В конце XIX в. из-за господства феодальных пережитков Россия значительно отставала в экономическом развитии от промышленных стран Запада. Впрочем, Россия не была одинокой. Вместе с ней подобные трудности испытывали Австро-Венгрия, Италия, Япония. По образному выражению, «эти страны составили второй эшелон, вставший на капиталистические рельсы и отправившийся вдогонку за локомотивами мировой промышленности». Техническое отставание России, затруднившее процесс модернизации, историки объясняют самыми разными причинами. Одни считают, что все дело в наличии дешевой рабочей силы, которая не побуждала промышленность экономить на затратах живого труда, широко внедрять новую технику. Отсутствие конкуренции между фабрикантами и заводчиками за потребителя и лучшие рынки сбыта, также не стимулировало вытеснение ручного труда. Дру- 885 гие видят причины в господстве централизованной системы управления страной, которую современные политологи называют администрированием. Однако существует еще одна, не менее важная причина, о которой историки мало пишут — неразвитость товарно-денежных отношений. Индустриальный труд и товарно-денежные отношения — два взаимосвязанных явления. В России индустриальный труд начал формироваться раньше, чем сложились зрелые товарно-денежные отношения, соответствующие им экономические институты и экономическая инфраструктура промышленности (активность частных капиталов, кредитные учреждения, банковская система). В противоположность этому в Западной Европе индустриальный труд формировался на подготовленной экономической базе. Согласно К. Марксу, общественными отношениями в строгом смысле можно считать только отношения товаропроизводителей, и эти отношения в разные исторические эпохи способны принимать разнообразные формы. Практически они реализуются в обращении товаров и благодаря этому выступают как овеществленные, или вещные, отношения. Вещные отношения и являются цивилизованной формой единства труда и общения: в них труд создает саму общественную связь, которая при действительной реализации должна быть овеществлена посредством денежного знака. В этом смысле социальные отношения в первобытную эпоху, когда не было товарного производства и денег, нельзя называть общественными. Вместе с тем их нельзя называть также цивилизованными отношениями. Если в какой-либо стране сохранился нетоварный уклад, общинные отношения, которые не опосредуются денежными знаками, то ее в строгом смысле также нельзя называть цивилизованной. В дореволюционной России 80% населения составляли общинные крестьяне, не знавшие развитых форм товарного обмена. Таким образом, товарное производство — начальный пункт цивилизованности. Россия неоднократно пыталась встать на путь широкого развития товарно-денежных отношений, и всякий раз дело ограничивалось полумерами. В дооктябрьский период товарно-денежные отношения не охватили основную часть населения — крестьянство. В XX в. новая экономическая политика (нэп), положившая начало широкому развитию товарно-денежных отношений, быстро закончилась, и в начале 1930-х гг. преобладающим вновь стало централизованное управление. Экономическая реформа 1965 г. проводилась половинчато и существенного влияния на производство не оказала. С новой силой вопрос о развитии хозрасчета встал в 1985 г. Программа перестройки экономического механизма ускорения научно-технического прогресса связала воедино два ключевых момента: развитие товарно-денежных отношений и совершенствование технической базы промышленности. Таким образом, была признана неразрывная историческая и логическая связь товарного производства и индустриального труда. Совершенно очевидно, что их развитие порознь невозможно, а если это происходит, то в обществе неизбежно возникают дисфункции. Так и случилось сначала в XVIII—XIX вв., когда развитие промышленности споткнулось о неразвитость товарно-денежных отношений, а затем в 1930-е гг., когда форсированная индустриализа- 886 ция, проходившая одновременно со свертыванием хозрасчета, завершилась созданием натурального по своему характеру экономического механизма. Напротив, в западноевропейских страдах развитие товарно-денежных отношений опережало индустриальное развитие.
Отсутствие политических свобод, конституционная незащищенность граждан, произвол помещиков и низкий прожиточный минимум, обеспечиваемый крестьянину крепостной системой, воспитывали в народе такие черты, как смирение, покорность судьбе, умение довольствоваться малым и воспринимать успех не как вознаграждение за труд, а как случайный выигрыш, подарок судьбы. Постепенно сформировались целые социальные категории, слои, группы общества, «которых страшила собственная необеспеченная жизнь без обязательного авторитета над собой»27. Приемлемое существование и защиту от произвола («обязательный авторитет») обеспечивали чаще всего монастыри. Если предоставлялась свобода выбора между самостоятельной жизнью независимого ремесленника, торговца, мелкого предпринимателя, связанной с риском и неопределенностью, и спокойным существованием полуиждивенца, чуть ли не «захребетника», то многие второй путь предпочитали первому. «Один зажиточный крестьянин с гордостью рассказывал, как его сын, хорошо окончивший школу и научившийся читать по-церковному, пошел в монастырь: «оно, правда, и там есть работа, да зато уже он навсегда спокоен, что при деле состоит, что всегда будет у него и одежда нужная, и пропитание»28. Практика искусственного ограничения материальных потребностей населения явилась сознательной установкой русского правительства, хотя и была вынужденной мерой. Основной вклад в государственный доход европейских стран вносили торговля и промышленность. Процветали они, процветало и государство. Там, где они неразвиты, можно ожидать дефицит бюджета и незначительные отчисления на решение социальных вопросов. Русский экономист Л. Н. Яснопольский сделал тщательный анализ русского государственного бюджета за 1908 г., когда правительству наконец-то удалось сократить дефицит, не прибегая к внешнему займу. Но даже в этом успешном финансовом году государственные расходы на душу населения в России были значительно ниже, чем в Англии и Пруссии. Так, на одного жителя из государственного бюджета тратилось в 1896 г. в Пруссии 27 руб., Англии — 23,4 руб., в России 8,2 руб. За десять лет, т.