Волны политической модернизации в логике «противоцентра»
Модернизация, переход от традиционного общества к современному, представляет собой совокупность важнейших процессов качественного преобразования социальной и политической системы, в результате которого эта система повышает свои адаптационные возможности и переходит на новый режим развития. В настоящее время становится все более очевидным, что подобное качественное преобразование, имеющее длительный и сложный характер, не может быть адекватно теоретически описано исключительно в категориях линейно-поступательного развития. Анализ причудливой, часто зигзагообразной траектории освоения современных форм политической организации (включающей и модернизационные откаты, повороты к антимодернизации), наблюдаемой в критический период преобразования общества и государства, приводит к необходимости теоретического рассмотрения наряду с поступательной составляющей развития и циклично-волновой компоненты модернизационной трансформации политических систем. В свою очередь, учет волнообразности в теоретических моделях таких переходов имеет важное значение для понимания как механизмов политической трансформации, так и ограничений на путях перехода той или иной политической системы от традиционного к современному состоянию. В то же время характер и траектория модернизационного перехода, отчетливость и особенности конкретных проявлений волн освоения Современности определяются прежде всего типом и исходным состоянием политической системы, которая претерпевает модернизацию. В настоящей статье предметом анализа являются волны модернизационных трансформаций, характерные для определенного, во многом специфического переходного этапа развития некоторых политических систем, который мы обозначаем как эволюцию в логике «противоцентра». С точки зрения теории, полезно различать две стороны процесса модернизации. С одной стороны, это становление и развертывание модерна в масштабах всего мира, а с другой это переходные модернизационные процессы, характерные для отдельных государств-политий и привносящие в глобальный процесс самостановления Современности ярко выраженную специфику собственного, всякий раз уникального опыта приобщения к модерну. Обе эти составляющие единого процесса тесно взаимосвязаны, поскольку становление, развертывание модерна (и соответствующих этому представлений и понятий) осуществляются прежде всего за счет модернизационных процессов, происходящих в отдельных странах; уникальный опыт отдельных государств-политий становится в итоге очередным образцом для модернизации других государств, затем происходит смена образца и т. д. В данной работе мы вынуждены использовать термин «модернизация» и в том, и в другом смысле, поскольку, во-первых, рассматриваем понятие «модернизация» как до сих пор остающееся сущностно оспариваемым1 и, во-вторых, усматриваем в нем наряду со специфическими чертами модернизации конкретных политий и общие закономерности эволюции модерна, присущие целостной системе так называемых мировых центров политической и экономической силы. Структурное усложнение, наблюдаемое в ходе эволюции этой системы центров, представляет собой одновременно важнейшую характеристику модерна как идеалтипической порождающей модели, которая разворачивается и пространственно, охватывая различные регионы мира, и темпорально, пронизывая и структурируя различные эпохи - прединдустриальную, индустриальную, постиндустриальную. Предлагаемая концепция, связанная с некоторыми, как нам представляется, принципиально важными, сквозными (характерными для прединдустриальной, индустриальной и отчасти постиндустриальной эпохи) трендами мирового развития, базируется на материале многочисленных исследований, проводившихся в разное время разными авторами. Так, многие специалисты неоднократно отмечали черты сходства в развитии политических систем таких стран, как Нидерланды, Великобритания, США, в отличие от Франции, Германии, России. Г. Алмонд2 выделил (наряду со смешанным и тоталитарным типами политической культуры) так называемый гомогенный тип, характерный для англосаксонских стран, и фрагментированный тип, присущий континентальным европейским странам. Имеются многочисленные указания на «особого рода» тесные отношения взаимозависимости и партнерства (на отдельных этапах способного переходить в ожесточенное противоборство) между США и Великобританией, между Францией и Россией, Германией и Россией, Советским Союзом и Китаем. В политическом развитии связанных таким образом держав легко прослеживаются определенные параллели3. Не случайно в настоящее время часто обсуждают перспективы «веймаризации» постсоветской России4 или установления на российской почве бонапартистского режима типа режима Наполеона III. С другой стороны, в рамках теории модернизации и теории «догоняющего» развития описаны некоторые характерные особенности модернизационных процессов, общие для стран, принадлежащих к разным цивилизациям и вступивших на путь модернизации в разное время5. Однако все эти отдельные наблюдения, как