Стресс сексуальной депривации в местах принудительного заключения
Сексуальность половозрелых неодолима. Но может приобретать удивительные и противоестественные воплощения. Есть индивиды с очень высокой сексуальной потребностью (не всегда сочетающейся с сексуальной сверхспособностью). Лишение сексуального общения и сексуального удовлетворения нередко губительно для таких людей. Молодой человек может оказаться на развилке путей: гетеро— и гомосексуальности. В принудительно мужском обществе возможно «скатывание» к педерастии. Гомосексуальность заразительна — это что-то вроде психического индуцирования. Вот цитата из воспоминания бывшего немецкого военнопленного (еще во время первой Мировой войны) Эдвина Двингера (впоследствии известного немецкого писателя): «Я пугаюсь. Входит Ольферт. Он быстро оглядывается — в комнате никого нет. — Наконец одни... — с принужденной улыбкой говорит он, идет в мой угол, садится на койку. Я с удивлением гляжу. Он медленно поворачивает голову и странно смотрит на меня. — Что вам, Ольферт? — с беспокойством спрашиваю я. Он берет мою руку, кладет ее себе на колени, неуверенно гладит. — Хочу вам сказать, — начинает он. — Но может, вы уже знаете, уже почувствовали это? Я... Нет, это, естественно, не любовь, это нелепость... но нечто подобное... — Он глубоко вздыхает. — Зачем вы не пустили меня к тем бабам? — вдруг прорывается у него. — Тогда бы этого не случилось... — Но что, Ольферт? — спрашиваю я беспомощно. — А ты еще не заметил? Я привязан к тебе, как к женщине... Я больше так не выдержу! Я уже не могу спать, я схожу с ума, да, точно, но я больше не могу... без... Меня бросает то в жар, то в холод. Все ощетинивается во мне. Хотя... теперь не так, как с Турном. Бога ради, что же это? Неужели и я дошел? Я уже не в состоянии противиться, — думаю я отчасти со страхом, отчасти с новым, до тех пор незнакомым возбужденным ожиданием. Руками он опирается на койку справа и слева от моего туловища, нависая надо мной. Руки его дрожат, набухшие вены на его шее пульсируют. Я вижу, как его рот все больше приближается ко мне. Он полный, красный и твердый, верхняя губа чуть дрожит. "Как рот крестьянки!" — отстраненно думаю я. Она словно спасительная соломинка, эта мысль, — я хватаюсь за нее, чтобы не утонуть. Рот крестьянки... рот крестьянки... Этим я что-то хочу внушить себе? Или по какой-то иной причине... — Эдвин! — вскрикивает Ольферт. Я уже несколько лет не слышал своего имени, это не принято среди мужчин и солдат. Последний раз его произносила одна девушка, не так ли?. Но и эта мысль не помогает... Я совершенно беспомощен. Я вижу его большие мерцающие глаза, темные и влажные, с розоватыми веками. И я вижу все приближающиеся губы, слегка приоткрытые... Дрожь ожидания охватывает меня. "Как это произойдет? — думаю я с любопытством. — Никогда мужчина не был в подобной близости от меня... Может, я забуду все, если он это сделает? Может, все забывают, когда делают это? Может, это действует как морфий?. О, морфий был бы как раз для этого времени, мы, "сибиряки", все были бы морфинистами, если бы только могли его достать... И, — продолжаю я думать, — и... если я при этом закрою глаза и буду мечтать о девушке... крестьянской девушке, крупной, грубой, ширококостной?. Может, тогда я смогу это вынести?" Я думаю и о том, что он добр ко мне, этот Ольферт, что он привязан ко мне, как зверь, что он, возможно, нечеловечески страдает, — но прежде чем я все это осознаю, он уже наклонился ко мне и прижался своими раскрытыми губами к моему рту. Несколько мгновений я лежу в оцепенении, когда наступает неожиданное, — внезапно я ощущаю нечто чужеродное, неприятное на моем лице, легкое покалывание, царапанье... "Да он плохо выбрит!" — проносится у меня в голове. В один момент образ крупной крестьянской девушки, который я с закрытими глазами хотел представить в момент его поцелуя, исчезает, проносится... — Нет! Нет! Нет! — Я вырываюсь, толкаю его в грудь, бросаюсь в разные стороны, пальцами нажимаю его глазные впадины. — Отпусти меня, отпусти! Я не хочу... не могу... — стону я в его руках. В этот момент в корридоре мы слышим шаги. Ольферт отпрянул, стремительно бросается к окну и смотрит во двор, повернувшись спиной к двери. — Ребята, — говорит Виндт, войдя, — вы слышали? В лагере нижних чинов кто-то отрезал себе яички — некто Брюннингхаус!» [Дивингер Э.