Наблюдая эволюцию научного мышления, можно заметить изменение не только в содержании учений, теорий, знаний. Как показывает Дицген, меняется и самый способ мышления, а вместе с ним и категориальный аспект науки. Иными словами, каждая эпоха научной мысли может быть охарактеризована, по Дицгену, той или иной преобладающей в это время категорией. В другое историческое время выступают другие категории, другой способ мышления, другой аспект научного познания (см. [Д, с. 202]). Древнегреческие философы в каждой вещи, каждом процессе видели средство, направленное к известной цели. У них, следовательно, господствовала категория цели и средства. Если в то время и была известна категория причинности, то все же она была далека от того, чтобы стать преобладающей в стремлении древних к научному знанию. Дицген ссылается, например, на оценку Сократом учения Анаксагора. «Сократ высказывает удив- 524
ление по поводу натурфилософии Анаксагора, который знает все, что следует рассказать о солнце, луне и звездах. Но так как Анаксагору все-таки не удалось открыть разумной цели в жизни природы, то Сократ не придавал большого значения такого рода науке. В то время средство и цель были мерилом разума, руководящим началом духа, категорией познания» [Д, с. 202,203]. Средневековье Дицген называет эпохой суеверий. «Если бы ты в те времена отправился путешествовать и тебе прежде всего встретилась бы старуха — быть в дороге беде, подумал бы ты. Как известно, Валленштейн гадал по звездам, прежде чем принять начальство над своими войсками. В то время знания приобретались на основании полета птиц, крика животных, расположения звезд на небе, встречи со старухой и т. д. Ведущей категорией в то время были приметаи ее результат» [Д, с. 203]. Лацарус, на которого ссылается Дицген, подчеркивает, что вера в приметы не была достоянием только ограниченных умов. Эта категория характеризует мышление даже наиболее выдающихся представителей той эпохи, например, Кеплера, которому воздает должное и современная наука. Кеплер вместе со своими современниками и предшественниками истекшего тысячелетия верил в астрологию, где царила категория приметы с ее последствиями. В течение многих столетий астрология была занятием тех же лиц, которые одновременно работали над астрономией (см. [Д, с. 203]). Дицген подчеркивает, что категория приметы с ее последствиями признавалась в то время научной, хотя по современным критериям она считается лженаучной. Эпоха Просвещения характеризуется тем, что выдвинулись категории причины и следствия, основанные на точке зрения признания причинности. Однако, и эти категории должны быть поняты как исторически преходящее явление, несмотря на ту положительную роль, которую они сыграли в человеческом познании. Дицген указывает, что мыслители древности, несмотря на то что всюду пытались обнаружить «цель», имели бессмертные заслуги перед лицом всей дальнейшей истории. И даже средневековое суеверие с его «приметами», астрологией и алхимией, точно так же принесло, хоть и немногочисленные, но ценные научные результаты. В современной науке можно также встретиться со странными объяснениями, при которых категории цели и средства, предзнаменования и последствия имеют важное значение для очень многих людей и, очевидно, еще долго будут сохраняться наряду с господствующими категориями причины и следствия. Взгляд, что преобладание этих последних категорий есть лишь историческое, преходящее явление в науке, Дицген считает прогрессивным. Гносеология предсказывает в ближайшее время смену основной категории познания, что, конечно, не означает гибели категории причинности, но лишь указывает на изменение ее преобладающего значения. 525
Категории причины и действия являются блестящим вспомогательным средством для объяснения природы, но их недостаточно для прогресса науки во все времена. Дицген в резкой форме ставит вопрос: не являются ли «причины», с которыми так много носится современная наука, так сказать, «творцами в миниатюре», из которых, как из рога изобилия, сыплются действия этих причин? Утверждать так было бы глубоко ошибочно. Категория причины и действия, по мнению Дицгена, очень хороша для объяснения того, что вся природа в целом представляет собой бесконечное море превращений, которые не создаются ни одним великим, ни множеством мелких творцов, но сами являются своими собственными «творцами». «Категория причинности вносит свет в таинственный круговорот самодвижущейся вселенной, являясь для нашего духа средством приводить в порядок предыдущие и последующие процессы» [Д, с. 205]. Гносеология не отрицает подобных заслуг категории причинности, но борется лишь с мистическим элементом, который еще сохранился во взглядах людей, даже научно образованных. Причинная точка зрения, несомненно, способствует прояснению мира, однако это одно из частных средств, а не универсальное средство. История науки показывает, что ранее существовали и другие точки зрения, другие формы мышления, которые также способствовали прояснению мира, но в настоящее время появляются такие категории, которые, по-видимому, получат большее распространение и будут иметь большее значение, чем категория причины. Это — категории рода и вида. Здесь Дицген вновь и вновь отдает дань «индуктивизму», ибо отношение между родом и видом есть отношение между общим и частным, а весь «индуктивизм» строится на движении мысли от частного к общему. Однако в этих же категориях конкретизируется единство сосуществующих противоположностей общего и частного (отдельного), их диалектика. Дицген пишет: «Причинность разъясняет главным образом следование явлений друг за другом. Но ведь желательно прояснить и сосуществующие явления природы. Категория рода и вида оказывает ведь такие же услуги в деле прояснения мира» [Д, с. 206]. Дицген рассматривает в связи с этим некоторые тенденции современного ему естествознания. Он указывает, например, что Геккель говорит несколько высокомерно о музейных зоологах и гербаризаторах-ботаниках, потому что они классифицируют животных и растения лишь по родам и видам. Но в действительности современные зоологи и ботаники рассматривают не только разнообразие растений и животных в их совместном существовании, но обращают также внимание и на их последовательные изменения и превращения. И в результате ученые получают более живую картину животного и растительного мира, рисующую не только их бытие, но также их становление, возникновение и исчезновение. Категории причины и следствия, подчеркивает 526
Дицген, дополняются Категориями рода и вида, способствуя познанию, оказывая помощь в процессе мышления, причем это не делает излишними и другие формы мышления. «Для теории познания весьма важно познать все отдельные формы мышления старого и нового времени как частные формы, имеющие одну общую природу. Эта общая природа процесса мышления, познания или просвещения составляет часть универсального мирового процесса, по существу от него не отличаясь. Понятие причины объясняет мир явлений лишь отчасти. Ту же задачу выполняет и понятие цели, рода; таковы функции всех понятий. Во вселенной все ее части являются причинами, а все части возникают, созидаются, творятся. И все-таки здесь нет творца, создателя, здесь нет первопричины. Общее создает частное, и частное путем взаимодействия создает общее. Категория всеобщего и частного, вселенной и ее частей — это такая категория, которая „содержит в себе в снятом виде" все другие формы мышления» [Д, с. 206, 207]. Именно поэтому соотношение общего и частного является фундаментальным в сопоставлении с другими категориями.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Категориальный аспект развития науки» з дисципліни «Марксистка концепція історії –XIX століття»