правило, не складываются в единую, цельную картину, позволяющую выявить сквозные тенденции, связанные со сложными и противоречивыми процессами взаимодействия элементов традиции и современности внутри эволюционирующих политических систем, трансформации, которые происходят на протяжении последних столетий и придают самой модернизации вид незавершенного проекта. Развиваемая в данной работе концепция исходит из представления о том, что процессы модернизации, характерные для наиболее крупных и играющих ведущую роль в международной политике государств мировых центров политической и экономической силы, происходят не в условиях их изолированного, самодостаточного развития, а в рамках формирующейся системы этих центров, которые интенсивно взаимодействуют и взаимовлияют. Само возникновение мировых центров силы синхронизировано во времени и сопряжено, по сути, с процессом модернизации. При этом более зрелые центры силы, занимающие в данную эпоху доминирующее положение, не только являются своего рода примером для возникших позднее центров, образцом для подражания, но и (что не менее важно) активно воздействуют на сам процесс их формирования, задают этому процессу коридор возможностей и обусловливают набор его структурных ограничений. Система мировых центров политической и экономической силы представляет собой взаимосвязанную, усложняющуюся с течением времени систему модернизирующихся государств-политий, которые обладают эффективными механизмами мобилизации ресурсов и играют роль ключевых, базисных элементов мирового политического и экономического порядка6. В то же время генезис и эволюция мировых центров политической силы во многом определяются процессами поляризации внешнеполитических интересов ведущих мировых держав и их превращения в противостоящие друг другу глобальные силы. В период после Второй мировой войны наиболее известным противостоянием подобного рода было противостояние между США и СССР, отношения между которыми строились по типу «центр-лидер» - «противоцентр». Однако исторический анализ показывает, что такие пары государство, являющееся в данную эпоху мировым политическим и экономическим лидером («центрлидер»), и бросающая ей вызов мощная военная держава-империя, находящаяся в состоянии незавершенной (и, как правило, весьма неорганичной) модернизации («противоцентр»7), - характерны для всей эпохи модерна, а их жесткая борьба за гегемонию является важнейшей структурной характеристикой эволюции мировой политической системы. В XVII - начале XVIII в. (ранний модерн, прединдустриальная эпоха) такой парой были Голландия и противостоявшая ей абсолютистская Франция. Во второй половине XVIII начале XIX в. (наступление индустриальной эпохи) государству мировому лидеру, которым стала Великобритания, опять противостояла королевская и наполеоновская Франция. В конце XIX - начале XX в. новая континентальная держава Германия бросила вызов Великобритании, которая стала утрачивать прежнее ведущее положение в мире. На смену Великобритании пришли США, и драма Второй мировой войны стала апофеозом противостояния старого имперского «противоцентра» - Германии и молодого мирового «центра-лидера» - США, завершившегося окончательным крахом Германской империи и вступлением Германии на путь устойчивого демократического развития. Наконец, со второй половины XX в. Соединенным Штатам, ставшим политической и экономической супердержавой и лидером Запада, противостоял Советский Союз. Целенаправленный и последовательный анализ двух этих полярных типов «овладения современностью», двух моделей модернизационной трансформации, характерных для ведущих мировых держав, до сих пор, насколько нам известно, не проводился. Цель данной работы состоит в том, чтобы восполнить этот пробел и выявить некоторые характерные закономерности, присущие каждому их двух полярных типов, а также представить подход к моделированию волн модернизации в логике «противоцентра». В свою очередь, выявление этих закономерностей, используя анализ и моделирование волн модернизационной трансформации, дает возможность прогнозировать ход некоторых важных мировых и внутристрановых процессов. Подчеркнем, что само разделение на «центр-лидер» и «противоцентр» функционально: функции «центра» и «противоцентра» могут выполнять различные, исторически сменяющие друг друга и, по существу, наследующие друг другу государства. Более того, статус как «центра», так и «противоцентра», по сути, соответствует определенному этапу модернизации той или иной политической системы, и при достижении определенной степени зрелости данной политической системы, а также при исчерпании прежних ресурсов политического и экономического развития этот статус меняется. Так произошло в свое время с Голландией и Великобританией, с одной стороны, и с Францией и Германией с другой. Таким образом, и «центр-лидер», и «противоцентр» это исторически определенные и четко локализованные фазы политического развития, соответствующие двум полярным типам, двум различным моделям модернизации. Постоянно