В то время как стратеги союзных держав готовились к военной кампании, которая, по их замыслам, должна была увенчаться решающей победой над противником, в России неуклонно нарастало революционное движение. Царское правительство предполагало заключить с Германией сепаратный мир, чтобы потом обрушить репрессии на рабочих и крестьян. Власть намечалось передать в руки специально назначенного диктатора. Герцог Лейхтенбергский, флигель-адъютант Николая II, писал о тех днях: «Был момент, когда показалось, что положение может быть в значительной степени спасено, если послать в Петроград популярного генерала с фронта, хотя бы Брусилова снабдив его диктаторскими полномочиями и дав вместе с тем возможность объявить народу, что государь согласен на образование ответственного министерства»{28}. Перспектива заключения Россией сепаратного мира с Германией тревожила империалистов Антанты. Они опасались потерять важного союзника. В не меньшей степени беспокоила она и русскую буржуазию. С прекращением войны рушились ее [291] захватнические планы и исчезал крупный источник наживы. Капиталисты России были недовольны царизмом потому, что он оказался неспособным успешно вести войну и показал свое бессилие в борьбе с революционным движением. Русская буржуазия при поддержке империалистов Англии, Франции и США готовилась совершить дворцовый переворот. Планировалось заставить Николая II отречься от престола в пользу малолетнего сына, а регентом поставить брата царя — великого князя Михаила. Очень важно было заручиться поддержкой высшего командования армии. Выражая волю империалистических кругов русской буржуазии, председатель Временного комитета Государственной думы М. В. Родзянко обратился 26 февраля (11 марта) 1917 г. с телеграммой к главнокомандующим фронтами, в которой излагался план передачи власти «лицу, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения»{29}. Родзянко просил главнокомандующих поддержать его. Руководители русской армии не стали защищать самодержавие. Им пришлось наглядно убедиться в полной неспособности царского правительства руководить вооруженной борьбой и обеспечить победу России. Предложение Родзянко встретило сих стороны горячее одобрение. В своем ответе на телеграмму главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта А. А. Брусилов писал: «Считаю себя обязанным доложить, что при наступившем грозном часе другого выхода не вижу. Смутное время совершенно необходимо закончить, чтобы не сыграть на руку внешним врагам. Это столь же необходимо и для сохранения армии в полном порядке и боеспособности. Не забудьте, что проигрыш войны повлечет за собой гибель России, а проигрыш неминуем, если но будет водворен быстро полный порядок и усиленная плодотворная работа в государстве»{30}. Аналогичное мнение высказали главнокомандующие остальных фронтов. Телеграмма Родзянко с ответами на нее главнокомандующих фронтами была направлена в Ставку Николаю II. Одновременно разные лица, в том числе и Брусилов, непосредственно обращались к царю с просьбой отречься от престола. Император Николай II вынужден был отказаться от власти в пользу Михаила Романова. Верховным главнокомандующим вновь назначили вел. кн. Николая Николаевича. Однако никакие меры русской буржуазии не смогли задержать развития революционных событий. В стране налицо был политический кризис. Борьба нарастала. Особенно остро она протекала в столице. Утром 26 февраля (11 марта) по призыву большевиков началось вооруженное восстание. 27 февраля (12 марта) оно охватило весь город. На сторону рабочих стали переходить [292] войска. Самодержавие было свергнуто. Победила буржуазно-демократическая революция. «В несколько дней, — писал В. И. Ленин» — Россия превратилась в демократическую буржуазную республику, более свободную — в обстановке войны, — чем любая страна в мире»{31}. Свержение самодержавия было осуществлено героической борьбой рабочих и крестьян, руководимых большевиками. В ходе Февральской революции творчеством народа были созданы Советы рабочих и солдатских депутатов, которые олицетворяли революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства. Преобладающее влияние в них получили меньшевики и эсеры. Это произошло в силу того, что большая часть кадровых рабочих, прошедших школу революционной борьбы, оказалась на фронтах войны, ряды рабочих пополнились выходцами из деревни и мелкобуржуазных слоев города, что революция пробудила к активной политической деятельности широкие слои населения, главную массу которого составляла мелкая буржуазия. «Гигантская мелкобуржуазная волна, — писал В. И. Ленин, — захлестнула все, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно, т. е. заразила, захватила очень широкие крути рабочих мелкобуржуазными взглядами на политику»{32}. [293] Меньшевики и эсеры не хотели дальнейшего развития революции. Ее целью они считали установление в стране буржуазно-парламентарного строя. В результате сговора эсеро-меньшевистских лидеров Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов с членами Временного комитета Государственной думы 2 (15) марта 1917 г. было образовано Временное правительство во главе с князем Г. Е. Львовым. Возникло двоевластие, т. е. своеобразное переплетение двух диктатур: диктатуры буржуазии и помещиков в лице Временного правительства и революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства в лице Советов рабочих и солдатских депутатов. Несмотря на стремление меньшевиков и эсеров передать