Согласно современной ведущей мировой тенденции военные не должны брать на себя управление государством, которое считается исключительной прерогативой гражданских. В подавляющем большинстве случаев военное правление оказалось значительно менее эффективным по сравнению с гражданским. На международных социологических конгрессах и конференциях 1990—1993 гг. постоянно звучала мысль о том, что процесс устранения военных от политической власти идет хотя и неравномерно, но повсеместно. В европейских странах этот процесс почти завершен. В Латинской Америке рухнули все военные режимы, что свидетельствует о их несостоятельности в управлении общественными делами. В Азии, где сохраняется немало военных режимов, они также находятся под угрозой. Наиболее 634 распространено военное правление в странах Африки и на Ближнем Востоке, где генералы и офицеры нередко являются главной политической и властвующей силой. Степень обладания военными государственной властью на практике весьма различна — от нулевой до значительной и даже полной. Их властное положение может ослабевать или укрепляться, они могут находиться в подчиненном положении или верховодить во властном механизме, но чаще всего их истинная роль тщательно маскируется. Поэтому уместно говорить о степени милитаризованности власти. В качестве ее объективного критерия надо установить, какое начало — гражданское или военное — определяет государственную политику, выдвижение и смещение высших должностных лиц, изменение механизма управления страной, цели и масштабы применения военной силы в осуществлении политической воли. В качестве решающего показателя степени властвования военных можно рассматривать их влияние на формирование внутренней и внешней политики, государственного бюджета, принимаемые политические решения и постановления, воздействие на состав и деятельность властных структур, зависимость высших правителей от военных. Иногда полагают, и эту мысль неоднократно озвучивали государственные деятели, что подавляющее присутствие гражданских в высших законодательных, исполнительных и судебных органах автоматически обеспечивает им власть, в том числе над армией. Факты говорят об ином. Военные, находясь во властных структурах, обладают влиянием, непропорциональным их численности, если они действительно опираются на поддержку армии. Поэтому политика гражданской власти, если в нее включены представители армии, может стать военизированной. Политики, поддерживаемые армией, обретают подавляющее превосходство над другими. Если при демократическом режиме военные присутствуют в структурах власти, армия неизбежно втягивается в политическую борьбу. Подобные негативные процессы устраняются абсолютным «огражданиванием» власти, т.е. полным отсутствием кадровых военных в высших законодательных, исполнительных и судебных органах власти. Господствует идея, что власть — глубоко невоенное дело. Разумеется, нельзя забывать, что среди гражданских политиков есть немало сторонников силы, именуемых «ястребами». Они способны подогревать воинственные настроения среди самих военных. Это стимулирует силовой подход к решению политических проблем. Так, в политических кризисах и конфликтах 1950—1980-х гг. в странах социалистического лагеря государственные лидеры во главу угла ставили «танковую политику» (за что их справедливо нарекли «танкистами»). В далекой и недавней истории нашей страны военные были определяющей частью правящей элиты. Свое положение они сохраняют и сегодня. Раньше они не подчинялись общим правилам, замыкаясь на высшее лицо — императора, вождя, генсека. Руководители силовых структур, входившие в Совет Министров СССР, начиная с 1970-х гг. фактически не считались с мнением председателей Совмина, не присутствовали на заседаниях правительства и не отчитывались перед ним. Более того, министры обороны, внутренних дел, председатели КГБ являлись членами Политбюро КПСС и по 635 иерархии (прежде всего партийной) были равны главе правительства. Бывший председатель Совета Министров Н. Рыжков вспоминал, что М. Горбачев сразу же дал ему понять, что самолично ведает министрами силовых структур. Подобная практика позволяла военным, с одной стороны, влиять на политику, минуя все промежуточные и высшие органы государственной власти, легче добиваться своих целей, келейно решать дела, а с другой — ставить в зависимость от себя генсека и президента, создавая иллюзию упрочения его личной власти. Исключительное положение военных сохранилось и после августа 1991 г. События конца сентября — начала октября 1993 г. в Москве подтвердили главенствующую роль армии в обеспечении безопасности высшей государственной власти, подогрели политические притязания высшего генералитета. В США вплоть до Второй мировой войны влияние военных было сравнительно слабым. Однако в 1939 г. в рамках федеральной бюрократии баланс сил решительно сдвинулся в сторону военных. На федеральной службе находилось около 800 тыс. гражданских служащих, и 10% из них работали в учреждениях национальной безопасности. В конце войны эта цифра достигла почти 4 млн человек, из которых более 75% были связаны с военной сферой. С появлением ядерного оружия и усилением холодной войны влияние военных усилилось. Военные стали занимать государственные посты, ранее принадлежавшие гражданским. Укрепились связи между крупными военными и бизнесменами. Необычную популярность приобрели выдающиеся военачальники. Участие профессиональных военных в правительстве и, следовательно, в политике и бизнесе было новым феноменом в американской истории. Военные приобрели большее