Связь между низшей и высшей ступенями в истории познания
Процесс познания в реальной истории идет от низшей, зародышевой к высшей, развитой своей ступени. Когда же высшая ступень достигнута, исследование пройденного историко-познавательного пути может быть осуществлено двумя диаметрально противоположными способами. Первый следует реальному движению познания, имевшему место в истории науки и направленному от низшей его ступени последовательно ко все более и более его высоким, вплоть до высшей. На этом пути прослеживается, как перноначальные взгляды и представления становились со временем все более совершенными, точными и полными, как постепенно одни из них сменялись другими. Второй способ предполагает отыскание зародышей современных воззрений, теорий и концепций в предшествующих учениях с тем, чтобы современные учения могли быть представлены как результат развития этих предшествующих. Второй способ оказывается прямо обратным первому, так как он предполагает движение историко-исследовательской мысли вспять, ее восхождение от современности к прошлому, в глубь веков, вплоть до истоков научного познания. В связи с этим Энгельс обращает внимание на то, что исследование истории может вестись с той точки развития, где процесс достигает своей классической формы. Иными словами, историческое исследование может выбрать путь, обратный действительному развитию. Этот аспект во взаимоотношении двух методов познания — исторического и логического — отмечал и Маркс: «Размышление над формами человеческой жизни, а следовательно, и научный анализ этих форм, вообще избирает путь, противоположный их действительному развитию. Оно начинается post fes-tum [задним числом. — Ред.], т. е. исходит из готовых результатов процесса развития» [23, с. 85]. Именно Марксу принадлежит изречение, методологически связывающее оба способа исторического исследования. Оно гласит: «Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны. Наоборот, намеки более высокого у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это более высокое уже известно» [12, с. 731]. Это значит, что исследование низшей ступени развития («анатомия обезьяны») можно проводить исходя из учета того, что достигнуто на высшей его ступени («анатомия человека»). И наоборот, к познанию высшей ступени можно подойти, изучая ее зародыши («намеки»), появившиеся уже на низшей ступени. Таким образом, оба способа оказываются органически связанными между собой и дополняющими один другой. На практике, в лю- 327
бом историко-научном исследовании всегда наблюдается подобное переплетение обоих названных способов. Энгельс указывал, что «в многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения, почти все позднейшие типы мировоззрений. Поэтому и теоретическое естествознание, если оно хочет проследить историю возникновения и развития своих теперешних общих положений, вынуждено возвращаться к грекам. И понимание этого все более и более прокладывает себе дорогу» [20, с. 369]. В подтверждение этого Энгельс отмечает, что, например, Аристарх Самосский уже за 270 лет до н. э. выдвигал коперниканскую теорию о Земле и Солнце, а Демокрит высказал догадку, что Млечный путь посылает нам объединенный свет бесчисленных небольших звезд (см. [20, с. 505]). Чтобы показать зародыш идеи неразрывности материи и движения у древнегреческих философов, Энгельс приводит оценку Гегелем высказываний Фалеса по поводу того, что магнит имеет«душу», способность притягивать железо, т. е. свойство, неотделимое от него, подобно тому, как душа неотделима от тела (см. [20, с. 402]). В другом месте Энгельс констатирует: «С тех пор как физика и химия стали опять оперировать почти исключительно молекулами и атомами, древнегреческая атомистическая философия с необходимостью снова выступила на передний план» [20, с. 367]. В связи с этим Энгельс критикует современных ему естествоиспытателей, даже лучшие из которых очень поверхностно, а подчас и неправильно показывают теоретические истоки своих естественнонаучных концепций. Например, Кекуле утверждает, будто Дальтон первый пришел к мысли о существовании качественно различных элементарных атомов и первым приписал им различные, специфические для различных элементов веса; между тем известно, «что уже Эпикур приписывал атомам не только различия по величине и форме, но также и различия по весу, т. е. что Эпикур по-своему уже знал атомный вес и атомный объем» [20, с. 367,368]. Всем этим Энгельс разъяснял как конкретно «работает» в истории естествознания марксовское методологическое положение, что анатомия высшего (человека) составляет ключ к познанию анатомии низшего (обезьяны). Если говорить о дополнении к этому положению, гласящем, что намеки на высшее можно понять только в случае, когда это высшее уже известно, то примером здесь может служить следующее обстоятельство: вскрывая различие между натурфилософскими (в том числе и атомистическими) воззрениями Демокрита и Эпикура, Маркс в своей докторской диссертации «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура» отмечал, в частности, что Эпикур приписывал атомам способность совершать криволинейные движения, тогда как Демокрит, ограничивая их движение, приписывал ему прямолинейный характер. В конце 30—начале 40-х годов 328
XIX в., в период работы Маркса над диссертацией, не была еще достигнута та высшая ступень научного познания, на которой обнаруживается свойство «атомов» (микрочастиц материи — будущих электронов) совершать круговые замкнутые движения. Поэтому намеки на такие их свойства в то время нельзя еще было установить в учении Эпикура. Это можно было сделать только после открытия электрона в самом конце XIX в. и создания электронной модели строения атома, другими словами, когда высшее стало известно. Исключительно интересен тот историко-методологический прием, с помощью которого Маркс вскрывал связь между зародышевой формой атомистики, представленной Демокритом, и современной, развитой его формой, представленной Дальтоном. Внимательно анализируя способы объяснения физических явлений, характерные для Демокрита и Эпикура, Маркс показывает, что кардинальные различия между ними коренятся в том или ином отношении философа к эмпирическому знанию. Если Демокрит «бросается в объятия эмпирического знания», то «Эпикур презирает положительные науки, так как они, по его мнению, ничем не содействуют достижению истинного совершенства» [р, с. 34]. Резюмируя, Маркс пишет: «Оба мыслителя на каждом шагу оказываются противоположными друг другу. Один... считает чувственный мир субъективной видимостью, другой — объективным явлением. Тот, который считает чувственный мир субъективной видимостью, опирается на эмпирическую науку о природе и на положительные знания и воплощает в себе беспокойство наблюдения, экспериментирующего, всюду ищущего познаний, странствующего по свету. Другой, который считает мир явлений реальным, презирает опыт; в нем воплощены покой самоудовлетворенного мышления...» [р, с. 38]. Позднее, в противоположность М. Штирнеру, который отрицал важное Значение естественнонаучных идей Демокрита и видел в нем мудреца, стремившегося удалиться от мира, стоика, Маркс писал: «Демокрит не только не удалялся от мира, а, наоборот, был эмпирическим естествоиспытателем и первым энциклопедическим умом среди греков...» [3, с. 126]. Маркс подчеркивал естественнонаучный, а не спекулятивный характер основного принципа древнегреческого атомизма: «...у него, в отличие от Эпикура, атом был лишь физической гипотезой, вспомогательным средством для объяснения фактов, совершенно так же, как в соотношениях соединений с точки зрения новой химии (Дальтон и т. д.)» [3, с. 126]. Итак, в натурфилософском атомизме Демокрита Маркс видит зародыш позднейшего химического атомизма Дальтона.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Связь между низшей и высшей ступенями в истории познания» з дисципліни «Марксистка концепція історії –XIX століття»
