Если в социальном (отношение к науке и др.) контексте от расцвета паранауки, в общем, страдает вся наука, то когнитивное воздействие их соседства зависит от особенностей той или иной научной дисциплины. И в этом плане психология занимает особое положение, оказавшись на своего рода пограничной территории между наукой и паранаукой. История науки и всего, что к ней примыкает, свидетельствует о том, что паранаука, как правило, паразитирует на “неустоявшихся” научных дисциплинах, которые еще не достигли достаточной “твердости” научного знания, а, значит, не прочертили четких границ, отделяющих его от псевдо- и пара- “знания”. Так, например, алхимия процветала в средние века, однако ушла в отставку, когда сформировалась химия как наука. Нечто подобное происходило и на территории других естественных наук, которую поначалу занимали различные системы паранаучных (возможно, правильнее сказать, преднаучных) представлений, которые отступали сразу же, как только туда приходила наука. Когда физика или химия дает удовлетворительное объяснение, например, структуры материи, паранаука остается на этом поле не у дел и оказывается вынужденной искать другие территории. Т. е. в общем-то наука вытесняет паранауку из различных областей познания, но при этом не уничтожает ее, а лишь вынуждает перемещаться в другие сферы. Разные науки в различной степени защищены от экспансии паранаучных представлений, и эта защищенность естественным образом коррелирует со степенью их “твердости” (в науковедческом смысле слова, предполагающем разделение всех наук на “твердые” - естественные и технические, и “мягкие” - социальные и гуманитарные), наличием единой парадигмы, разделяемых всем дисциплинарным сообществом критериев адекватности знания и т. п. Психология в этом плане принадлежит к наименее защищенным дисциплинам, не обладая сколь-либо устоявшейся системой дисциплинарного знания, общеразделяемыми основаниями его построения и способами проверки (см.: Юревич, 2000). Это создает благоприятные возможности для встраивания элементов паранаучного знания, подобно тому, как внутренняя нестабильность государств создает благоприятные условия для внешних вторжений. Вместе в тем психология в плане “мягкости” и неотработанности внутридисцплинарного знания и, соответственно, его незащищенности перед внешними вторжениями мало отличается от других социогуманитарных наук, и закономерен вопрос о том, почему паранаука предпочитает паразитировать на психологии, а, скажем, не на филологии. Можно назвать разные причины, например, то, что представители паранауки, профессионально распространяющие всевозможную чертовщину, “в миру”, т. е. в быту, как правило, являются людьми очень даже материалистичными, прекрасно чувствующими, где есть деньги. На филологии много не заработаешь, психологические же проблемы есть у каждого, в том числе и у тех, у кого есть деньги, поэтому паранауку влечет к психологии, а не к филологии. Кроме того, чтобы паразитировать на филологии, нужно, как минимум, уметь читать и хоть немного разбираться в текстах, что ставит на пути многих потенциальных параученых непреодолимые барьеры, в то время как специалистом по психологии может прослыть любой, обладающий психикой, т. е. в общем-то каждый. И здесь открывается еще один, возможно, самый главный канал проникновения паранауки в психологию, вследствие существования которого последняя всегда открыта для паранаучных вторжений. Этот канал цементирован обыденным опытом, имплицитно входящим в структуру любого психологического знания и составляющим основу любых действий, совершаемых профессиональными психологами. В принципе, любой человек являются “наивным ученым” - в том смысле, что он не только ассимилирует, причем не только в школе и в вузе, но и на каждом шагу, научное знание, но и постоянно осуществляет обыденное познание мира, которое имеет немало аналогий с научным познанием. Такой “наивный ученый” не моно-, а кросс-дисциплинарен, он познает различные фрагменты окружающего его мира - как физические, так и социальные, осуществляя познание, релевантное самым различным научным дисциплинам. Но все же некоторые из них явно ближе и доступнее “наивному ученому”, чем другие. Он, кончено, может ставить физические эксперименты, интуитивно фиксируя связь, например, между тем, взял ли он с собой зонт и пошел ли дождь, проводить химические опыты, скажем, смешивая в одном бокале различные спиртные напитки, или заниматься техническим экспериментированием, нажимая на кнопки имеющихся у него бытовых приборов не так, как предписано инструкциями. И все же области естественнонаучного, технического или социального познания куда менее доступны (а, например, в случае технического познания к тому же и небезопасны) для него, чем познание психологическое, реализуемое с помощью интроспекции, межличностного восприятия и т. д., и, если “наивный ученый” лишь эпизодически проникает на территории других научных дисциплин, то с территории психологии он вообще не уходит. С этим связаны как настойчивые попытки отграничиться от обыденного опыта, сопровождающие психологию со времен ее формирования как науки, так и признание значимости для нее этого опыта (Heider, 1958; и др.) а также превращение его самого в объект научного психологического