В приложении лит. В53 князь Горчаков подчеркивал, что Австрия, несомненно, вновь поднимет вопрос об освобождении нами княжеств. Она может сделать это в форме, оставляющей открытой возможность дальнейших переговоров, или в форме решительного требования, несовместимого с нашей военной честью. Князь Горчаков советовал в этом последнем случае не давать никакого ответа, но покинуть княжества, развернув армию у Прута. Такой образ действий, не связывая нас ничем в будущем, поставил бы Австрию в крайне затруднительное положение, которое заставило бы ее вскоре искать исхода в мирных переговорах уже по ее личному почину. Эти мысли князя Горчакова получили полное одобрение государя, который испещрил труд нашего посла в Вене собственноручными пометками: «fort bien», «parfait» и «juste». 164
Эвакуация наших войск из княжеств совершалась молчаливо, как необходимая стратегическая мера, без принятия каких-либо обязательств и без какого-либо дипломатического акта, который мог бы свидетельствовать, что она происходит в удовлетворение чьим-либо требованиям. Армия князя М. Д. Горчакова отходила на Прут, никем не преследуемая и не разбитая, во всеоружии и в полном спокойствии, имея целью занятие новой стратегической позиции, которая была избрана верховным ее вождем для отражения возможного нападения с Запада. Австрийский кабинет был уведомлен о начавшейся эвакуации лишь несколькими словами князя Горчакова, подтверждавшими только сам факт отхода наших войск из княжеств. Граф Нессельроде телеграфировал князю Горчакову в Вену54, что «эвакуация должна быть рассматриваема как стратегическая необходимость и ни в каком случае — как уступка Австрии». Нашему послу поручалось заявить Венскому кабинету, что выступление русских войск из княжеств лишает сосредоточение австрийских сил всякого мотива, и если оно будет продолжаться, то наше правительство вынуждено будет усматривать в этом признак воинственных стремлений и не замедлит со своей стороны принять соответствующие меры. Князь Горчаков уведомил наш Кабинет в ответ на эту телеграмму55, что известие об эвакуации произвело в Вене благоприятное впечатление, и отметил, что решение государя «удесятерило силу нашего политического и военного положения». Но император Николай не так легко уже поддавался уверениям Австрии в ее добрых чувствах. «Faites savoir à Gortchakoff,— пометил государь на докладе графа Нессельроде,— que je n’ajoute aucune foi à la sincérité de l’Autriche; qu’il se tient fortement en garde de surprise et suit en tous points le programme de la note Lit. B, que j’adopte complètement»56. Граф Буоль, приняв к сведению наше сообщение об эвакуации и выразив свою радость по этому поводу, заявил, в свою очередь, князю Горчакову, что Австрия намерена для охранения в них порядка ввести в Валахию две бригады своих войск и желала бы осведомиться, насколько это соответствует видам императора Николая57. Государь повелел немедленно ответить, что он не входит в вопрос о том, займут ли австрийские войска княжества после нашего ухода, так как эвакуация происходит единственно потому, что государь признает ее своевременной, а не по каким-либо другим мотивам58. Князю Горчакову вновь рекомендовалось при этом неуклонно держаться позиции, выработанной в его записке лит. В и блюсти полную осторожность. Наш образ действий вызвал в венских политических кругах ту тревогу, которую предвидел князь Горчаков и на которую указывал в своей записке. Генерал Гесс старался в беседе с нашим военным 165
агентом графом Штакельбергом уверить, что эвакуация войск повлекла за собой приостановку сосредоточения или даже отвод австрийских войск от наших границ, но в то же время он предостерегал, что дальнейшие мероприятия в этом направлении последуют лишь после более подробных объяснений нашего Кабинета в письменной форме, а не путем сообщения краткого содержания телеграфной депеши59. Граф Штакельберг выражал со своей стороны мнение, что указания генерала Гесса о принятии австрийскими военными властями мер для приостановки подготовки к войне несущественны, так как подготовка в действительности продолжается. Он полагал, что нам и впредь следует держаться выжидательного образа действий, чтобы заставить Австрию или разоряться на непосильное для нее содержание на военном положении крупных сил, или броситься в войну, которая приведет ее к банкротству и революции60. Несомненно, что Венский кабинет сознавал всю опасность двойственности своей политики, которая привела к крайнему напряжению его отношений с нами. Поведение, которого придерживался князь Горчаков в вопросе об эвакуации, ясно показывало австрийским государственным деятелям, что Венский кабинет не может более рассчитывать ни на какое доверие в Петербурге. Это сознание отчужденности в связи с заботой противодействовать во имя австрийских интересов росту нашего влияния среди славян и вообще на Балканском полуострове привело Венский кабинет к более тесному единению с западными державами. Оно выразилось в сделанном графом Буолем заявлении французскому и английскому правительствам, которое стало нам известно через Берлинский кабинет61. В этом заявлении граф Буоль излагал содержание четырех пунктов и потом добавлял: «Нижеподписавшийся уполномочен заявить, что его правительство принимает к сведению решение Франции и Англии не входить с императорским Российским двором ни в какое соглашение, которое не заключало бы со стороны этого двора полного и безусловного признания вышеприведенных четырех пунктов. Венский кабинет обязуется также не входить в переговоры иначе как на указанном основании, оставляя, впрочем, за собой право свободной оценки условий восстановления мира в том случае, если бы Австрии самой пришлось принять участие в войне». Князь Горчаков сообщал частным образом канцлеру62, что, руководствуясь данными ему указаниями, он принужден призвать на помощь все свое хладнокровие, чтобы сохранить с австрийскими министрами корректные отношения. «Я решил сделаться,— писал он,— только абстрактным принципом долга. Если бы я слушался лишь моей плоти и крови, если бы я не сдерживал кипения моего национального чувства, то мне, как и Мейендорфу, невозможно 166
было бы не выражать возмущения, которое вызывается каждой новой с ними беседой». На нашего посла успокоительно действовали только известия о том, что сам император Франц-Иосиф был убежден в устранении опасности благодаря свершившемуся освобождению нами княжеств. «Сердце императора Франца-Иосифа,— писал князь Горчаков,— преисполнено радости». Однако из содержания письма нашего посла было видно, что одного этого утешения ему было мало. Он сравнивал свое положение с положением графа Эстергази в Петербурге, которому также приходилось прикрывать корректными внешними формами напряженность действительных отношений.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Парад союзников» з дисципліни «Східна війна 1853—1856»