воспроизводящаяся, несмотря на смену конкретных политий, имманентная мировой политической системе структурная дифференциация на «центр-лидер» и «противоцентр» явление не случайное, а глубоко закономерное. Оно связано, в частности, с принципиальной исторической и социокультурной ограниченностью любого из известных и уже опробованных путей модернизации. Попытки навязать единый, универсальный способ модернизации, исходящие от доминирующего на данный момент «центра», всякий раз оказываются ограниченными тем обстоятельством, что в условиях совершенно иной политической и социально-экономической системы последствия модернизационных процессов и способы функционирования трансплантированных политических институтов оказываются совершенно иными, чем в системе, их породившей. Наиболее радикальные деформации новых политических институтов и процессов (в значительной степени меняющие их природу) испытывают политические системы крупных континентальных государств-империй, имеющих значительные административные, человеческие и природные ресурсы (те, которые в соответствии с предложенной нами классификацией трансформируются в «противоцентр» в процессе модернизации). Обновляя посредством частичной модернизации присущую им систему мобилизации этих ресурсов, такие политические системы оказываются в состоянии до поры до времени приспосабливать процессы институциональной трансформации, да и сам процесс модернизации к целям собственного сохранения, обновления и подготовки нового витка экспансии8. В результате на определенном и достаточно длительном отрезке исторического развития реализуется тип модернизации, во многом полярный по отношению к исходному типу, заданному «центром-лидером». Более того, неизбежные время от времени кризисные явления, переживаемые «центром-лидером», и связанные как с процессами его внутренней перестройки, так и в особенности с периодически происходящей сменой «центра-лидера» (вызванной относительным исчерпанием ресурсов, необходимых для осуществления лидирующих функций политией, уже долгое время игравшей эту роль) как бы провоцируют его антагониста заявить свои претензии на мировое лидерство. «Противоцентр», решающий в этот момент задачу радикального обновления имманентных ему имперских структур целедостижения средствами «экстенсивной» и фрагментарной модернизации, оказывается в достаточно благоприятном положении для того, чтобы противостоять прежнему «центру» и даже попытаться утвердить себя в качестве нового мирового лидера. Но и это далеко не все факторы, определяющие противостояние «центр-лидер» «противоцентр». Назовем в числе наиболее важных еще два. Во-первых, «противоцентр», временно объединяющий вокруг себя часть отставших в развитии государств периферии, тем самым освобождает «центр» от необходимости расходовать собственные ресурсы на их поддержку, т. е. выполнять самую «неблагодарную» и малоэффективную работу по модернизации наиболее устойчивых и наиболее нечувствительных к модерну традиционных политических систем. В то же время исходящие от «противоцентра» угрозы интересам и позициям «центра-лидера» заставляют последний мобилизовать свои ресурсы и вырабатывать новые, более эффективные механизмы политического и экономического развития. Иными словами, «противоцентр» представляет собой «вызов»9, на который «центр-лидер» и вся структурируемая им многоцентровая система должны дать эффективный «ответ», чтобы выжить и перейти на новый уровень развития. В свою очередь, и сам «противоцентр» формируется как ответ на вызов «центра-лидера», что позволяет ему с помощью частичной модернизации и заимствования извне элементов современных систем мобилизации ресурсов добиться радикального обновления империи и обретения ею ресурсной основы, на краткий исторический миг достаточной для реального соперничества с ведущим мировым лидером, располагающим глобальной и наиболее современной системой мобилизации ресурсов. В итоге противостояние «центр-лидер» «противоцентр», выступающее зримым выражением двух полярных типов модернизации, постоянно воспроизводится в эпоху модерна и является своего рода ее инвариантом. В этой связи особо отметим еще два важных обстоятельства. Функциональные роли «центра-лидера» и «противоцентра» имеют сугубо временный, эволюционно обусловленный характер и связаны с определенным этапом модернизационного перехода той или иной политии, исторически достаточно кратковременным и эволюционно ограниченным. Вместе с тем хронополитическое воспреемство этих функций формирует логику нового глобального миропорядка, глобальной сверхцивилизации, выстраивая в перспективе многоцентровую структуру этой сверхцивилизации, генетически лишенную характерного для прежних цивилизаций-империй центра («мирового града»), а потому имеющего принципиально иную хронополитическую перспективу. Соответственно эволюционирующая и постоянно усложняющаяся система мировых центров силы должна быть концептуализирована не столько посредством возрождаемых представлений о новом глобальном «мировом граде», сколько путем осмысления смены географического местоположения «центра-лидера», характерной для нее, а также собственных фундаментальных качественных характеристик, включая степень доминирования лидирующего центра, которая имеет тенденцию к уменьшению по мере усложнения и структуризации многоцентровой системы.