изучения. Психология более близка обыденному опыту, нежели любая другая наука, чем паранаука не могла не воспользоваться. Любой представитель последней - это “наивный психолог”, который постоянно осуществляет обыденное психологическое познание и, в результате, обладает опытом, который при желании, ввиду отсутствия жестких границ между научной психологией и обыденным опытом, можно выдать за научный. В результате, паранаучные воззрения, проникающие на территорию психологии, часто имеют не собственно паранаучное, а житейское происхождение, представляя собой опыт обыденного анализа психологических ситуаций, облаченный в паранаучные категории. Следует принять во внимание и собственные интересы тех личностей, которые действуют и зарабатывают от имени паранауки, причем интересы не только материальные. Для большинства из них, формирующих свои интересы на tabula rasa (определенной профессии, как и сколь-либо серьезного образования у них, как правило, нет), психология намного интереснее, чем, скажем, та же филология, и именно в ней они начинают видеть, причем подчас вполне искренне, свое призвание. К тому же многие из них обращаются к психологии под влиянием своих собственных психологических проблем - личностных иди межличностных, что создает для них еще одну точку притяжения к этой науке. Когнитивная незащищенность психологии от внешних воздействий органически дополняется ее социальной незащищенностью, отсутствием у психологического сообщества сколь-либо четких границ (сейчас кто только не объявляет себя психологом) и барьеров для “чужаков”. Причем в последние годы, например, отечественное психологическое сообщество становилось для них все более открытым, чему имелись три очевидные причины. Во-первых, девальвация психологического образования, появление наряду с “настоящим” психологическим образованием, получаемым посредством пятилетнего обучения в каком-либо вузе (некоторые появившиеся у нас в последние годы вузы, правда, то же трудно назвать “настоящими”), “ненастоящего” психологического образования, распостраняемого всевозможными “сокращенными” психологическими курсами, часто организуемыми теми, кто сам закончил подобные курсы, а, значит, тоже не имеет “настоящего” психологического образования. Во-вторых, неорганизованность психологического сообщества, его разобщенность на академических и практических психологов (см.: Василюк, 2003; и др.) и прочие мало пересекающиеся между собой страты, отсутствие подлинно интегрирующих его организаций, способных выставить барьеры “чужакам”. В-третьих, наше российское общество вообще пребывает сейчас в состоянии характерного для переходных времен социально-статусного “беспредела”, выражающегося, в частности, в том, что сейчас любой гражданин имеет право создать собственную научную ассоциацию или академию вне зависимости от того, является ли он ученым и вообще умеет ли читать и писать. В подобных условиях любое дисциплинарное сообщество проницаемо для дилетантов, но психологическое сообщество, в силу сочетания данного обстоятельства с другими, вышеизложенными, находится в наиболее незащищенном положении. Существует и ряд “особых”, связанных со спецификой развиваемых в психологии исследовательских областей, обстоятельств, делающих ее особо привлекательной для паранауки. В данном контексте необходимо прежде всего упомянуть исследования экстрасенсорного восприятия, которые, будучи выполненными на строго научной основе, так и не дали однозначного ответа на вопрос о том, существует ЭСВ или нет (см.: Хензел, 1974; и др.) Отсутствие однозначного, а, значит, и отрицательного ответа паранаука, а вместе с ней и массовое сознание, поспешили оформить а ответ положительный (тот самый упомянутый выше случай, когда выдвинутые наукой гипотезы паранаука трансформирует в доказанные истины и даже в объяснительные принципы). И вообще такие области исследования, как изучение ЭСВ, являются пограничными между наукой и паранаунаукой и поэтому служат одним из главных каналов проникновения паранауки на территорию, казалось бы, прочно обжитую наукой. Причем причин привлекательности этой области для паранауки, как минимум, две. Во-первых, она очень интересна для обывателя, многократно обыграна в научно-технических романах, кинофильмах и т. п., и, когда представители паранауки подвязаются в этой области, они приобретают прекрасные возможности попасть в фокус общественных интересов, а, следовательно, оказаться и в эпицентре финансовых потоков. Во-вторых, отсутствие однозначного ответа научной психологии на вопрос о том, возможно или невозможно ЭСВ, открывает широкий простор для легитимизации деятельности экстрасенсов. Причем материалистически настроенные люди тоже начинают верить в ЭСВ, во-видимому, поддаваясь не прямому влиянию паранауки (они с нею, как правило, не вступают в прямые контакты), а воздействию СМИ, которые вносят немалый вклад в распространение этой веры. И вообще тема участия СМИ, по понятным причинам, проявляющих обостренное внимание к наиболее «интересному», а не к наиболее достоверному, заслуживает особого обсуждения, которое, впрочем, выходит за пределы основных задач данной статьи.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Пограничная территория» з дисципліни «Психологія і методологія»
