Начальной фазой творчества всегда бывает нарастание внутреннего психического напряжения. Это предтворческая ступень стресса творчества. Схематизируя чувства, переживания и состояния предтворчества, подразделяем их на основных три вида. Первый проявляется как душевные мучения и даже приступы отчаянья из-за якобы бесплодных напряжений в поисках творческих достижений. Мучения, метания жаждущего их могут мешать (и окончательно помешать) переходу к акту творения. Выдающийся поэт XX в. В.В. Маяковский запечатлел предтворчество в стихах: Я раньше думал — книги делаются так: пришел поэт; легко разжал уста; и сразу запел вдохновенный простак — пожалуйста! А оказывается — прежде чем начнет петься; долго ходят, размозолев от брожения; и тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. Пока выкипячивают, рифмами пиликая, из любвей и соловьев какое-то варево, улица корчится безъязыкая — ей нечем кричать и разговаривать. [Маяковский В., 1955, т. 1, с. 181]. В этих стихах проявлено содержание предтворчества. Интеллект может целенаправленно активизироваться моторикой тела — «...прежде чем начнет петься, долго ходят». Результаты такого замещения — пароксизмы (приступы) безвольного безделья, утраты воли к творчеству — «...размозолев от брожения». Расстройство и отчаяние из-за того, что вместо творческих прозрений в сознании всего лишь «...глупая вобла воображения». Продукт творчества все еще не прояснен, не вербализуем, не воплощен в произведение. Он «...тихо барахтается в тине сердца», вызревая там. И все же предтворчество накаляя, «кипятя» разум, неотступно ведет к цели, ассимилируя актуальные поэтические образы, отшелушивая банальности — «...Пока выкипячивают, рифмами пиликая, из любвей и соловьев какое-то варево». При этом творец уже инкапсулировался в своем внутреннем мире среди своих художественных накоплений. Он одинок, отстранившись от всего окружающего, т. к. оно теперь уже может (или даже пытается) только мешать творчеству — «улица корчится безъязыкая — ей нечем кричать и разговаривать». А.Н. Цибин обращает наше внимание на то, что в словах: «улица мечется безъязыкая» — сосредоточено указание поэта на высокое предназначение творца. «В истории социума наступают моменты неразрешимости накопленных проблем, противоборства безумных сил. И тогда общество ("улица") "мечется" в поисках продолжения своей судьбы. Но без озарившего выход-путь творца (горьковского Данко, поднявшего над темными людьми свое горящее сердце), трагичен конец мучительных метаний. И не только гений искусства может пробудить вдруг у всех понимание вектора нужных устремлений. Научная "улица мечется" с конференции на конференцию и по страницам научных журналов, не освещающих сути истины. Политическая "улица мечется" без лидера-творца из партии в партию и по митингам, лишь выпускающим пар людского энтузиазма и недовольства. В этих словах В.В. Маяковского отчетлива еще одна ассоциация: мятущийся народ со своей мощью, как колокол без языка, пока нет у него гениального лидера» [Цибин А.Н., 2006]. Читатель может упрекнуть автора — правомочно ли обосновывать свои научные суждения, опираясь на стихотворные образы поэта. И правда, известный исследователь творческого мышления B.C. Ротенберг писал: «Многозначный контекст искусства требует для передачи такого же контекста, поэтому лучшие искусствоведческие работы — это не аналитические тексты, а самостоятельные произведения искусства» [РотенбергB.C., 2006]. И все же искусствоведчество бывает неизбежно. Мучительное «предтворческое» состояние может повторяться, прерывая процесс вдохновенного творчества. В ходе многолетних обширных исследований неординарной работоспособности при дистрессе, проводимых в 60 - 70-х гг. XX в. мной обнаружено, что «развитие стрессовых трансформаций мышления может привести либо к уходу от решения стрессогенной проблемы (вплоть до возникновения психопатологических состояний или асоциальных устремлений личности), либо к возникновению инсайтных форм мышления. В последнем случае переход от дискурсивно-логического к инсайтному мышлению часто опосредуется стадией мыслительной растерянности, эмоциональной подавленности, а иногда с переживаниями горя, безвыходности и т. п., что можно рассматривать как стадию псевдоухода от решения стрессогенной проблемы. Такая стадия, как правило, необходима для возникновения мыслительного озарения, инсайтного решения задачи, казавшейся неразрешимой» [Китаев-Смык Л.