Русские социологи и историки (В. Евреинов, Н. Коркунов, В. Ключевский, А. Градовский, К. Кавелин, Е. Карнович, Б. Чичерин, М. Ольшевский, Б. Бразоленко, М. Александров, В. Ивановский, В. Мачинский, Н. Рубакин, М. Батыров, П. Берлин), пытавшиеся понять феномен русской взятки, видели ее причины в материальной необеспеченности чиновников, особенно нижних рангов, огромной территории страны, в неэффективности социального контроля, отчуждении чиновника от общества.
Действительно, как показали уже дореволюционные исследования, значительная часть российских чиновников, занимавших нижние и отчасти средние этажи административной пирамиды, материально нуждалась, не имела гарантий занятости и отличалась нестабильность положения. Когда мздоимцев привлекали к суду, в качестве своего оправдания те указывали именно на это обстоятельство.
Традиция давать подношения должностным лицам в нашей стране уходит корнями в систему «кормлений», сформировавшуюся во времена Московского великого княжества (XIV-XV вв.). Доверенные лица великого князя или государя, занимавшие управленческие должности, не получали тогда жалованья из казны. Вместо этого их отправляли в города и волости, где местное население было обязано содержать («кормить») государевых посланников весь срок службы. «Кормленщики» собирали подношения как натурой (хлебом, мясом, овсом и сеном для лошадей и т.д.), так и деньгами. В их карман шли судебные пошлины, пошлины за право торговли и другие выплаты. Судя по летописным источникам, произвол и злоупотребления носили массовый характер". В допетровской Руси вся местная власть — воеводы и их штат — не получала казенного жалованья от московской власти и лично устанавливала поборы на собственное содержание. Естественно, кто давал регулярно и обильно, получал от начальства «снисхождение». Петр I признал институт «кормления» пагубным, но назначенные им оклады чиновникам (даже губернаторам) выплачивал нерегулярно, не полностью и т.п., что неизбежно гальванизировало систему «кормления» и подношения. Только при Екатерине II после пугачевского бунта, выявившего многие дисфункции управления, окончательно был решен вопрос о постоянной (ежемесячной) и несколько увеличенной оплате труда чиновников12. Но различия, и притом немалые, в окладах нижних, средних и высших чинов сохранились. 1' Боханов А. Взятка стара, как мир // Аргументы и факты. 1997. № 10. 12 Голосенко И.А. Феномен «русской взятки»: очерк истории отечественной социологии чиновничества // Журнал социологии и социальной антропологии. 1999. Т. II, № 3. С. 107-108. 84В Мздоимство процветало в казенных учреждениях России. Русское чиновничество первой половины XIX в. состояло «из людей не только неразвитых, но сплошь и рядом малограмотных, образованнейшими среди которых являлись неудачники семинаристы, почему-либо не попавшие в духовное звание и перескочившие на службу гражданскую... Все это была нищета, гнавшаяся за куском хлеба, а так как этот кусок казной оплачивался более чем скудно, то каждый и заботился только о том, чтобы извлечь из своего служебного положения наибольшую выгоду. На этой почве разрасталось до невероятных пределов взяточничество как единственный источник, могущий обеспечить беспечальное житье, к которому весь этот наголодавшийся люд так стремился. Жалованья, получаемые чиновниками во всех (казенных) учреждениях, были до смешного малы. Писцы правительственного сената, этого высшего государственного учреждения, получали... менее городовых [оклад которых был 3 руб.]