Как возможно убийство?'Этот почти кантианский вопрос детерминирован биологией. Всякий, кто хоть раз принимал участие в обыкновенной драке, знает, что убить человека, т.е. нанести ему «повреждения, несовместимые с жизнью», не так уж и сложно, но очень трудно это сделать сознательно. Например, почти невозможно заставить себя ткнуть пальцем в глаз противнику: «все нутро» сопротивляется этому. Между тем удар костяшкой среднего пальца в глазницу — один из самых простых и самых действенных приемов самозащиты. Тем не менее нужно «преодолеть в себе нечто», чтобы научиться наносить подобный удар. Точно так же, очень трудно задушить противника, даже если удалось добраться до горла: первые же признаки агонии заставляют разжать пальцы. И, во всяком случае, сильнейшим переживанием является совершившееся убийство. Сам вид трупа — неподвижного, безопасного, уже не способного ничем повредить — может заставить убийцу (вольного или невольного) впасть в тяжелейшую депрессию. Нам кажется, что подобные деликатные переживания — признак нашей «изнеженности и цивилизованности». На самом деле, это — работа тех же самых биологических запретов, которые мешают волку напасть на волка с целью его съесть. Есть все основания полагать, что древним людям было не проще, чем нам, переступить порог «убийства ближнего» — именно потому, что они были ближе к своей биологической основе. Запрет на убийство себе подобного преодолевался с таким же, а то и с большим трудом, чем это приходится делать нам. В принципе, существуют пути, позволяющие обойти «биологическую защиту вида». Природа предусмотрела механизм для временного снятия этой защиты. Он работает только в очень редких ситуациях — например, в момент схватки «не на жизнь, а на смерть». В таком случае, однако, исчезают и многие другие биологические защитные механизмы — притупляется боль, умолкает инстинкт самосохранения. Способность убить «такого же, как я» дается только вместе с готовностью умереть. Это и есть биологическая основа того, что мы обозначили как furor: «исступление», «выход из себя», «готовность-к-смерти». Этот механизм можно запустить двумя способами. Первый — естественный: поставить себя в ситуацию, когда furor «вскипит в крови» сам собой. Отсюда — богатейшая культура оскорбления, вырабатываемая в соответствующих сообществах. Оскорбление врага — особенно публичное, брошенное ему в лицо — предназначается не столько для подавления психики оскорбляемого, сколько для разжигания ярости оскорбителя. При этом молчание, «проглатывание» оскорбления биологически эквивалентно принятию «позы подчинения» в поединке, 694 а ответ на него разжигает в оскорбляющем furor. Отсюда — изощренная, иногда многочасовая перебранка противников перед началом схватки. Отсюда же — и обмен соответствующими жестами, ритуальными ударами, и прочая нехитрая машинерия раздражения. Так запускается механизм соперничества. Кроме того, можно еще использовать обходные пути — разжечь в себе furor искусственно. Простейшим — и хорошо исследованным — средством для этого является особый вид отравления: опьянение. Практически все известные нам с древних времен психоактивные вещества (и прежде всего алкоголь) имеют основной целью именно специфическое помутнение сознания, цель которого — разжигание агрессивности, впадение в ярость, включение/иго/'. С другой стороны, и сам furor может быть использован для иных целей, кроме немедленного нападения на противника. Так, аристотелевский «катарсис» есть не что иное, как переработанный и сублимированный/ш-ог — ужас и ярость, разрешающиеся в катарсической кульминации. Но все известные техники/итог'а не свободны от одного противоречия. Все они имплицитно предполагают, что происходит именно противоборство, т.е. жертва загнана в угол и вынуждена принять бой. Но охота на скрывающуюся, прячущуюся, убегающую жертву требует совсем другого настроя. Она требует прежде всего хладнокровия.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Furor-технология» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