Э., 2004, с. 341-343]. Принудительная сексуальная депривация нередко принуждает к мастурбации. Нередко она истощает до крайности, разрушая не только физически, но и губя интеллект. Но лишение естественных контактов с противоположным полом существенно влияет и на узников с обычной (не повышенной) сексуальностью. "Я верил, что в плену все зависит прежде всего от того, чтобы избежать физической слабости, я узнал, духовное разрушение не только опаснее, но его куда труднее преодолеть. Что нам остается? Ничего, кроме фантазий... Они наш и зеленый лес, и наше прибежище, и наш приют... Но он всегда населен девушками, этот наш лес... Мы мечтаем или говорим — всегда все вращается вокруг того, по чему мы больше всего изголодались: вокруг женщин! И все больше и больше воспаляется наша фантазия, естественное больше не ублажает, удовлетворение уже не в состоянии затушить пожар, он разгорается все сильнее, все бессмысленнее наш мозг играет с тем, что нам мучительнее всего не хватает. Одни уже рассказывают о летаргических снах, другие об ужасных отклонениях"» [там же, с. 346]. Выдающийся психолог Виктор Франкл в своей знаменитой книге «Trotzdem Ja zum Leben sagen* (Несмотря ни на что сказать жизни «Да»), написанной сразу после освобождения из фашистского концлагеря, отметил подавление сексуальности голодом: «Истощение приводило к тому, что во второй фазе пребывания в лагере потребность в пище выходила на передний план в сознании заключенных; им же объясняется и молчание сексуальных влечений. В противоположность тому, что происходит в других закрытых мужских заведениях, например, в казармах, здесь не было тяги к похабничанью, не считая начальной фазы шока. И даже в снах заключенных почти никогда не возникали сексуальные мотивы, хотя любовная тоска и все, что ее сопровождает, — то, что психоанализ называет "стремления с отторможенной целью", — появлялось в сновидениях довольно часто» [Франкл В., 2007, с. 50]. У многих неудовлетворяемая сексуальность усиливает раздрожительность, взаимную нетерпимость, агрессивность, почти неизбежные в тюремной, концлагерной или иной групповой изоляции. Вести из дома, письма любимых женщин, мысли о них — спасительное средство от стресса сексуальной депривации. Что же случается, когда освобожденные люди вернутся домой? «Если первая же женщина, которой мы будем обладать после всего этого, с умом и любовью не излечит и не успокоит нас, мы на всю жизнь останемся с отклонениями — с нами волна половых извращений захлестнет нашу старую родину...» [Дивингер Э.Э., 2004, с. 346]. Мне приходилось психологически реабилитировать семьи моряков-рыбаков, сразу после их возвращения после многомесячных рейсов в составе число мужских экипажей. Проблемными становились и сексуальная грубость, оскорбляющая жен, и временная импотенция возвратившихся мужчин. Необходимо было психологически готовить их жен к встрече. Женщинам приходилось быть и любящей матерью, и скромной любовницей, и податливой наставницей, восстанавливающей сексуальные навыки мужа-моряка. К сожалению, мало изучены страдания женщин, лишенный сексуальной жизни в местах принудительного заключения. [Кон И., 2004].
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Стресс сексуальной депривации в местах принудительного заключения» з дисципліни «Психологія стресу. Психологічна антропологія стресу»