А., 1983, с. 205]. Инсайтное мышление и креативное творчество подробнее рассмотрим ниже. При другом виде предтворчества в мыслях и чувствах возникает пустота при первых же попытках творить «великое» и «вечное». Человек говорит: «Все забыл, в голове — пусто. А надо ли делать что-либо?» Если после этого вспыхивает вдохновение, то такую невольную пустоту мыслей и чувств можно расценивать как проявление стрессовой психической релаксации, спонтанно возникающей в начале стресса творчества (см. также 2.1.6). Она, снимая эмоциональные перегрузки, готовит мышление к продуктивному творчеству. Третий вид предтворчества проявляется как эустресс у некоторых счастливцев. Безотчетная радость, легкость и беспечность, как волна, подхватывает таких людей и несет к началу акта творения. Наиболее полно предтворческие состояния рассмотрел известный художник-дизайнер А.Н. Цыбин. Изложу его суждения с моими добавлениями, отчасти повторяя изложенное выше. 1. Как и многие писавшие о творческом состоянии, он считает главным условием, обеспечивающим вхождение в него, одиночество творца. Хотя бы на время создания творений их автор должен жить в стрессе социальной депривации. Но отделиться от людей надо не совсем, а лишь как от раздражителя, отвлекающего на себя слишком много душевной энергии. Надо, чтобы сохранялся тонизирующий творца социальный фон его окружения, как легкий раздражитель, напоминающий ему о теме и нужности его творчества. Именно таким был парижский периодЭрнеста Хемингуэя. Он работал — писал — в малолюдном кафе за отдельным столиком. Но беда, если кто-нибудь подходил к нему с навязчивым вниманием — творческий процесс Хемингуэя ломался. Также А.П. Чехов в Ялте оберегал себя от излишнего общения, сохраняя тонизирующие его творчество социальные контакты. Можно вспомнить А.С. Пушкина в Михайловском и П.И. Чайковского на одинокой подмосковной даче и многих других. Предтворческому состоянию бывает полезен несильный кон-фронтационный фон, т. е. легкий стресс сердитости творца на окружающих близких ему людей. Л.Н. Толстой перед погружением в творчество гневался на жену, будто неверно переписавшую его рукописи. Переводчик древнефранцузских стихов А.Г. Нейман, как я узнал во время сеанса психоанализа с ним, сердился на жену «сам не зная за что и почему». И чем острее бывало его раздражение, тем лиричнее получались переведенные стихи. Из работ 3. Фрейда известно, что сексуальный стресс может стать мощной преднастройкой творчества, сублимируясь в него [Freud S., 1908 и др.]. Сексуальное напряжение, сублимируясь в творчестве, привносит наряду с воодушевлением, одухотворенностью, вожделением еще и агрессию эгоизма. А.Н. Цибин обращает внимание на то, что предтворческим состоянием и побудителем к творчеству может стать эйфориза-ция автора благодаря оптимально хорошему его телесному состоянию. Тренированное тело (но не чрезмерно, не для рекордов) и общее здоровье создают ощущение легкого восторга. Однако перерасход физических сил после спортивных достижений блокирует стресс творчества. Нобелевский лауреат, академик И.