Весной 1939 г. в международной обстановке произошли серьезные перемены. Ликвидация гитлеровцами Чехословакии как независимого государства убедила правящие круги Англии и Франции в несостоятельности политики "умиротворения", в растущей агрессивности нацистской Германии, создававшей все более ощутимую угрозу их интересам в Европе. Весной – летом 1939 г. объективно нарастали противоречия между фашистской Германией, с одной стороны, и Англией и Францией – с другой. Как показали дальнейшие события, в складывавшихся условиях новый Мюнхен был уже невозможен. Осознание этого привело к тому, что в марте 1939 г. британское правительство пошло на предоставление гарантий независимости Польше (в апреле то же самое было сделано в отношении Греции, Румынии и Турции), а позднее такие же гарантии Польше были предоставлены и Францией. В силу тех же причин Англия и Франция решились на реальный обмен мнениями с Советским Союзом по политическим вопросам, а затем и на трехсторонние военные переговоры. Одновременно и верхушка нацистского рейха стала настойчиво добиваться интенсификации контактов и достижения договоренностей с СССР. Такова была общая политическая атмосфера, царившая в Европе в канун заключения советско-германского пакта о ненападении в августе 1939 г. Никакой международной изоляции, на угрозу которой так любили ссылаться советские 32 историки, оправдывая заключение пакта Молотова – Риббентропа, на самом деле, не существовало. Перед СССР, напротив, открывались в то время широкие возможности для политического маневра, искусной дипломатической игры. Наиболее важным в новых подходах историков к событиям того времени является отказ от столь долго бытовавшей в нашей исторической науке жесткой детерминированности, от почти телеологического взгляда на развитие процессов, предшествовавших второй мировой войне. По сути, мы стали глубже понимать диалектику объективного и субъективного, случайного и необходимого. Отсюда – начавшийся серьезный анализ существовавших тогда и для советской внешней политики, и для международных отношений в целом альтернатив. Несомненно, что действительно научно исследовать различные альтернативы возможно лишь на основе учета реальных тенденций и явлений международной жизни того периода, а также образа мышления и устойчивых представлений о рассматриваемых событиях их участников. Один из наименее известных до сих пор моментов прошлого – механизм выработки решений советским руководством и та сумма сведений, на основе которых они принимались. Мы все еще не можем с уверенностью говорить, знал ли Сталин о неготовности Гитлера развязать войну против СССР осенью 1939 г. Для ответа на этот важнейший вопрос необходимо иметь весь комплекс документов, которые были тогда в распоряжении Сталина: дипломатические сообщения, разведывательные донесения и т.д. Не располагая всей документацией, которая может объяснить действия сталинского руководства, пока еще трудно дать им адекватную оценку, учитывающую общую морально-психологическую характеристику сталинского курса и в то же время исходящую из верно понятых жизненных интересов как советского, так и других европейских народов в складывавшейся обстановке. Критически оценивая многие внешнеполитические акции сталинского руководства в 1939 г., можно с полной уверенностью говорить не об отдельных тактических просчетах и ошибках, а о принципиально неверных установках СССР в международной деятельности накануне войны. 33 Во-первых, это непонимание характера и масштабов угрозы со стороны фашистской Германии, претендовавшей на порабощение Европы и мировое господство. Сейчас очевидно, что Сталин и его окружение не усматривали существенной разницы между двумя группировками капиталистических государств. Более того, политика нацистской Германии представлялась им более последовательной и предсказуемой, не подверженной тем колебаниям в связи с внутриполитической борьбой, которая характерна для буржуазно-демократических режимов. Поэтому гитлеровское руководство на каком-то этапе стало восприниматься как более удобный и надежный партнер на международной арене, а возможности достижения договоренностей с Англией и Францией не были использованы в полной мере. Во-вторых, это геополитическое по сути своей мышление, стремление обеспечить безопасность страны за счет получения сферы влияния и территориальных приобретений. В действительности же в ситуации острого международного кризиса летом 1939 г. (к тому же с учетом особенностей надвигавшейся войны моторов) для подлинной безопасности гораздо важнее было объединить всех потенциальных противников блока агрессоров. Для достижения этой цели, очевидно, неизбежны и необходимы были уступки и компромиссы. Но ни советское руководство, ни правящие круги Англии и Франции не проявили к этому последовательного стремления. Серьезные, принципиальные просчеты сталинского руководства явились основой курса на советско-германское сближение, выражением которого и стало заключение 23 августа 1939 г. договора о ненападении, а затем, 28 сентября, договора о дружбе и границе. Нет никаких оснований считать, что советско-германский договор о ненападении был решающим шагом к развязыванию второй мировой войны. Хорошо известно, что решение осуществить нападение на Польшу не позднее 1 сентября гитлеровское руководство приняло еще 3 апреля 1939 г., т.е. до начала серьезных политических контактов с СССР. Вопрос состоял не в том, будет ли реализована эта агрессивная германская акция, а в том, при какой расстановке военно-политических сил это произойдет. 