Превращенной формой безработицы на полном основании надо считать дефицит рабочей силы. Как известно, в первые годы советской власти в стране существовала безработица, составлявшая в среднем 15%. К началу 1930-х гг. она исчезла, а с конца 1960-х гг. и вплоть до наших дней происходит противоположный процесс — нарастание «пустых» рабочих мест. К 1985 г. резерв рабочих мест достиг 15%. Социализм, уничтожив безработицу, породил совсем иное явление — «превращенную безработицу в форме избытка рабочих мест»45. Б.Н. Беляков дает блестящий анализ социально-экономической природы превращенной безработицы. «На удовлетворение потребности в труде она оказывает влияние иначе, чем ее противоположность — обычная безработица. В чем тут дело? Традиционная 15%-ная безработица обеспечивает 85%-ный уровень абсолютного удовлетворения потребности в труде (исчисляемый как уровень занятости). Но ведь и 100%-ная занятость при 15%-ном излишке рабочих мест обеспечивает относительную удовлетворенность в труде также на уровне 85% (подчеркиваем: не абсолютную, а относительную). В этом случае каждый рабочий имеет место, на 15% менее оснащен- сляков Б.Н. Кому нужны «мертвые души»? (о воспроизводстве рабочих мест) // Социологические исследования. 1988. № 5. С. 33-34. 81 ное, чем это должно было бы быть. Каждый рабочий недополучает в свое пользование основных производственных фондов стоимостью от 1 тыс. до 10 тыс. руб.»46. На первый взгляд все происходит, как в классической пьесе, написанной по сценарию превращенной формы, — на предприятиях не хватает рабочих, везде объявления «Требуются... Требуются...». Но в глубине «сцены» — излишек рабочих мест. Рабочей силы не хватает именно потому, что на большинстве предприятий были раздутые штаты, а это в свою очередь вызывалось недостаточной их квалификацией. Там, где на зарубежном предприятии трудятся двое, на советском — пятеро (уровень производительности труда в советской промышленности ниже, чем в американской, в 2,5 раза). Однако дело не только в производительности труда. Хуже нормативных в СССР и условия труда, поскольку «15%-ная избыточность числа рабочих мест означает, что условия труда основной массы работающих на 15% ниже тех, которые объективно могли бы быть»47. Наличие излишних рабочих мест означает также, что, во-первых, рабочие места заняты работниками, имеющими уровень квалификации ниже нормативного, во-вторых, работникам не обеспечивается право на квалифицированный труд и благоприятные условия труда. Если от явной безработицы в первую очередь страдают те, кто не имеет работы, то от превращенной безработицы — те, кто добросовестно трудится. Оба вида безработицы чуть ли не в равной мере придают (а может быть, выступают следствием этого) рабочей силе товарный характер. «Перепроизводство рабочих мест... создает предпосылки для превращения рабочей силы в товар. Это незамедлительно сказывается на социальной жизни общества, черты товарности приобретают общественные отношения»48. Однако товарность общественных отношений приняла превращенную форму, т.е. общественные отношения являлись таковыми лишь по видимости. Товарность — конкуренция за рабочие места и свободный наем — существовала только для социальной группы, отстраненной от принятия управленческих решений. Иначе говоря, отстраненной от рычагов власти, от возможности контролировать и распоряжаться ключевыми постами в экономике. Что нарушало столь естественный (по крайней мере в теории) принцип социальной справедливости: «верхи» имели доступ к таким постам (значит, к социальным привилегиям), а «низы» — нет. В такой группе оказались рабочий класс, крестьянство и интеллигенция, занятые исполнительским трудом. Им предоставлялось право свободно наниматься на работу, самим искать «место под солнцем», преодолевая подчас неимоверные трудности. Однако в условиях административной системы существует целый набор ^Беляков Б.Н. Указ. соч. С. 34. 47 Там же. 48 Там же. С. 35. 82 санкций вплоть до увольнения, которые применяются по инициативе руководства. Увольнение, т.е. лишение человека права на труд, всегда чревато серьезными осложнениями для исполнителя. Оно могло маскировать самое примитивное сведение личных счетов, месть за критику, освобождение от неугодных работников. Конечно, любое увольнение как-то обосновывалось и вроде бы не противоречило трудовому законодательству. В административной системе руководители и исполнители поставлены в неравные социальные условия (неравные ли это функциональные отношения — одни управляют, другие подчиняются — вопрос иной). Дело в том, что наем на работу и увольнение с работы для этих групп происходит по-разному. Управленцы чаще всего устраивают «своих» людей по знакомству — по звонку или личной рекомендации. Им как бы зарезервированы «теплые места». И увольнение для них — просто перемещение на другую должность даже в том случае, когда ими совершено серьезное нарушение. А большинство исполнителей подвержено действию стихийных сил рынка труда. Между приемом и увольнением полная асимметрия: наем происходит по собственной воле, а увольнение — по чужой. Если бы при социализме действовали реальные (а не