П. Павлов сообщал, что его творческому настрою способствует игра в городки В ней есть визуальная цель, физическое напряжение, реализующееся в ловкости и точности движений, удовлетворение победой. Выдающийся драматург Артур Миллер находил предтворческий стресс в профессиональной физической работе — он делал массивную мебель для своей виллы. Разные побудители могут объединяться, сублимируясь в творчестве. Об этом у В. Маяковского: Любить — это значит в глубь двора вбежать и до ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, своей силой играючи. [Маяковский В., 1958, т. 9, с. 383]. Поэтом отмечена объединенная сублимация в творчестве сексуальной силы и физической силы. Происходит это «играючи», т. е. без максимального расходования сил. Процесс подкрашен эустрессовой аурой с самолюбованием автора мужской «своей силой», т. е. проявлением вторичных половых признаков. В стихах отражено и творческое одиночество — «в глубине двора», куда требуется «вбежать», надо полагать, активно прорываясь и порывая с чем-то. Творческий процесс сопряжен с трансцендентностью ночной тьмы — «до ночи грачьей» и с особым звучанием пространства — с «грачьими» криками и с победной, сокрушающей агрессивностью поэта — «блестя топором, рубить дрова», с праздничной яростью «блестящих топоров». Образное описание нюансов стресса творчества можно найти у многих поэтов, писателей и мемуаристов. В.В. Маяковский—талантливый аналитик психологии искусства — не одинок среди них. 5. Отличной настройкой на творчество может быть эустресс человека в природной среде с красотой ее ландшафтов, парков, девственных лесов, со сложнейшим разнообразием облаков, струй воды рек, ручьев и водопадов, с ревом и видом морского прибоя. Рекреативные эффекты природы объяснял И.П. Павлов. Основываясь на своем представлении о двух сигнальных системах у людей, он разработал для себя способ настройки на научное творчество. Вечером, после суеты рабочего дня, долго рассматривая художественные шедевры на стенах своей квартиры (медитируя?!), он, во-первых, «стирал» в Сознании дневные впечатления. Во-вторых, напрягая у себя первую сигнальную систему (образно-художественную), давал отдых второй сигнальной системе — вербальной, дискурсивно-логической. После этого академик приступал к научному творчеству, преимущественно напрягая, по его мнению, свою вторую сигнальную систему. Тонизировать творческое состояние могут умеренные экстремальные внешние воздействия (слабые стрессоры): холод, шум. И такие, как неудобная поза: Э. Хемингуэй писал, стоя за конторкой (но редактировал написанное, сидя в мягком кресле). Даже легкий голод способствует творчеству. Эти умеренные стрессоры «подкачивают» творчество как квазиборьбу с неким противником. Для ряда авторов предтворческими стимулами становились симптомы их хронических болезней, преодоление недомоганий обостряло стресс творчества. Известны случаи, когда интенсивному творчеству предшествовало, казалось бы, беспричинно хорошее настроение, ощущение радости, бодрости. Такой эустресс поднимает эмоциональное напряжение автора до уровня необходимого для включения процесса творения. Преддверием к пароксизму, взрыву творчества может стать внезапно возникшее у автора ощущение, что нет никаких толковых идей в голове, мучительное представление о себе как о бездарности, и желание «бросить все!». Этот творческий дистресс следует расценивать как «квазиуход» от решения стрессогенной проблемы. В действительности — это невольная релаксация. В таких случаях требуется упорство в труде. Раньше или позже оно может вновь пробудить вдохновение. Пробуждающая креативность релаксация может быть преднамеренной (например, при трансцендентальной медитации) Наконец, известно множество авторских причуд, магических действий, настраивающих на творчество. Классик французской литературы Виктор Гюго всю жизнь работал за маленьким столиком, на котором написал свое первое, получившее признание произведение. Писал он только вороньими перьями, т. к. гусиными талантливо творить не удавалось. А вот еще пример. Советская писательница Мариэтта Ша-гинян, когда ей не писалось, надевала на голову, как колпак, черный чулок и писала, примостившись на уголке кухонного стола, среди ароматов готовящейся армянской пищи.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Стресс предтворчества» з дисципліни «Психологія стресу. Психологічна антропологія стресу»