Отметим также, что выделение двух полярных типов модернизации, характерных для крупных и влиятельных государств-политий, которые принято называть «великими державами», не означает отрицания принятого в отечественной литературе анализа капиталистической модернизации10, в котором ключевое значение имеют момент начала модернизации и исходный уровень развития («первый эшелон», «второй эшелон» и т. д.). В данном случае при выделении и анализе типов модернизации основываются не на моменте ее начала, а прежде всего на способах и инвариантах ее осуществления, на характерных особенностях структурных политических преобразований. В известном смысле выделение полярных типов модернизации (структурный анализ) и выделение эшелонов модернизационного развития (хронологический анализ) дополняют друг друга, показывая разнообразные связи и отношения между крупнейшими державами в период модернизации их политических систем. Так, в «первом эшелоне» (Великобритания, Франция) одно из государств играло роль «центра-лидера», другое роль «противоцентра» (Франция до 1871 г.); во «втором эшелоне» (США, Германия) также одно из государств являлось и является до сих пор «центром-лидером», а другое являлось «противоцентром» (Германия до 1945 г.). В «третьем эшелоне» (Япония, Россия и ряд других государств) соседствуют Япония, претендующая на роль будущего экономического и отчасти политического «центра-лидера», и Россия, уже игравшая и отчасти продолжающая играть роль «противоцентра» по отношению к США. Наличие двух полярных типов модернизации означает, что возможности, сферы влияния и экспансии, сам канал эволюции «противоцентра» в рамках единой системы мировых центров политической и экономической силы принципиально отличны от тех, что присущи «центрам-лидерам». Последние мы условно обозначим как центры англо-американского типа и отнесем к ним Нидерланды в качестве особого «центра-предвестника», Великобританию, США и (потенциально) Японию. Соответственно тип модернизации, характерный для этих центров, можно условно обозначить как англо-американский. Отличительными чертами этого типа являют-
ся органичный, на собственной автохтонной основе переход к модернизации, относительно раннее развитие высокодифференцированной политической системы и емкого внутреннего рынка, стимулирующего интенсивную мировую океанскую торговлю и рыночную индустриализацию, две важнейшие основы формирования их системы мобилизации ресурсов, обеспечивающей эффективную политическую и военную экспансию. Эволюционная судьба «центров-лидеров» базируется на преемственности, своего рода встроенности в логику хронополитического воспреемства мирового лидерства, мировой гегемонии11. Смена поколений «центров-лидеров» не ведет ни к разрушению уходящего лидера, ни даже к глубокому качественному изменению его природы; напротив, он включается в многоцентровую систему на правах ближайшего союзника и своего рода alter ego ведущего центра, тем самым укрепляя и эту систему, и самого себя. Генезис и природа «противоцентров» иные. Центры этого типа мы обозначаем как континентальные и относим к ним последовательно Францию (также в качестве особого «центра-предвестника»), Германию, Россию (СССР) и Китай (потенциально, хотя сегодня последний представляет собой уже почти зрелый «противоцентр»). Отличительными чертами этого континентального типа модернизационной трансформации являются неорганичный, проблемный, затяжной переход к модерну, устойчивые тенденции подавления процессов внутренней политической дифференциации, вмешательства нелиберального государства в экономику12. Присущая им система мобилизации ресурсов основана на принципах более или менее выраженного континентального изоляционизма и индустриализации «сверху». Их эволюционная судьба, накладывающая отпечаток на процесс модернизации, это цепь разрушительных катастроф, периодов предельного напряжения сил империи, симулирующей частичные структурно-функциональные элементы модерна, и последующего краха, наступающего в результате перенапряжения мобилизационных структур имперского типа. Впоследствии поверженный «противоцентр», освобожденный от отягощавших его досовременных, имперских структур целедостижения, получает возможность, пройдя драматическую полосу хозяйственной и политической разрухи, посредством глубокой трансформации собственной государственно-политической природы (как это было с Францией в конце XIX в. и Германией в конце 1940 1950-х гг.) встать на путь органичной модернизации и в дальнейшем успешно встроиться в единую многоцентровую систему. Тем не менее результирующая движения по этим двум в определенном отношении «ортогональным» траекториям не вполне тождественна. Для обоих полярных типов модернизации структурные фрагменты современной индустриально-капиталистической