превращенные) товарные отношения, то шансы на трудоустройство и увольнение для обеих групп были бы уравнены: перед экономическими законами все равны. Скажем больше: если бы в СССР действовали реальные социалистические отношения, основанные на плановом распределении рабочей силы, то в этом случае их шансы (стало быть, и социальная карьера) были бы также уравнены, ибо теоретически социализм не допускает незаслуженных привилегий даже для руководителей. Они естественны скорее для феодализма и такой его разновидности, как казарменный социализм. Только в первом случае условия социального старта и финиша (наем и увольнение с работы) выравнивают стихийные механизмы, а во втором — планово регулируемые. Оба они, несмотря на их качественное несходство, действуют одинаково справедливо по отношению к индивидуальному работнику. Товарные и социалистические механизмы распределения рабочей силы одинаково сильно привязывают человека к рабочему месту. В первом случае его удерживают конкуренция и безработица, а во втором — отсутствие конкуренции и превращенная безработица. Иными словами, в товарном хозяйстве работает метод экономической привязки к рабочему месту, а в так называемой бюджетной экономике — метод волевой привязки. Недопроизводство и перепроизводство рабочих мест отрицательно влияют на мотивацию исполнителей, усиливая чувство страха и зависимости. Правда, зависимость от безличной рыночной стихии психологически переносится легче, чем зависимость от вполне реальной личности руководителя, узурпировавшего право распоряжаться общественной собственностью. Свободные рабочие места, если они не являются естественной надобностью организации производства, превращаются в личную вотчину руководителя. Административный аппарат, прочно консолидировавшийся (и только поэтому представляющий собой мощную социальную силу), бережет свободные места для «нужных» людей, освобождаясь от «ненужных». По рас- 83 четам специалистов, в конце 1980-х гг. в Советском Союзе насчитывалось 4—5 млн «мертвых душ»49. Их еще называют также «подснежники» или «подставные». В 1981 г. в сфере материального производства Свердловска имелось 32 тыс. пустых рабочих мест. Но половина их была заполнена, хотя рабочих у станков не было. Работники горфинотдела нашли этих людей. Их оказалось 17 тыс. Это были «подснежники», т.е. люди, лишь числящиеся рабочими. Наиболее часто «подснежники» произрастали в аппарате и около аппарата, в профкомах, парткомах, комитетах комсомола, числились инструкторами, художниками, корреспондентами, обслугой на базах и в административных учреждениях, банщиками, шоферами служебных легковых автомобилей, завскладами, кладовщиками... Около трети пустых рабочих мест, созданных за последнюю четверть века и обошедшихся государству в 200 млрд руб., было использовано для образования «мертвых душ», превращенных нехитрой манипуляцией в живых «подснежников»50. Сравнение фиктивных работников с «мертвыми душами» Н.В. Гоголя, проведенное Беляковым в плоскости социологического анализа, вовсе не случайность. Ведь Чичикову «мертвые души» были нужны не только для солидности и веса в обществе, он строил на них реальное экономическое благополучие: через них он стремился получить доступ к государственному финансированию. Советские Чичиковы — управленцы всех мастей (хотя управленцами в подлинном смысле их назвать нельзя, так как управление подразумевает экономию, рациональность, искусство минимальными силами, кадрами достичь наибольших успехов) — создавали фиктивные должности, заполняли их фиктивными работниками, раздували штаты вовсе не от глупости. Чем больше подчиненных, тем выше оклад и сильнее власть. Одно дело командовать батальоном в чине капитана, и другое — полком (пусть наполовину фиктивным) в чине подполковника. В экономическом плане «подснежники» (составлявшие, как мы выяснили, треть скрытой безработицы) — самые настоящие потребители (заработная плата, премии, очередь на квартиру и т.д.), содержание которых относится предприятием на себестоимость продукции51. Но рост себестоимости — это повышение цены тех товаров, которые мы покупаем в магазине. Чиновники, стало быть, удовлетворяют свои служебные амбиции за наш счет. Но не только. За государственный тоже: Чичиковы создают «мертвые души» с реальными рабочими местами, на содержание которых затрачиваются государственные деньги. Превращенная форма страшна не столько потому, что она скрывает истину или видимость выдает за сущность. Беда в том, что человек с удовольствием (особенно, если ему выгодно) поддается на обман, начинает верить в реальность иллюзии, манипулируя видимостью как истиной. Он даже строит на ложных отношениях свои экономические расчеты и модели. Ведь именно так поступали в советское время, когда серьезно обсуждали проблему дефицита кадров, требуя ее научного изучения, быстрых и эффективных решений, наконец, капиталовложений под дутые цифры. А проблема, ока- 49 Беляков Б.Н. Указ. соч. С. 35. 50 Там же. С. 35-36. 51 Аганбегян А.Г. Генеральный курс экономической политики // ЭКО. 1985. №11. 84 зывается, очень простая: надо только вместо превращенной создать нормальную организацию труда.