... В этом отношении ни одно из министерств не представляло исключения. Старшие землемеры, кончившие по первой степени и получившие звание инженера, получали по 25 руб.; их помощники, окончившие семь классов Межевого института, — 12 руб. 50 коп. в месяц... А ведь весь этот служилый люд имел семьи, которые требовалось кормить, и каждому из них предстояла неразрешимая дилемма: или погибать с голоду, или к получаемому жалованью еще что-либо промыслить. Это вполне сознавало и правительство и поневоле должно было сквозь пальцы смотреть на взяточничество, преследуя его лишь в тех случаях, когда оно переходило в открытый грабеж. Таким образом, доходы считались принадлежностью той или иной должности, которая сообразно этому и оценивалась не по окладу жалованья, а по количеству доходов, какие на том или другом месте можно было извлечь»13. Доскональное изучение доходов управленцев провел Н. Рубакин. Опираясь на данные переписи населения 1897 г. и ряд других официальных документов, он установил, во-первых, общую численность чиновничества (она составляла 435 818 человек14), во-вторых, резкое расслоение этого класса. Оказалось, что 91 204 из них, т.е. меньше четверти, получали содержание более 1000 руб. в год, у оставшихся 70% выходило существенно меньше15. Встречались, как их именовали в печати, настоящие «рабы государственной службы», получающие всего 7 руб. в месяц. Между тем на рубеже XIX— XX вв., с неизбежными колебаниями в ценах, фунт (около 400 г.) хлеба стоил 4 коп., фунт говядины — 10 коп., десяток яиц — 40 коп., фунт сливочного масла — 75 коп. Государственные чиновники получали «квартирные деньги» в размере '/5 жалованья, но, как показало исследование квартирного вопроса в среде чиновничества, проведенное Н. Бенедиктовым, этих добавок не хватало, рядовые чиновники ютились в малопригодных для жилья помещениях — сырых, темных, без удобств16. Случалось, рядовые чиновники, не попав в число «любимчиков» у начальства, годами не получали положенный отпуск17. Оклады чиновников, при постоянном удорожании жиз- 13 Козлинина Е.Н. За полвека. 1862-1912. Воспоминания, очерки и характеристики. М., 1913. С. 10—14. 14 В 1890 г. в США управленческий аппарат был чуть ли не в 2 раза больше — 743 367 человек. 15 Рубакин Н.А. К статистике русского чиновничества // Спутник чиновника. 1912. № 4. С. 1—2. 16 Бенедиктов Н. Жилищная нужда чиновников // Спутник чиновника. 1911. № 4. С. 21—22. 17 Дело в том, что «Устав о службе гражданской» разрешал предоставлять чиновнику отпуск по усмотрению начальства. 847 ни, росли медленно, а пенсия была такова, что не давала приличествующего существования. Уверенно чувствовала себя лишь высшая бюрократия — те 65 тыс. человек, которые в 1910 г. получали более 2 тыс. руб. Последние, выйдя в отставку, получали значительную долю пенсионного капитала, выделяемого в государственном бюджете. Русское чиновничество получало значительно меньше того, чем их зарубежные коллеги, но, как правильно полагает И.А. Голосенко, взяточничество и тогда было международным явлением. Следовательно, его корни надо искать другом. Действительно, на Руси взятки брали и бедные, и богатые — только в разных масштабах. Коррупция, казнокрадство и взяточничество поразили и социальные верхи. «Гагарин был казнен, Нестеров казнен, Курбатов умер перед судом, Шефиров едва избег смертной казни, Меншиков держался только благодаря заступничеству императрицы»18. А ведь это все лучшая часть «птенцов гнезда Петрова». Общественное мнение признало взятку негласной и обязательной статьей доходов чиновников всех рантов — от рядового до сановного. Отношение к должности как к «пожалованию для личного обогащения» превратилось у «кормленщиков» в устойчивую традицию, передающуюся из поколения в поколение19. Менялись кадры, покрой мундиров, технология делопроизводства и даже общественные уклады, приходили и уходили цари, но неизменным оставалось право российских столоначальников дополнительно к выдаваемому государством окладу «подкармливаться» за счет населения. Сенатские ревизии 1910—1913 гг., закончившиеся шумными судебными процессами, показали, что у чиновничества (особенно высшего) существовали «неофициальные, аферистические, уголовно наказуемые источники доходов, которых нет в распоряжении других общественных групп, и размеры этих доходов были отнюдь не незначительные»20. Согласно выводам Голосенко, основательно изучившего историю русской взятки, не меньшую роль сыграл фактор отчуждения. Чиновников не любили всегда. Как только их не именовали: «канцелярская крыса», «чинодрал», «приказная строка», «крапивное семя», «кувшинное рыло», «окурки», люди типа — «чего изволите» или «нос по ветру», «чернильные души», «чернильное дворянство», «лютое отродье». Чиновники отвечали не только за свой непрофессионализм, но и за весь институт власти, доверие к которому народ не питал. В начале XX в. Э. Берендс писал, что незатухающее недовольство государственной властью, постоянные нарекания в адрес чиновничества ввиду отсутствия честности сопровождают всю русскую историю21. Чиновник как носитель и представитель нелюбимой власти был буквально растворен в пространстве отчуждения: его не баловало своим вниманием государство, унижало начальство, третировало «общество», боялся про- ls Градовский А.Д. Начала русского государственного права // Собр. соч.: В 9 т. Т. 9. СПб., 1904. С. 471. 19 Катаев И.М. Дореформенная бюрократия: По запискам, мемуарам и литературе. СПб., 1914. С. 15. 20 Рубакин НА. Указ. соч. С. 4. 21 Берендс Э.Н. О прошлом и настоящем русской администрации. СПб., 1913. С. 5-6. 848 стой народ. Из-за постоянного нравственного унижения человек постепенно превращался в нравственное ничтожество. А это снимало все психологические барьеры на пути к тому, чтобы просить, требовать, брать. В опросах и письмах в редакции разных журналов эти чиновники характеризовали самих себя словами «рабы», «плебеи», «парии», «пасынки России». Социально-психологической компенсацией собственного нравственного ничтожества являлось нравственное унижение тех, кто был слабее. Так формировалась психология российского чиновничества. Психологическое уродство подобной атмосферы подметил еще Ф.М. Достоевский, который писал, что каждая «ничтожность» на канцелярском стуле смотрит на просителя
Юпитером, испытывая наслаждение от страдания людей, попавших под «нелепость буквы» закона.
Высокомерие маленького чиновника по отношению к скромному обывателю было логическим продолжением и превращенной формой того высокомерия, которое к чиновнику выражало титулованное дворянство. Чиновник копировал обращение своего собственного начальства и «чем круче приходилось ему самому, тем сильнее возмещает он оскорбление своего достоинства на обывателе», унижая его самого и — не подозревая об этом — самого себя22. Рубакин, изучая влияние еще одного фактора — географического, обнаружил неравномерное распределение гражданских чиновников по территории Российской империи: в целом по всей стране один чиновник приходился на 150 жителей; в Польше — на 87,4; в Европейской части — на 143,5; на Кавказе — на 312,2. Таким образом, на западе Империи чиновников было в 4 раза больше, чем в центре, в 9 раз больше, чем на востоке (в Средней Азии) и в 20 раз больше, чем в Сибири23. Там, где меньше чиновников, там, естественно, был выше спрос на них. А неудовлетворенная потребность означает одно — очереди в кабинетах и взятки от тех, кто спешил побыстрее решить свой вопрос. А при безнадзорности и произволе это означает социальную деформацию в управленческой сфере общества. О том же предупреждал и А.И. Герцен: чем дальше от центра — тем больше произвола, меньше ответственности перед управляемым народом, а то и полное его отсутствие. При монархическом правлении царскому правительству хватало сил только для центра. Здесь деятельность чиновников в какой-то мере контролировалась. Провинциальное чиновничество, по характеристике Ив. Блинова, это «медлительность, неисполнение распоряжений центрального правительства, лихоимство, прямое воровство и всевозможные злоупотребления»24. Так, в 1834 г. при проверке канцелярий Курской губернии было обнаружено: неразобранных бумаг 280 378, разобранных, но не испол- Гардин А. Чиновник и общество // Спутник чиновника. 1912. № 4. С. 5. 23 Рубакин Н.А. Много ли в России чиновников? // Вестник Европы. 1910. № 1. С. 121-122. 24 Блинов Ив. Губернаторы: Историко-юридический очерк. СПб., 1905. С. 118. 