управление страной в руки буржуазного Временного правительства, народные массы рассматривали Советы как единственно законные органы власти и оказывали им всяческую поддержку Временное правительство не собиралось отказываться от внешнеполитического курса царизма в вопросах войны, ибо оно являлось выразителем аннексионистских стремлений буржуазно-помещичьих кругов России. В. И. Ленин отмечал, что министры Временного правительства не случайные люди, а «представители и вожди всего класса помещиков и капиталистов»{33}, что к власти они пришли «в интересах продолжения империалистской войны, в интересах еще более ярого и упорного ведения ее»{34}. Не случайно в новом правительстве портфель министра иностранных дел был доверен лидеру партии кадетов П. Н. Милюкову, стороннику продолжения захватнической политики царизма. 7 (20) марта Временное правительство обратилось к населению России с воззванием, в котором заявляло, что оно «приложит все силы к обеспечению нашей армии всем необходимым для того, чтобы довести войну до победного конца», «будет свято хранить связывающие нас с другими державами союзы и неуклонно исполнит заключенные союзниками соглашения»{35}. Крупная буржуазия, добившись власти, стремилась сохранить за собой вооруженные силы. Они были ей необходимы для упрочения своего господства внутри страны и продолжения войны. Важным шагом в этом направлении являлось выдвижение к руководству армией и флотом преданных новому правительству людей. Наиболее ответственные посты военного и морского министров были переданы в руки октябриста А. И. Гучкова. А. М. Зайончковский характеризовал его как человека, который, отличаясь «большим самомнением и решительностью», проявил «полное непонимание сути военного дела»{36}. Вряд ли такая оценка точна. [294] Бесспорно лишь одно, что Гучков был верным слугой своего класса, одним из убежденных проводников реакционного курса внутренней и внешней политики Временного правительства. Значительным мероприятием Гучкова как главы военного и морского ведомств России явилось увольнение и смещение со своих постов до 60% лиц высшего командного состава действующей армии, названных им поименно. Среди них были главнокомандующие фронтами и армиями, начальники штабов фронтов и армий, командиры корпусов. Было снято с должностей много начальников дивизий и других лиц{37}. Все это имело главной целью обеспечить более надежное руководство армией со стороны Временного правительства. Особое внимание было обращено на укрепление верховного главнокомандования. О замыслах буржуазных кругов в этом вопросе мы узнаем из письма М. В. Родзянко, возглавлявшего Временный комитет Государственной думы, к министру-председателю Временного правительства князю Г. Е. Львову от 18 (31) марта 1917 г. Напоминая о том, как действующая армия приняла наступившие события, автор сообщал: «... для меня совершенно ясно, что только Юго-Западный фронт оказался на высоте положения. Там очевидно царит дисциплина, чувствуется голова широкого полета мысли и ясного понимания дела, которая руководит всем этим движением. Я имею в виду генерала Брусилова, и я делаю из наблюдений моих при многочисленных своих поездках по фронту тот вывод, что единственный генерал, совмещающий в себе как блестящие стратегические дарования, так и широкое понимание политических задач России и способный быстро оценивать создавшееся положение, это именно генерал Брусилов»{38}. После Брусилова наиболее способным военным деятелем Родзянко считал генерала Поливанова. «Эти два выдающиеся государственные умы, — писал он, — поставленные во главе нашей доблестной армии, с придачей им тех помощников, которые ныне существуют, — умные, знающие и уважаемые генералы Клембовский и Лукомский, — и составили бы то ядро военного Верховного командования, которое единственно, с моей точки зрения, способно вывести страну и армию из бедственного положения. Если при такой комбинации учредить обязательные еженедельные военные советы из начальников фронтов совместно с вышеупомянутыми лицами штаба, то надежда на благоприятный исход кампании не должна считаться потерянной. Сообщаю вам это на тот предмет, что, быть может, еще не поздно изменить принятое решение и не оставлять армию в руках командующего, который несомненно со своей задачею не справится»{39}. [295] Однако к этому времени уже состоялось назначение на пост верховного главнокомандующего вместо вел. кн. Николая Николаевича М. В. Алексеева. Возглавляемый Родзянко Временный комитет Государственной думы заявил протест. 19 марта (1 апреля) 1917 г. на своем заседании он специально рассмотрел вопрос об изменениях в высшем военном руководстве. Членами комитета было отмечено, что предыдущая деятельность генерал-адъютанта Алексеева в роли начальника штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта, затем главнокомандующего армиями Западного фронта и, наконец, начальника штаба верховного главнокомандующего, а равно и отношение к вопросам внутренней политики, свидетельствующее о непонимании им настоящего момента, не давали уверенности в успешном осуществлении им задач верховного командования армиями. Постановление комитета гласило: «Признать: 1) что в интересах успешного ведения войны представляется мерою неотложной освобождение генерала Алексеева от обязанностей верховного главнокомандующего; 2) что желательным кандидатом на должность Верховного главнокомандующего является генерал Брусилов; 3) что назначения на должности начальника штаба Верховного главнокомандующего и генерал-квартирмейстера должны быть производимы Временным правительством по соглашению с Верховным главнокомандующим и 4) общее руководство ведением войны, за исключением стратегии, управления и командования всеми сухопутными и морскими силами, должны быть сосредоточены в руках Временного правительства»{40}. При такой позиции Временного комитета Государственной думы положение М. В. Алексеева не могло быть прочным. Требовался лишь повод для снятия его с должности. Вскоре он был найден. 