влияние, чем в других западных странах. Это вызвало резкую критическую реакцию общественности. Ученые указывали на милитаризацию правительства, ослабление гражданского контроля, стирание традиционных барьеров между политическими и военными функциями. В дальнейшем доля военных чиновников в правительстве сокращалась, но сохранялось сильное влияние на него через военных отставников, приходивших на государственную службу и в бизнес. Опыт свидетельствует, что самодовлеющая роль военных наносит государству огромный вред и может стать одной из главных причин бедственного положения и низкого жизненного уровня народа. Войну в Чечне, в развязывании которой военным принадлежит главная роль, осуждают 77% населения, а поддерживают только 8—10%. Она больно бьет по уровню жизни. Поэтому в демократических странах установлены незыблемые принципы: верховенство гражданских структур власти над военными; исключение военных из властных политических структур; сведение предназначения армии только к защите общества, но не управлению им; определение государственной политики, в том числе оборонной, гражданскими ветвями власти. Проблема влияния военных на процесс принятия политических решений постоянно обсуждается западными политологами и социологами. Извест- 636 ный американский ученый М. Яновиц отмечает три функции военных в политической жизни общества: представительскую, советническую и исполнительскую. Две последние оставляют некоторую возможность военным оказывать влияние на процесс формирования государственной политики. Яновиц считает, что военное ведомство должно иметь право, как и другие правительственные учреждения, излагать свою позицию и привлекать правительство на свою сторону. Противники данной точки зрения усматривают ее опасность в том, что, во-первых, военные отличаются от гражданских сильным корпоративным духом, а, во-вторых, — и это самое главное — в распоряжении военных всегда остается оружие, за которым надо «присматривать ревнивым глазом». В США привлечение армейских подразделений и национальной гвардии даже на борьбу с пожарами и последствиями природных катастроф инкриминируется учеными и журналистами как «потенци ально опасное расширение полномочий военных». В демократическом обществе «огражданивание» власти означает: а) полное господство гражданского начала в высшей государственной власти — исключение военных из представительных, исполнительных и судебных органов; б) установление гражданской власти над военными, гражданского руководства министерствами обороны; в) разделение контроля над военной сферой между главой государства, правительством и парламентом, а также гражданским обществом; г) принятие решений о применении военной силы гражданскими политиками в строгом соответствии с законами. С процессом демилитаризации общества тесно связан переход гражданских в военные и военных в гражданские. В настоящее время огромное воздействие на политическую, экономическую и духовную жизнь России оказывает переход многих тысяч кадровых военных на путь гражданской жизни. Он существенно отличается от подобных процессов, имевших место в прошлом (после Гражданской войны 1918—1920 гг. и Великой Отечественной войны 1941 — 1945 гг.). Сегодня страна переживает глубокий кризис, происходит смена политической и экономической системы, разрушены бывший СССР и его вооруженные силы, не прекращается острая социально-политическая борьба. Отсюда исключительная политизация перехода военных на гражданское положение, возникновение политически ориентированных объединений офицеров запаса. Различные политические партии и движения стремятся вовлечь их в свои ряды. Сложности перехода кадровых военных на «гражданку», отсутствие специальных служб, которые помогли бы им адаптироваться к новым условиям, толкают их в объятия оппозиционных и экстремистских сил. Исследования показывают, что у кадрового военного, прослужившего 25—30 лет и более, смена менталитета, врастание в гражданскую жизнь и разрыв основных связей с прежней средой происходит в течение 5—10 лет. Очень долгий срок. Не случайно в ряде стран на руководящие гражданские должности бывшим военным разрешают поступать примерно через такой временной период. В 1993—1994 гг. уволено из армии в связи с ее сокращением около 0,5 млн офицеров. Большинство из них — люди в расцвете творческих и физических 637 сил, окончившие один-два вуза. Но их трудоустройство, адаптация к новой жизни значительно усложнены. В стране формируется широкий рынок труда, где нет былого дефицита рабочих рук, нет спроса на военные специальности, высока конкуренция за рабочие места. Диапазон сходства между военными и гражданскими профессиями стал гораздо уже, чем 15—20 лет назад. Подобная ситуация пугает не только офицеров, но и гражданских: ликвидация военных гарнизонов, воинских частей и учреждений сокращает число рабочих мест для гражданских. Во Франции, например, сокращение армии вызывает сильное возражение местных властей. В свое время М. Вебер подчеркивал: при использовании в социологии понятия «армия» важно иметь в виду, что эта форма коллегиальности не является субъектом социального действия. Ей нельзя приписывать волю или мышление. Вторая половина XX в. показала, что армия может быть субъек том действия, иметь свою волю и мыслить самостоятельно. Об этом говорят сотни случаев, когда она самостоятельно выступала в политической борьбе, брала в свои руки власть и управление страной.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Военные в системе государственной власти» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