Если с превращенной формой оперируют как с реальной, то это очевидный признак того, что она приобрела черты какой-то квазисубстанциональности — самостоятельной, хотя и ложной первоосновы вещей. Превращенная безработица увеличивалась как раз тогда (1960-е гг.), когда в стране был пик экстенсивного развития экономики. Пустые рабочие места создавались путем строительства новых предприятий (правда, сейчас появились более изощренные методы). Появление «мертвых душ» — это не просто возникновение несуществующих людей, а появление как бы недееспособных. «Искусственно созданный дефицит рабочей силы предполагал, что те, кто должен прийти на созданные рабочие места, реально существуют, но поскольку претенденты не могли занять рабочие места, которых на самом деле просто не было, то с формальной точки зрения эта рабочая сила признавалась недееспособной»52. В начале 1990-х гг. от социализма наша страна стала переходить к капитализму, но в структуре социального пространства остались превращенные формы. Крайне напряженными стали отношения между наемными рабочими и собственниками. Основные фонды предприятий не обновлялись, оборудование, выработавшее свой срок, выходило из строя, денег на приобретение нового не было. Руководство частных, акционированных и государственных предприятий в буквальном смысле обкрадывало трудовой коллектив, месяцами, а то и годами не выплачивая заработную плату под предлогом отсутствия денег у предприятия, а на эти деньги выстраивая роскошные особняки. Рост всех видов задолженности предприятий составил в 1997 г. около 40%. Сумма просроченной кредиторской задолженности на 1 ноября 1997 г. составила 745 трлн руб. (неденоминированных). Из-за действия системы принудительного списания поступлений от реализации в счет погашения задолженности бюджету сами поставщики продукции не были заинтересованы в легальной оплате своей собственной продукции. С трудовыми коллективами расплачивались натурой — кто чайниками, кто швейными изделиями. Незаинтересованность промышленных предприятий в прямой и легальной оплате стимулировала разрастание, а затем и преобладание бартера, расчетов неликвидными векселями и/или теневой оплаты (платежи подконтрольным продавцу мелким фирмам, созданным специально для ухода от налогообложения и всякого рода обязательных платежей). Откровенный и закамуфлированный (расчет неликвидными ценными бумагами) бартер к концу 1990-х гг. увеличился до 70-80% объемов реализации продукции российских предприятий. Рост долговой и бартерной экономики 52 Беляков Б.Н. Указ. соч. С. 36. 85 по существу означал рост экономики, базирующейся на теневом присвоении доходов, низкой производительности и проедании ресурсов и основных фондов. Специалисты пришли к выводу, что «регулярные невыплаты заработной платы, очень значительные неплатежи, постоянное расширение бартера и вексельного обращения позволяют говорить о том, что все это, с точки зрения рыночной экономики, представляет собой превращенные формы безработицы, масштабы которой в этом случае могут быть оценены как кратные по отношению к официальным данным»53. Российская безработица имеет свои национальные особенности. Официально зарегистрированных безработных на 2001 г. в России было немного: около 1 млн, или 1,4%. Вместе с тем реальное число незанятого населения в стране в 6 раз больше — 8,5%. Но даже и в этом случае показатели безработицы в России существенно ниже, чем в благополучных государствах, не по страдавших от шоковой терапии реформ. Объясняется это тем, что наши граждане чрезвычайно непритязательны в выборе работы и готовы трудиться не по специальности, без каких бы то ни было социальных гарантий, за чисто символическую плату, которую зачастую задерживают54.
Ви переглядаєте статтю (реферат): ««ПОДСНЕЖНИКИ» И МЕРТВЫЕ ДУШИ» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