34 Весьма характерной была реакция польских правительственных кругов на первые известия о предстоящем заключении советско-германского договора. Посол Франции в Варшаве Л. Ноэль докладывал в Париж 22 августа: "Господин Бек спокойно принял сообщение о советско-германском пакте. Он считает, что по сути проблемы это ничего не меняет, но оправдывает недоверие поляков в отношении СССР". Даже в такой опаснейший момент у польских руководителей срабатывали прежде всего антисоветские настроения, не позволявшие реально оценить масштабы угрозы германской агрессии. Не вызывает сомнения, что именно нацистская Германия и ее союзники являлись агрессорами, развязали вторую мировую войну. Именно они сломали существовавшее территориально-политическое устройство Европы, выступили инициаторами его перекройки, сделали военную силу основным средством реализации амбициозных политических замыслов. Не существует документов, которые свидетельствовали бы о том, что Германия планировала войну против СССР осенью 1939 г. Нацистский рейх в тот момент, был просто не готов к такой войне. Вместе с тем хорошо исследованная история разработки плана "Барбаросса" позволяет с полной уверенностью говорить о том, что Гитлер осуществил агрессию против СССР именно тогда, когда планировал это сделать и когда для этого сложились наиболее подходящие условия. Поэтому официально провозглашенный сталинским руководством и долгие годы навязывавшийся нашей историографии аргумент, согласно которому Сталин стремился не дать нацистской верхушке в июне 1941 г. повод для нападения на СССР, выглядит, по меньшей мере, наивным. Как говорят в таких случаях: было бы желание, а повод всегда найдется. Неубедительны и попытки рассматривать договор о ненападении (как вынужденный и необходимый акт, принятый в политико-дипломатической практике) отдельно от договора о дружбе и границе и последующих шагов, направленных на сближение с фашистской Германией. В том-то и дело, что пакт 23 августа с его секретным приложением стал лишь звеном в проведении курса на достижение широкомасштабных договоренностей с нацистским руководством, 35 на сотрудничество с ним. СССР не занял позиции строгого нейтралитета. Его нейтралитет был благоприятен для Германии в экономическом, политическом и идеологическом планах. Советская политика приобрела антипольскую направленность, а также стала явно отрицательной в отношении Англии и Франции. В заявлении Сталина редактору "Правды", опубликованном 30 ноября 1939 г., цинично извращались обстоятельства начавшейся войны. "Не Германия напала на Францию и Англию, – утверждал Сталин, – а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну". И далее: "...После открытия военных действий Германия обратилась к Франции и Англии с мирными предложениями, а Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии". Однако, по словам Сталина, "Англия и Франция грубо отвергли как мирные предложения Германии, так и попытки Советского Союза добиться скорейшего окончания войны". За этим следовало безапелляционное сталинское резюме: "Таковы факты". Извращение действительных фактов выглядит особенно чудовищно в свете того, что, даже объявив войну Германии, ни Франция, ни Англия вовсе не прилагали усилий, чтобы реально прийти на помощь Польше. Они всячески уклонялись от оказания материальной помощи истекавшей кровью польской армии. Но сталинская поддержка Гитлера не исчерпывалась одним лишь снятием с фашистской Германии вины за развязывание войны. На протяжении всех предвоенных лет советская пропаганда – в том числе и со страниц издававшегося массовыми тиражами "Краткого курса" истории ВКП(б) – утверждала, что новую империалистическую войну в разных концах мира развязывают "три агрессивных государства – фашистские правящие круги Германии, Италии, Японии". С началом войны оказалось возможным отбросить "некоторые старые формулы", "к которым многие так привыкли", как выразился В.М. Молотов 31 октября 1939 г. в докладе на заседании Верховного Совета СССР. За этим последовала "теоретическая" разработка таких понятий, как "агрессия" и "агрессор". "Теперь, – заявил глава советского правительства 36 и народный комиссар иностранных дел, – мы не можем пользоваться этими понятиями в том же смысле, как, скажем, 3 – 4 месяца тому назад. Теперь... Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и к миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира"1. Молотов призывал отказаться от употребления слов "агрессия", "агрессор" "в старом смысле", так как это "может порождать только путаницу в головах и неизбежно будет толкать к ошибочным выводам". Он брал под защиту фашистскую Германию и потому, что Англия, по словам Молотова, объявила целью войны "уничтожение гитлеризма", т.е., по его оценке, западные демократии объявили Гитлеру "что-то вроде "идеологической войны", напоминающей старые религиозные войны". "Такого рода война, – заявлял Молотов, – не имеет для себя никакого оправдания. Не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за "уничтожение гитлеризма", прикрываемая фальшивым флагом борьбы за "демократию""2. Таким образом, Сталин и тогдашнее советское руководство допустили в конце лета и осенью 1939 г. серьезнейший стратегический просчет. Впрочем, так же, как британские и французские лидеры, занимавшие, в частности, близорукую, неконструктивную позицию в ходе переговоров с СССР летом 1939 г. Правящие круги Англии и Франции, с одной стороны, и советское руководство – с другой, своими действиями создали благоприятные условия для реализации агрессивных планов нацистского рейха. Несомненно, события на международной арене в 1939–1941 гг. развивались исключительно сложно, противоречиво. Очень важно подчеркнуть, что это был взаимосвязанный процесс. Очевидно и то, что нельзя упускать из виду, что те или иные военно-политические акции осуществлялись в чрезвычайных условиях уже начавшейся войны, когда восторжествовал силовой подход к решению международных проблем. Поэтому необходим исключительно взвешенный, научный, объективный подход. Никому не дано возвратиться в предвоенную ситуацию, повернуть ее в иное русло. Можно лишь полно и всесторонне исследовать происшедшие 37 события. Этому в значительной мере способствуют ставшие наконец-то достоянием историков ранее строго засекреченные и совершенно недоступные документы тех лет.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Роковой август» з дисципліни «Інша війна: 1939 – 1945»
