Продуктивное и контрпродуктивное мышление при интенсификации стресса
Стрессовые изменения мышления особенно заметны при постоянной опасности и при стрессе выживания. У меня имелась возможность изучать их в многосуточных экспериментах и в натурных, естественных условиях во время альпинистских восхождений на вершины Кавказа, Тянь-Шаня, Памира и на протяжении многих лет в высокогорных экспедициях. Кроме того, мной проведены регулярные психологические исследования во время двух чеченских войн в конце XX и начале XXI в. [Китаев-Смык Л.А., 1995, 1997, 2001]. Жизнь в опасных условиях активизирует мышление, выводя его на иной диапазон, поднимая на новый уровень функционирования. Главное, что отличает когнитивную сферу человека при постоянной опасности от ее функционирования в обыденных условиях, — это высокий уровень совместной мобилизации рационального и интуитивного мышления. Одно усиливается другим, они сочетаются и как бы переплетаются. Тот, кто сохранил жизнеспособность в суровых условиях жизни, обретает звериное чутье, распознавая врагов и опасности. Такой способности может не быть, она не нужна, в обычных спокойных условиях существования. При постоянной опасности обостряется внимание ко всему вдруг появившемуся, внезапно изменившемуся. Мышление напряженно и легко фокусируется на текущем моменте, потому что здесь и сейчас должна быть готовность спастись — не сделать неверный шаг на горном утесе, заметить лавинную опасность гор, а на войне раньше убить врага, чем это сделает он. При стрессе долгой опасности интуитивное мышление, вспыхивая, освещает рациональные решения, продуманные во время напряженных бдений. Рациональное (дискурсивное) мышление начинает под-питываться мудростью мышления интуитивного. Однако длительный стресс опасности может создавать и контрпродуктивную активизацию когнитивных функций, интеллекта. Это ведет к дезадаптации и мучительному дистрессу. Если не избавить человека, пораженного когнитивным дистрессом от дальнейших экстремальных воздействий опасностями, то он может погибнуть не только из-за своих ошибочных, порочных действий, но и от психических и соматических болезней дистресса. На чеченских войнах в условиях реальных боев мной изучались личности, акцентуированные боевой обстановкой. Среди них были субъекты как с продуктивными изменениями личности, полезные себе и другим, так и с контрпродуктивными [Китаев-Смык Л.А., 1996, 2001 и др.]. Вот некоторые из них. Особенно заметны изменения когнитивной сферы, ведущие к личностным трансформациям на войне во время боев. Большинство солдат и офицеров превращаются в стойких воинов, «тружеников войны». Боевой стресс формирует у них конструктивное взаимодействие рационального и интуитивного мышления, мгновенные обострения внимания. Особенно важна интенсификация у них волевых способностей. Интеллектуальные и волевые усилия «тружеников войны» направлены на выживание. «Неистовые воины», их рациональная отвага, интуитивное опознание друзей и врагов, стойкость, выносливость и интеллектуальная мощь — все это ярко проявляется в критических боевых ситуациях. В остальное время они не выделяются среди прочих солдат и офицеров, хотя всегда готовы к мгновенному включению «боевой неистовости». Для «искателей приключений» война как праздник, как кровавый пир. Опасность срывает с тормозов их рациональное мышление и влечет к себе, потому что пробуждает интуитивную ясность ориентировки в бою, безошибочность действий, ликую щую волю к победе. Хитрые, прозорливые, с пьяной сумасшедшинкой в глазах, выдающей чувственность их мышления, они предпочитают интуитивные решения рассудочным. «Победители страха» постоянно борются с мыслями о своей гибели. Склонны продумывать и создавать смертельно опасные испытания своего мужества. «Профессионалы боя» скоро привыкают к войне как профессионально опасной работе. При боевом стрессе мыслят и действуют, как в любой не военной экстремальной ситуации. Кровь и смерть на войне воспринимаются ими напряженно, лишь по началу создавая стресс. Но есть личности, у которых аморальность войны пробуждает порочность (и контрпродуктивные действия). Переживаемый стресс крови и смерти поднимает со дна души стремление к непозволительным поступкам. Они неудержимо размышляют о том, как преступить границы дозволенного законом и моралью. Кратко опишу некоторых из них. Риск войны притягивает «героических убийц» как игра, где на кон ставятся их жизни. Не осознавая того, они в душе борются с собой, желающим выжить, убивая врага. Они играют и проигрывают чужие, а то и свои жизни, утверждая свое победное достоинство. Страх, пронизывающий их, сладостно распят страстной смелостью надежды на непобедимость их боевых умений и военной расчетливости, интуиции, опережающей выстрел, удар, военную операцию и хитрость врага. Мысли о своей смерти они глушат, нейтрализуя их жесто костью в бою и к побежденным после боя, а то и наркотиками, алкоголем, сексом как триумфом плоти. У «мародеров-грабителей», когда они видят утраты людьми имущества во время войны, возникает в подсознании стремление сохранить хоть что-то... и присвоить, «сохраняя». Так рождаются обдуманные и спонтанные мародерства (с фр. maraudeur — «грабитель трупов») и военные грабежи. И еще. Как потенциальный мародер убивает во время боев владельца приглянувшейся ценности и грабит убитого? У мародера-убийцы не вполне осознанная (в «досознании») мысль: «Ведь его убьют и ограбят другие. Так лучше это сделаю я, чтобы не пропала понравившаяся мне ценность (вещь, сокровище, деньги)». «Барышники войны» — порочные жертвы военного стресса. Наглядные смерти, опасности, разрушения пробуждают у всех людей естественное чувство горя. Но у «барышников войны» оно вытесняется альтернативной радостью возможных, почти бесконтрольных перепродаж военного имущества, трофеев, военных секретов. Радость получения барыша, вытесняя страх перед смертью на войне, оттесняет стыд и, более того, дарит подлое оправдание «барышнику войны». Такое моральное уродство может не проявляться, пока нет смертельного риска и военного стресса.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Продуктивное и контрпродуктивное мышление при интенсификации стресса» з дисципліни «Психологія стресу. Психологічна антропологія стресу»