7 (20) мая 1917 г. открылся Всероссийский съезд офицеров армии и флота. Он высказался за поддержку Временного правительства, за продолжение войны, за наступление на фронте, за ограничение деятельности войсковых комитетов. На съезде выступил М. В. Алексеев, который назвал «утопической фразой» программу мира без аннексий и контрибуций, выдвинутую большевиками, и требовал установления сильной власти{41}. Его речь вызвала возмущение рабочих и солдат. 22 мая (5 июня) Временное правительство сняло Алексеева с поста верховного главнокомандующего и назначило вместо него А. А. Брусилова{42}. Эта мера была продиктована стремлением реакционных кругов буржуазии поставить у руководства разлагавшейся армии популярного и способного генерала. Немаловажную роль сыграла также решительная поддержка Брусиловым внешней политики Временного правительства. В лице выдающегося полководца русская буржуазия [296] надеялась иметь послушное орудие для осуществления своих империалистических замыслов, а заодно и для расправы с революционным движением внутри страны. Если решение вопроса об укреплении руководящего звена русской армии не представляло для Временного правительства сколько-нибудь серьезных трудностей, то удержание в своих руках основной солдатской массы было делом более сложным. Революционные события оказали огромное влияние на армию. Начался процесс ее демократизации. Важную роль в этом сыграл приказ № l от 1 (14) марта 1917 г., изданный Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов по гарнизону Петроградского военного округа. Он предписывал во всех воинских частях немедленно выбрать комитеты из представителей от нижних чинов, а также избрать, где это еще не было сделано, по одному представителю от рот в Совет рабочих депутатов. В политическом-отношении воинская часть подчинялась Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам. Распоряжения, исходившие от Государственной думы, подлежали исполнению только в том случае, если они не противоречили приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов. Приказ устанавливал демократический порядок во взаимоотношениях солдат и офицеров{43}. Приказ № 1 оказал огромное революционизирующее влияние на солдат действующей армии и тыловых воинских формирований. 4 (17) марта в своем донесении вел. кн. Николаю Николаевичу М. В. Алексеев писал: «Главкосев телеграфирует, что Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов издан приказ № 1 Петроградскому гарнизону о выборах комитетов из представителей от нижних чинов, о главенствующем значении самого Совета и взаимоотношениях между офицерами и нижними чинами. Приказ этот распространяется в воинских частях и вносит смущение в умы»{44}. Под влиянием приказа усилилось движение солдат и матросов за демократизацию армии и флота. Повсеместно в воинских частях и учреждениях стали создаваться комитеты, которые были органами самоуправления солдатских масс. В своей деятельности комитеты зачастую шли дальше требований приказа. Положение в вооруженных силах России беспокоило высшее военное руководство. В апреле 1917 г. Алексеев писал военному министру: «В армиях развивается пацифистское настроение. В солдатской массе зачастую не допускается мысли не только о наступательных действиях, но даже о подготовке к ним, на каковой почве происходят крупные нарушения дисциплины, выражающиеся в отказе солдат от работ по сооружению [297] наступательных плацдармов»{45}. В другом письме, адресованном главе Временного правительства, Алексеев предлагал: «Правительству крайне необходимо срочно вполне определенно и твердо сказать, что армии никто не смеет касаться и что все распоряжения должны производиться через верховного главнокомандующего»{46}. Стремление народных масс к миру отчетливо проявилось в дни апрельского кризиса. 18 апреля (1 мая) Временное правительство послало союзникам так называемую «ноту Милюкова», в которой говорилось о том, что Россия будет строго соблюдать свои обязательства до решительной победы. Опубликование ноты в печати вызвало возмущение народных масс против внешней политики правительства. 20-21 апреля (3-4 мая) в Петрограде, Москве и других крупных промышленных центрах прошли массовые демонстрации. Милюков и Гучков были вынуждены уйти в отставку. В состав Временного правительства буржуазия согласилась ввести 6 министров-социалистов от соглашательских партий меньшевиков и эсеров. Раскрывая смысл этой меры, В. И. Ленин писал: «... 6-го мая «коалиционное» министерство с участием Чернова, Церетели и К° стало фактом... Капиталисты потирали руки от удовольствия, получив себе помощников против народа в лице «вождей Советов», получив обещание от них поддерживать «наступательные действия на фронте», т. е. возобновление приостановившейся было империалистической, грабительской войны»{47}.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Февральская революция и вопрос о войне» з дисципліни «Історія першої світової війни 1914-1918»