849 ненных — 59 752, неоконченных дел 941325. Правда, столичные города «отставали» не намного. Ревизии 1840—1841 гг. обнаружили полный беспорядок в делах и в ряде столичных департаментов. В одном из них оказалось нерешенных дел до 600, в другом — 375, неисполненных указов более 150026. Ревизии проходили, а беспорядок оставался, ибо принимал форму организационной болезни наследственного характера, одной гранью его было бездействие власти, другой — злоупотребление ею, когда она приступала к действиям27. Многочисленные указы, часто противоречащие друг другу, создавали законодательную неразбериху, в которой обыватель ощущал себя беспомощным, а чиновник видел для себя «источник жизни»28. Процесс «давать — брать» взятку был обоюдным, и к нему привыкали обе стороны — чиновники и просители всех сословий: дворяне, купцы, мещане, крестьяне. Ненормальность, уродливость подобного способа управления переставали замечать, он становился повседневным, как бы естественным, само собою разумеющимся29. Особенностью «русской взятки» было то, что ее перестали стыдиться, а если кто-то и возмущался, его считали неисправимым идеалистом. «Брали губернаторы, председатели гражданских и уголовных палат, брали Б Сенате. Все это узаконилось, вошло в обычай, и проситель никогда не приходил в присутственные места с пустыми руками»30. Историки и социологи, проанализировав разнообразный крут источников, пришли к выводу, что подкуп административного лица есть прочная тради- Врезка Фрэнсис Бэкон (1561-1626) — великий английский философ и государственный деятель. Бэкон происходил из знатного рода, занимался общественной и политической деятельностью: был адвокатом, членом палаты общин, лорд-канцлером Англии. В марте 1603 г. в день коронации Якова I его пожаловали званием рыцаря. В 1616 г. он был назначен членом Тайного совета, на следующий год — хранителем большой печати, в 1618 г. — лордом-верховным канцлером и пэром Англии. В сентябре 1618 г. Бэкон получил титул барона Веруламского. 22 января 1621 г. он отпраздновал свое 60-летие в кругу друзей и почитателей. Через несколько дней лорд Дж. Бекингем торжественно наградил Бэкона титулом виконта Сент-Албанского. Через три дня по инициативе Якова I, остро нуждавшегося в субсидиях, собрался новый парламент. Депутаты высказали свое недовольство ростом монополий (т.е. преимущественное право занятия каким-либо промыслом), с раздачей и деятельностью которых было связано множество злоупотреблений. Комитет нижней па-
латы, ревизовавший дела государственной канцелярии, предъявил обвинение во взяточничестве лорду-канцлеру. Король в своем послании палате общин предложил образовать специальную комиссию по расследованию этого дела из членов обеих палат. Палата лордов поддержала обвинение против Бэкона, и он предстал перед судом, на котором признал свою вину и отказался от защиты. Он был приговорен к крупному штрафу (40 тыс. фунтов стерлингов), лишен парламентских полномочий, уволен из суда. Умер в 1626 г., простудившись, когда набивал курицу снегом, чтобы доказать, что холод обеспечивает сохранение мяса от порчи, и тем самым продемонстрировать силу разрабатываемого им экспериментального научного метода. 25 Дубровин Н.Ф. Русская жизнь в начале XIX века//Русская старина. 1899.№8.С. 161. 26 Катаев И.М. Указ. соч. С. 135-141. 27 Голосенко И.А. Указ. соч. С. 109. 28 Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 65-66. 29 Голосенко И.А. Указ. соч. С. 110. 30 Катаев И.М. Указ. соч. С. 18. 850 ция российского государственного быта, по крайней мере несколько последних столетий. Формы взятки менялись — брали съестным, мехами, крепостными, деньгами, услугами, но сохранялась ее суть как формы злоупотребления властью, как служебного преступления. Историческая устойчивость и поразительная живучесть мздоимства и лихоимства нашли отражение в языке (известны некоторые народные эквиваленты термина: «оказать почесть», «проявить уважение», «мзда», «корм», «добыча», «подарок», «детишкам на молочишко», «вернуть долг», «любостяжательность», «сребролакомство»); кроме того, взятка возбуждала воображение писателей и государственных мужей: «богопротивное лакомство» (Петр I), «произвольное самовознаграждение» (С. Уваров), «служебные сладости» (М. Салтыков-Щедрин)31. С точки зрения современной социологии взятка выступает ложной формой ответной реакции подчиненного на расположение начальника. Во-пер вых, взятка является не оплатой того, что сделано, а авансом, своеобразным выпрашиванием (покупкой) будущих милостей. Во-вторых, взятка не имеет юридических или политических прав на существование. Теоретически, например при монархии, все принадлежит первому лицу, и любой чиновник-взяткодатель, фактически берет государственное добро из одного места и перекладывает его в другое. Государственное лицо покупает за казенный счет то добро, за которое это лицо, собственно, и отвечает. В-третьих, взятка — это откуп, равный обычной чиновничьей отписке, отговорке и т.