Обычно этнография ассоциируется с микроисследованиями социального взаимодействия. В традиции символического интеракционизма искать широкие обобщения в моделях взаимодействия. Результат — это закавыченный контекст. В этнометодологической традиции «внешний контекст» — это воображаемая социальная конструкция, которая делает возможным микровзаимодействие. В третьей традиции микроконтекст — это выражение целостности: тюрьма — выражение исправительного общества, фабрика — капиталистических отношений, бюрократия — рационализации. Структура в целом закодирована в каждой части общества. В развернутом монографическом исследовании ситуация межличностного взаимодействия (лицом к лицу) формируется не только внутренними, но и внешними реальными силами. Общество понимается как совокупность различных взаимозависимых частей, которые взаимодействуют, определяют и укрепляют друг друга. Относящиеся к делу силы определяются тремя способами. Во-первых, заранее определенная теория направляет исследование взаимного учреждения микро- и макрореальностей. Во-вторых, сравнения про- 148 водятся по основным отличительным признакам, объясняемым внешними факторами. В-третьих, каждая микроситуация управляется не только внешними по отношению к ней, но и внутренними, часто неустановленными, смысловыми кодами: в нашем случае — это расовый код сообщества поселенцев. Я мог бы представить исследование замбинизации как проявление общего закона цветного исключения, так как ни один черный не обладает властью над белым. Я мог бы придать этому закону еще большую силу, распространив теорию на преемственность организаций в Соединенных Штатах. Я мог бы обнаружить аналогичные тендерные и расовые линии. И это было бы стратегией обоснованной теории — движение от существенной (субстанциональной) теории к формальной посредством сравнения случаев, которые только кажутся разными. Чем больше различий между случаями, тем возможно более широкое обобщение. Развернутое монографическое исследование ищет случаи, которые слабо отличаются друг от друга, для того чтобы легче было определить источник этого различия. В монографическом исследовании замбинизации было два сравнения: с одной стороны, с африканским прогрессом в прошлом, с другой — с высшими позициями в тогдашнем замбийском правительстве, которые были заняты замбийцами. Я пытался объяснить сохранение цветного исключения, несмотря на демократизацию и формальное прекращение расизма. Я пришел к анализу тех сил в обществе, которые были ответственны за воспроизводство цветного исключения, и к рассмотрению того, как эти силы менялись с течением времени. По колониальному принципу рудниковые компании постоянно пытались «продвинуть африканцев» на позиции, ранее монополизированные белыми, что частично было реализовано в случае со вспомогательными и неквалифицированными рабочими местами. Африканские профсоюзы были раздроблены, большинство их членов было заинтересовано в повышении заработной платы и улучшении условий труда. Главным образом, колониальное государство стремилось не допустить конфликта, начинавшегося, как только ломался механизм индустриальных отношений. Преемник замбийского правительства, не связанный больше с Лондоном, стал еще больше обязан рудниковым компаниям как главному источнику доходов. Хотя белые потеряли формальную политическую власть, у них оставались рычаги давления, так как рудники и правительство зависели от их экспертизы. По этой причине замбийская политическая элита оставалась безвластной эмигранткой на командных высотах медной промышленности, так как не желала полагаться на местную постоянно конкурирующую с ней экономическую элиту. Однако постколониальное правительство вынуждено было реагировать на националистические призывы о том, что замбийцам следует работать в собственной стране. И она реагировала, но не более энергичным продолжением замбинизации, а национализацией шахт, оставив принципы внутренней организации нетронутыми. Следовательно, мы видим, как открытие основного закона — закона цветного исключения — трансформировалось в вопрос, который вывел за пределы собственно замбинизации. Переходя от драмы с преемственностью к силам, действующим в постколониальной Замбии, ничего другого не оставалось, как поднять вопрос о репрезентативности. Я сделал утверждение о характере постколониализма на основании единичного случая. Обоснованно ли это? Обратимся к этому вопросу в следующем параграфе.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Продвижение за пределы социальной ситуации» з дисципліни «Фундаментальна соціологія»
