящие в государственную территорию в национальном сознании, получают своего рода коды, а многие из них становятся национальными символами, как Косово для Сербии и отчасти Севастополь — для России. опросы показали, что во всех социальных группах больше двух третей россиян считают, что Севастополь должен быть российским городом (к счастью, по данным других опросов, до 85% респондентов убеждены, что Россия не должна и не может вернуть территории, населенные русскоязычным населением, путем использования силы или принуждения). Тем не менее «ментальная» территория россиян еще включает Севастополь. Грузинское общественное мнение явно не согласится в обозримом будущем не считать Абхазию неотъемлемой частью Грузии. Примерно то же происходило во Франиии. французский электорат всегда полагал Эльзас и Лотарингию частью Франции. Однако он отказался в 1950-х годах рассматривать как французскую территорию Алжира, что облегчило правительству генерала Шарля де Голля заключс-ние соглашений в Эвиане, по которым эта страна обрела независимость. Иногда стереотипные представления о территории развиваются в «территориальную идеологию», оправдывающую территориальные притязания к соседям и необходимость в дополнительном «жизненном пространстве» (концепции «Великой Сербии» и «Великой Албании», «Великого Сомали» и «Великой Венгрии» и т.д.). Негативные национальные стереотипы укореняются особенно успешно, если национальные элиты ощущают угрозу территориальной целостности и культуре своего этноса, и эти представления становятся ключевыми элементами территориальной идентичности. Этническая и политическая идентичность порой играет гораздо большую роль в создании стабильного государства, чем общность расы, языка, религии. Знаменитая максима, приписываемая итальянскому государственному деятелю д'Аджелио, — «Мы создали Италию, теперь мы должны создать итальянцев» — сохраняет свою значимость для политических элит многих новых независимых государств. Без политической идентичности государство превращается в мозаику различных этнокультурных регионов.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Государственные и административные границы как единая система» з дисципліни «Геополітика та політична географія»