д. Взяткодатель как бы говорит: я тебе заплатил, и не требуй от меня лояльности или преданности. Деньги заменили чувство верности и исполнительность. Но это неэквивалентный обмен. Во всем цивилизованном мире взяточничество преследуется законом как фактор, нарушающий рациональные принципы управления, вносящий в организацию дисфункции. Один из видов взятки — взятка внутри организации. Такая взятка ставит вышестоящее лицо в зависимость от нижестоящего, ибо должен ответить ему каким-то знаком особого расположения: ускорить решение вопроса или решить тяжбу в его пользу. Взятка часто служит средством сделать карьеру, продвинуться по службе. Но если нарушение равенства среди подчиненных происходит по инициативе нижестоящего, а не начальника, оно подрывает основы иерархии. В конечном счете взятка есть присвоение не принадлежащих подчиненному прав одаривать должностное лицо, покушение на привилегии начальника, косвенный способ распределения богатства (льгот и привилегий) в пользу одних и в ущерб другим. Взятка — социальная форма добровольного унижения. Чем больше чиновник кланяется и умилостивляет вышестоящее лицо, тем быстрее он продвигается по служебной лестнице. Гипертрофированный вид унижение принимает в восточной бюрократии, где у подчиненных существует единственное право — унижаться и смиренно ждать милости, а у начальника — унижать и снисходить. Чиновник в бюрократической организации делает карьеру не обязательно так, как требуют того формальные правила и нормы. В Германии «сделать 31 Голосенко И.А. Указ. соч. С. 106. 851
карьеру» означает для многих чиновников осесть в молодые годы в «доходном» месте. Каста чиновников пользуется огромным преимуществом — они не подлежат увольнению. Чтобы предотвратить возможность подкупа, чиновникам запрещается брать подарки, но этот формальный запрет они успешно обходят, взимая наличными. Издаются строгие инструкции, пресекающие взяточничество. Но чиновников контролируют сами чиновники. Сегодня в России исследования в данной области проводят Институт государства и права РАН и Московский исследовательский центр по проблемам организованной преступности и коррупции, учрежденный Институтом государства и права РАН и Американским университетом (г. Вашингтон). Аналогичные центры есть в Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Иркутске, Владивостоке. Многие исследования, конференции и «круглые столы» проводятся общими усилиями всех центров. Исследованием влияния коррупции на экономику занимаются: Центр по изучению нелегальной экономической деятельности при РГГУ под руководством директора центра Л.М. Тимофеева; Государственный университет — Высшая школа экономики, Центральный экономико-математический институт и др. Анализ состояния коррупции во всем мире оценивает Transparency International. В Глобальном докладе о коррупции Transparency International представляет текущее состояние коррупции во всем мире, анализируя последние достижения в этой области, указывая на возможные решения. Социально-экономическое изучение коррупции и взяточничества сегодня базируется на трех основных методах: статистические исследования, экономет-рический анализ, модельные исследования по динамике коррупции, ее развитию, происхождению. Социологи чаще всего опираются на результаты опросов экспертов, раскрывающих внутренние механизмы взяточничества, опросов населения, характеризующих оценочную и поведенческую стороны явления, анализа статистики и прессы.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