системы мобилизации ресурсов на ранних стадиях модернизационной трансформации как бы надстраиваются поверх автохтонной, не уничтожая ее, а вбирая в себя в качестве подсистемы, но в отличие от классических образцов трансформации Голландии, Великобритании и США, в случае модернизации в логике «противоцентра» автохтонная подсистема в конечном счете обречена на уничтожение. Можно указать и другие различия двух этих траекторий, ведущие к накоплению в соответствующих политиях принципиально различного опыта освоения Современности. Для первого англоамериканского типа модернизации в целом характерно гораздо более органичное сочетание традиции и современности, отсутствие резкого слома традиций и ценностей данного общества. Для второго, континентального типа модернизации, напротив, характерны резкие переломы и потрясения, связанные с попытками радикального разрушения традиций и утверждения новых ценностей и норм; вслед за этими попытками неизбежно следуют периоды реакции, когда общество «приходит в себя» и пытается совместить элементы традиционности с элементами современности. Однако такое совмещение, как правило, не является органичным, и через некоторое время вновь происходит дестабилизация. В итоге наблюдаются зигзаги политического развития, приводящие к ценностным и политическим расколам, модернизация происходит не плавно, а скачкообразно. Соответственно политические революции при первом и втором типах модернизации существенно различаются по своему характеру и последствиям. Для модернизирующихся политий англо-американского типа характерны своего рода консервативные революции, которые не столько ломают прежнюю политическую систему, сколько конституируют уже сложившуюся в недрах прежней политии новую политическую систему. Таковы революция в Нидерландах в конце XVI в., вылившаяся в борьбу за независимость от испанского владычества, «славная революция» в Англии в конце XVII в., война за независимость североамериканских колоний в конце XVIII в., реставрация Мэйдзи в Японии в середине XIX в. Напротив, для модернизирующихся политий континентального типа скорее характерны радикальные прогрессистские революции, ломающие старый порядок и пытающиеся утвердить принципиально новый порядок. Такова Великая французская революция в конце XVIII в., за которой последовали утверждение и крах империи Наполеона I, Реставрация, революции 1830 и 1848 гг., империя Наполеона III, разгром империи и Парижская коммуна, наконец, установление республики. К числу прогрессистских можно отнести и русскую революцию Октября 1917 г., итогом которой стало образование на месте прежней Российской империи Советского Союза, а также «перестройку» 1985 1991 гг., приведшую к катастрофическому по своим последствиям распаду империи СССР. Таковы и революция 1911-1913 гг. в Китае, приведшая к распаду Цинской империи и гражданской войне, и последовавшая за этим революция 1949 г., а затем и «культурная революция« 1966 1969 гг. Что касается Германии, то после неудачи революции 1848 г. и она пережила при Бисмарке радикальную революцию «сверху», результатом которой стало объединение Германии «железом и кровью», а затем революцию 1918 г. и нацистский режим 1933-1945 гг. В итоге каждый «противоцентр» проходит два наиболее ярко выраженных периода революционных трансформаций. В течение первого рождается «обновленная империя», а на протяжении второй происходит слом этой империи в безнадежной попытке ее повторного обновления перед лицом вызова современности. Очевидно, что последствия консервативных революций (характерных для модернизации первого типа) и радикальных прогрессистских революций (свойственных развитию второго типа) принципиально различны и определяют существенные различия в процессе модернизации. Очевидно также, что выбор пути развития в логике «централидера» (Нидерланды Великобритания США, в будущем, возможно, Япония) или в логике «противоцентра» (Франция Германия Россия, в будущем Китай) далеко не случаен. Всякий раз выбор одного из двух полярных путей модернизации определяется целым рядом факторов как внутренних, так и внешних. Среди внутренних факторов наиболее важными являются характер основных политических институтов, присущих данной политии перед началом модернизации, и особенности ее социетальной организации. В частности, существенную роль, во многом определяющую дальнейшую судьбу потенциального центра политической и экономической силы, его модернизацию по англо-американскому или континентальному типу, играет наличие самодержавной, автократической власти (отметим в этой связи, что в противоположность Франции, Германии (Пруссии) и России в Японии к моменту реставрации Мэйдзи императорская власть не являлась главным политическим институтом, и даже упразднение сёгуната не способствовало приданию ей автократических черт; в Нидерландах, Великобритании, США традиции автократии были слабы или отсутствовали вовсе). С точки зрения социального развития, в целом наиболее важным для выбора эволюционного пути представлятся степень политического