Постмодернизм и теории «конструирования» цепциям пространства
Работами последних лет доказано, что дискурс играет огромную роль в формировании политической карты и, в более широком смысле, территориальности. Имеет значение даже использование определенных терминов. Если приводить примеры из опыта нашей страны, можно вспомнить, как в конце 1970-х годов из директивных органов поступило указание применять термин «развивающиеся страны», а не Третий мир. Тем самым подчеркивалось, что эти страны — не второстепенная часть глобальной геополитической системы, а самостоятельная структура, имеющая благоприятные перспективы. Позже, после распада СССР, украинское руководство всерьез настаивало, что нужно употреблять выражение «в Украине», а не «на Украине», и только так якобы правильно говорить о суверенной стране (тогда уж надо бы присоединиться к этим требованиям и Кубе). Трудно переоценить символическое социально-психологическое и геополитическое значение топонимов. Так, по окончании войны немецкие названия городов, деревень, рек и т.п. в бывшей Восточной Пруссии в одночасье были заменены на русские. Переименованием занимались офицеры Генштаба. В начале 1970-х годов, после советско-китайских пограничных конфликтов, когда Китай претендовал на обширные территории в Сибири и на Дальнем Востоке, все топонимы там были русифицированы: Иман стал Дальнереченском, Тетюхе —Дальнегорском и т.п. Символом особости Эстонии в позднеперестроечный период, когда дискутировался «региональный хозрасчет» — провозвестник близкой независимости, стало бессмысленное в русском языке второе «н» в конце слова «Таллинн». Тогда же предпринимались попытки внедрить в русский язык транслитерацию самоназваний республик и их столиц (например, Ашгабад или Хальмг-Танч). Не было резона спрашивать ратующих за это блюстителей правильно-ста русского языка, почему бы тогда не писать «Пари» вместо привычного Парижа или «Ляйпцишь» вместо Лейпцига и почему бы России не возмутиться тем, что французы называют ее столицу «Моску», а итальянцы — «Моска». Ответ ясен — таков дискурс и императив формирования новой территориальности, государственности и границ. В наше время, когда унаследованные от прошлого политические традиции постепенно теряют почву и общественное мнение повсеместно становится все более подверженным резким колебаниям, характер мирового геополитического порядка во многом определяют средства массовой информации (СМИ), способствующие его легитимизации в глазах избирателей. Так, именно СМ И, уделяя весной г. огромное внимание трагедии сотен тысяч албанских беженцев, сумели убедить общественное мнение западных стран в необходимости военной акции НАТО против Югославии. Например, во Франции в начале бомбардировок ее одобряли только 37—38% населения, тогда как к концу апреля — уже почти 70%. Картина мира, которую рисуют СМИ, сильно отличается от реальной. Они отражают интересы политических и экономических элит своих стран, их внешнеполитические ориентации, восприятие потенциальных союзников и источников внешних угроз национальной безопасности. Решая, какое место уделить тому ли иному региону мира, стране, «горячей точке», СМИ вольно или невольно учитывают приоритеты государственной внешней политики, особенности восприятия и субъективные интересы читательской аудитории. То же наблюдается и на внутригосударственном уровне. Частота публикаций общенациональных российских газет о регионах России и их образ лишь отчасти коррелируют с объективной значимостью (численностью населения и экономическим потенциалом). Они в значительной степени определяется субъективными факторами, в том числе личностью и активностью губернатора, особенно если он рассчитывает на большое политическое будущее и ищет возможности для пропаганды своей деятельности в увязке с положительным имиджем своего региона [см.: Петров, Титков, 1998]. Таким образом, в каждой крупной стране, социальном и/или идеологическом сегменте ее общества складывается своя собственная, во многом мифологизированная картина мира. Иногда эти картины не только значительно разнятся, но и находятся в остром конфликте. Вполне закономерно, что теория конструирования пространства способствовала возрождению интереса к геополитике, но на новой основе. Современная геополитика в принципе отличается от традиционной геополитики силы и тесно связана с политической географией. Широкую известность приобрела критическая геополитика, концепция которой предложена Дж. О'Тоалом [ОТгниЛаН, 1996]. Термин «критическая» означает признание ангажированности всей традиционной геополитики, обслуживавшей интересы определенных государств или политических сил, и невозможности полной беспристрастности исследователя. О'Тоал с позиций постмодернизма рассматривает геополитику как политический дискурс, в котором доминируют государственные деятели, заинтересованные в формировании служащего их целям специфического и упрощенного геополитического видения мира. Современная геополитика понимает национальную безопасность не только как военную, но и экономическую, экологическую, культурную и т.д. В отличие от традиционной геополитики силы, ее можно назвать геополитикой взаимозависимости. Государство более не воспринимается как единственный или бесспорно главный субъект политической деятельности на всех уровнях анализа. О'Тоал выделяет «высокую» и «низкую» геополитику. Высо- геополитика, называемая также практической или формаль- ной, создается дипломатами, государственными деятелями, по- литиками, экспертами всех уровней. или геополитика складывается из набора мифов и социальных пред- ставлений о месте страны в мире, распространяемых системой об- разования, средствами массовой информации и официальной про- пагандой, составляющих неотъемлемый элемент государственно- го строительства. Геополитическую нагрузку несут невинные, на первый взгляд, мультфильмы, карикатуры, мелькающие на экра- не телевизора картинки и даже поп-музыка [БоЪЪз, 2000]. Геопо- литика и формируемая в том числе на ее основе внешняя полити- ка, еще недавно удел сильных мира сего, становятся элементами национального самосознания, и общественное мнение задает для нее все более жесткие рамки [Щкщк, 1998; О'ЬшвЫт, 1999]. И «вы- сокая», и геополитика способствуют динамике террито- риальности людей и социальных и изменениям на полити- ческой карте мира. Политико-географы признали, что они сами способствуют формированию политического дискурса и несут за него ответственность. Согласно современной теории познания, принципы которой внедрялись, хотя и с разных позиций, представителями радикальной и гуманистической географии, а ныне разделяются большинством географов, специалисты в области общественных наук не могут быть беспристрастными: каждый из них — продукт своего времени и своей социальной среды. Географ не имеет права считать результаты своей работы универсальным, объективным знанием — это всего лишь отражение его личного опыта. Следовательно, и понятия, которыми он оперирует, представляют собой не объективные и извечные данности, а всего лишь средства для классификации предметов и явлений, меняющиеся в зависимости от обстоятельств, в том числе географических. Вовсе не абсолютны такие понятия, как общество, государство, народ, нация, раса, страна. Взять, например, черную и белую расы. Это совершенно разные понятия в Северной Америке и Бразилии, где метисов относят к «белым». Создание и использование подобных категорий имеет вполне осязаемые и политически значимые пространственные последствия. Они — одна из основ идентичности человека, его представлений о том, что именно отличает социальную группу, с которой он себя отождествляет (своих), от других людей (чужих). На таких представлениях основывается отношение к национальным, религиозным, культурным, сексуальным и иным меньшинствам, маргиналам и т.п. Эти представления отражают диалектику самооценки и отношения к окружающему миру, в том числе отношение к вполне реальным географическим границам, например политическим и административным. Постмодернистские подходы, по своей природе междисциплинарные, приводят к пересмотру многих традиционных понятий политической географии. Согласно постмодернистским взглядам в мире нет ничего жестко-исключительного, черно-белого, а существует неисчерпаемое разнообразие сочетаний и переходов от одного явления, процесса, периода к другому.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Постмодернизм и теории «конструирования» цепциям пространства» з дисципліни «Геополітика та політична географія»