е. к 1906 г., эти расходы увеличились до 36,2 руб. в Пруссии, до 33,6 руб. в Англии и до 9,8 руб. в России. 27 Русская мысль. 1908, февраль. С. 25. 28 Там же. С. 20-21. 887 Государственные расходы выражают не только уровень развития товарно-денежных отношений в стране, но и, по точному замечанию Яснополь-ского, «ту сумму материальных затрат, которые государство возвращает населению в виде организации его общественной, культурной и политической жизни. Русская государственная организация стоит на чрезвычайно низкой ступени развития. Как и всякая примитивная организация, она к тому же берет несоответственно много сравнительно с тем, что дает». В России развитие товарно-денежных отношений постоянно наталкивалось на безжалостное подавление производительных сил нации, попытки сохранить отжившие привилегии и нерациональную финансовую систему, особенно на поддержание огромного государственного аппарата. Все «казенное хозяйство»,
особенно железнодорожная сеть, находилось в негодном техническом состоянии. На них выделялось крайне мало средств. Степень изношенности оборудования и подвижного состава, отмечали специалисты, резко возросла к началу XX в. Огромных капиталовложений требовали реорганизация армии, развитие сельского хозяйства, реализация общедоступной системы начального образования и многое другое. Государственный бюджет оказался не в состоянии субсидировать даже основные отрасли хозяйства, не говоря уже о развитии запущенных отраслей. Он имел совершенно устаревшую структуру, в которой отсутствовали высокоэффективные статьи дохода, обеспечиваемые интенсивным развитием промышленности и торговли. Для пополнения доходов государство шло самым простым путем — повышало налоги с тех категорий населения, которые легче поддавались эксплуатации и меньше сопротивлялись, в частности с однодворцев, или «чиновников», составлявших низший слой сельского пролетариата. Сводить концы с концами правительству удавалось лишь при одном-единственном условии — «долговременном и искусственном сдерживании потребностей» населения, их «насильственном сжатии». «Ограничение потребностей» в видоизмененной форме сохранилось и в XX в. — практика по принципу дешевой рабочей силы и остаточному принципу субсидирования социальной сферы в период «развитого социализма». Буквально через полгода после того, как большевики взяли власть, т.е. весной 1918 г., Ленин определил курс на свертывание товарно-денежных отношений: замена торговли планомерно-организованным распределением продуктов; расширение сферы безденежного расчета и сокращение денежных расчетов внутри государственного сектора за топливо, сырье, готовые изделия, перевозки и другие услуги. В 1920 г. натуральное хозяйство стало преобладающим фактором экономической жизни, снизилась роль денежной заработной платы, огромных размеров достигли спекуляция, неконтролируемая инфляция, сокрытие ресурсов и т.п. Стало развиваться централизованное снабжение предприятий. Карточное распределение продуктов между рабочими и служащими не стимулировало рост производительности труда. Прекращался обмен между городом и деревней. Технический прогресс остановился, потому что прекратилось развитие товарно-денежных отношений. Правительство большевиков решило отказаться от методов военного комму- 888 низма и в 1921 г. вернулось к принципам товарного производства. Их назвали новой экономической политикой (нэп).
После непродолжительного расцвета товарно-денежных отношений в период нэпа вновь, как это случалось прежде, встала проблема ускоренной индустриализации, которая осуществлялась при нехватке финансовых ресурсов. Где было взять деньги на промышленность? В статье «Политическое завещание Ленина» Н. Бухарин перечислил несколько источников начавшейся в 1920-е гг. в СССР индустриализации: 1) растрата резервов; 2) выпуск бумажных денег с риском инфляции и товарным голодом; 3) максимальное сокращение всех непроизводительных расходов, повышение качественных показателей и производительности труда; 4) переобложение крестьянства. Хотя сам Бухарин вслед за Лениным считал пункты 1, 2, 4 неприемлемыми для советской власти, правительство Сталина взяло за основу именно их. Самый перспективный путь — рационализация производства, повышение культуры труда как способ индустриализации был отвергнут. Вместо продуманной и научно обоснованной политики взяла вверх линия на волевое перераспределение национального дохода между городом и деревней. Последнюю попросту начали грабить. Произвольно занижались закупочные цены на сельхозпродукцию, государственные заготовки осуществлялись принудительными мерами, плановые задания назначались промышленности без учета объективных возможностей, нормой стало некомпетентное руководство финансовой сферой. Для пополнения скудных денежных ресурсов был пущен в ход печатный станок, резко возросла инфляция. Положение трудящихся ухудшилось. К началу 1930-х гг. новая экономическая политика постепенно сходила на нет, хотя еще в 1934 г. по инерции осуждали пренебрежительное отношение кторговле, постулируя, что деньги останутся до завершения первой фазы коммунизма. В действительности же распределение сырья, машин и оборудования уже планировалось в натуральной форме из центра. Отношения между городом и деревней строились на полном попрании принципов хозрасчета и реальной денежной компенсации за сельхозпродукты. Свертывание товарно-денежных отношений большевики объясняли тем, что товарное производство представляет собой исторически отживший способ хозяйствования, инородное тело в организме общественной собственности. Отрицание совместимости товарного производства и закона стоимости с коммунистической идеологией аргументировали общественным характером собственности при социализме.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС И ТОВАРНО-ДЕНЕЖНЫЕ ОТНОШЕНИЯ» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