развития и уровень экономической самостоятельности, независимости от государства среднего класса. Что касается внешнеполитических факторов, то наиболее важную роль здесь играет геополитическое и геоэкономическое положение данного государства. Англо-американский тип модернизации сопряжен с эффективным созданием «рецессивного ореола колониальных империй»13, получившим в свое время отражение в концептах империализма и неоимпериализма. Вместе с тем, наряду с усложнением мирового политического устройства, связанным с формированием колониальных империй, следует отметить начавшийся несколько ранее (самое позднее с конца XVIII в.) и ставший наиболее интенсивным с конца XIX в. процесс имперской трансформации, а точнее радикального обновления ряда наиболее продвинувшихся по пути модернизации империй, что явилось их паллиативным ответом на вызовы Современости. В числе таковых оказались государства либо прошедшие фазу западноевропейской «хризалиды»14, но избравшие путь контрреформации (Франция и Германия), либо ответившие на вызовы Запада имитационной стратегией имперского «догоняющего» развития (Россия и Китай). В геополитическом плане прослеживаются также следующие ярко выраженные закономерности, которые мы выделим лишь пунктиром. Пространственное перемещение «центра-лидера» (или, что то же самое, переход в ряду центров англо-американского типа, представляющих всякий раз океанскую державу: Нидерланды Великобритания США в будущем, возможно, Япония вместе с восточноазиатскими «тиграми») в целом строго последовательно; каждый новый центр находится к западу от предыдущего, причем локализация центров этого типа не ограничена каким-либо одним континентом или какой-либо частью света. Напротив, генезис центров континентального типа (или, что то же самое, «противоцентров», каждый из которых, как уже говорилось, представляет собой сильную континентальную державу: Франция - Германия - Россия - в будущем Китай) сопряжен с устойчивым пространственным трендом с запада на восток в пределах Евразийского континента. Интересно также, что в начале этого процесса «центр-предвестник» Нидерланды и «противоцентр-предвестник» Франция географически находятся очень близко друг от друга, принадлежат к одной цивилизации и тем не менее развиваются принципиально по-разному. В конце процесса, охватывающего весь земной шар, будущий «центр» Япония и будущий «противоцентр» Китай географически также располагаются вблизи друг друга, принадлежат к родственным цивилизациям, но также развиваются по-разному. В перспективе намечается своеобразное замыкание двух «дуг», обозначающих траекторию появления центров двух типов, вследствие чего образуется единая система мировых центров экономической и политической силы, которая в этом случае может стать действительно глобальной. В итоге различные цивилизации оказались бы объединенными в полицентрическую сверхцивилизационную систему. Не менее показательны геоэкономические различия между центрами обоих типов. Если центры англо-американского типа формируют прежде всего океанскую экономическую систему (например, Великобритания и США Атлантическое экономическое сообщество, США и Япония Тихоокеанское экономическое сообщество), то центры континентального типа стремятся создать объединение с более или менее выраженными имперскими чертами, включающее страны-сателлиты и контролирующее внутриконтинентальные пространства (центрами такого типа были, например, империя Наполеона I; Германия, пытавшаяся объединить Центральную Европу; социалистический лагерь, в который входили СССР и страны Восточной Европы). Вместе с тем эти попытки реально ограничены геополитическим ареалом, определенным цивилизационной основой этих центров и их имперской предысторией, а стремление «противоцентра» разорвать связь с прежней традицией, «начать историю заново» вскоре возвращает его на круги своя. Объединения, создаваемые центрами континентального типа, основаны не столько на принципах экономической эффективности, связанной с образованием мощных финансовых и товарных потоков, сколько на принципах политического и идеологического главенства. Сказанное относится и к идеям французской революции, и к политике противостояния с Англией при Наполеоне, и к идеологии пангерманизма на рубеже XIX и XX вв., и к коммунистической идеологии, насаждавшейся СССР в 1950 1980-е гг. Однако «идеологические скрепы», в отличие от экономических связей, не являются достаточно прочными, и в итоге геоэкономическое пространство, образуемое во многом по уже архаичному имперскому образцу, периодически распадается, чтобы наконец восстановиться на принципиально иной основе. Так произошло, например, после Второй мировой войны, когда Германия и Франция, исчерпавшие в разные периоды ресурсы объединения Западной Европы в рамках империи, стали основой Европейского экономического сообщества, а впоследствии и Европейского союза.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Волны политической модернизации в логике «противоцентра»» з дисципліни «Мегатренди світового розвитку»
