Вычленение стандартной структуры психологических, как и всех прочих социогуманитарных теорий, осложняется типовой формой их изложения. Если естественнонаучные теории излагаются четко и компактно и выражаются, например, посредством математических формул, то гуманитарные - в виде многотомных произведений, в которых собственно теорию нелегко вычленить из сопутствующих ей суждений и размышлений. Однако даже в таком нормативно аморфном контексте стандартная структура психологических теорий прорисовывается вполне различимо. Ее наиболее отчетливо проступающие элементы - центр и периферия, т. е. некоторые базовые идеи и утверждения, образующие ядро теории, и вспомогательные по отношению к нему опыт и когнитивные конструкции. Следует отметить, что наличие центра и периферии свойственно и естественнонаучным теориям, вследствие чего подобное строение можно считать свойством научных теорий вообще, а все существующие в философской методологии науки представления об их структуре так или иначе отдают должное центр-периферийным отношениям. И. Лакатос, например, выделяет “жесткое ядро” и “защитный пояс” (Lakatos, 1970), В. С. Степин - “фундаментальную теоретическую схему” и “вспомогательные теоретические схемы” (Степин, 2000), нечто подобное делают и другие исследователи, и в подобных дифференциациях отчетливо проступает центр-периферийная иерархия. Такие представления о структуре научных теорий, выработанные на материале естественнонаучных, преимущественно физических, теорий, в какой-то мере распространимы и на социогуманитарные науки. Но если иерархическое построение в виде центра и подчиненной ему периферии характерно как для естественнонаучных, так и для социогуманитарных теорий, то наполнение и конкретных характер взаимоотношений между этими элементами достаточно специфичны для разных видов наук. К центральным компонентам психологических теорий можно отнести: а) общий образ психологической реальности, б) центральную категорию, в) соответствующий феномен, г) набор основных понятий, д) систему отношений между ними, которую, пользуясь терминологией В. С. Степина, можно назвать “сеткой отношений” (Степин, 2000), е) базовые утверждения. Общий образ психической реальности обычно задается сквозь призму центральной категории теории (психика - это деятельность, психика – это отношение, психика - это трансформация образов, психика - это поведение, психика - это бессознательное и т. п.), которая “снята” с соответствующего феномена. Эта сквозная связь очень рельефно представлена, например, в теории деятельности, где она приобретает почти тавтологический характер: центральный феномен данной теории - особым образом понятая деятельность, центральная категория - естественно, тоже деятельность, и она же задает образ психики - как деятельности. Но и в тех случаях, когда, скажем, центральная категория теории и ее центральный феномен не совпадают друг с другом, три выделенных компонента тесно взаимосвязаны. Так, ключевая категория когнитивизма - образ, бихевиоризма - действие, психоанализа - мотив (Ярошевский, 1974), в то время как их центральными феноменами можно считать, соответственно, мышление, поведение и бессознательное, однако ключевая категория задает видение центрального феномена (например, мышления - как трансформации образа) и общую трактовку психологической реальности. Это влияние реализуется и в обратном направлении - от общего представления о психике к вычленению центральной категории, да и вообще в данном случае нельзя обозначить какие-либо однонаправленные векторы воздействия. В то же время иногда последовательность формирования трех описанных компонентов теории прослеживается достаточно четко, как, например, в случае теории каузальной атрибуции, в процессе построения которой сначала был вычленен соответствующий феномен - причинная интерпретация поведения, затем ему было дано имя - каузальная атрибуция, а впоследствии вся социально-психологическая реальность была представлена в виде вариантов атрибуции (См.: Андреева, 1997). Отношения между образом реальности, центральной категорией и центральным феноменом органичны, но не безоблачны, и подчас их параллельная эволюция может порождать внутренне противоречивые конструкции. Вообще достаточно типовой траекторией развития психологических теорий является поэтапное: а) осознание важности некоторого психологического феномена, б) формирование соответствующей категории, в) оформление видения всей психологической реальности сквозь призму этой категории - своего рода “натягивание” данной категории на всю психологическую реальность, г) утрата категорией в процессе ее “растягивания” первоначально строгой, да и вообще какой-либо предметной отнесенности, размывание связи с соответствующим феноменом. Подобную эволюцию психологических теорий описал еще Л. С. Выготский, объяснив ее так: “путь этот предопределен объективной потребностью в объяснительном принципе, и именно потому, что такой принцип нужен и его нет, отдельные части принципа занимают его место“ (Выготский, 1982, с. 309). Осознание Выготским порочности такого пути не уберегло теорию, основы которой он заложил, от его повторения: категория деятельности, довольно-таки искусственно “растянутая” на всю психологическую реальность, явно утратила и свой начальный объяснительный потенциал, и сколь-либо строгую предметную отнесенность, ведь, по словам того же Выготского, когда «объем понятия растет и стремится к бесконечности, по известному логическому закону содержание его столь же стремительно падает до нуля» (там же, с. 308). Э. Г. Юдин, например, убедительно продемонстрировал расхождение в этой теории деятельности как феномена и деятельности как объяснительного принципа, а также явную несостоятельность попыток втиснуть в него всю психологическую реальность (Юдин, 1978). Деятельность как объяснительный принцип, формирующий образ всей психологической реальности, оказалась совершенно не той деятельностью, которая существует в виде психологических феноменов, а дополненная представлениями о бессубъектной деятельности и т. п., предстала чем-то весьма абстрактным, если не абсурдным. “В результате”, - как пишут А. В. Брушлинский и В. А. Поликарпов, - “понятие и принцип деятельности оказались теперь предельно неопределенными” (Брушлинский, Поликарпов, 1990). Таким образом, центральный феномен теории, ее центральная категория и образ изучаемой реальности, объединенные единой связью, могут вступать в противоречия друг с другом, обострение же этих противоречий может приводить к тому, что теория фактически отмирает и считается «живой» вследствие чисто социальных обстоятельств, например, нежелания сторонников теории признать исчерпанность ее когнитивных ресурсов. Наборы основных понятий различных психологических теорий - их категориальные тезаурусы - в значительной мере пересекаются, что естественно, поскольку эти концепции, при всех их различиях и форсированной дистанцированности друг от друга, все же принадлежат к одной дисциплине и оперируют схожими терминами. Так, основные понятия теории деятельности - действие, операция, личность, сознание, мотив, потребность и т. д. - присутствуют и в категориальном аппарате других теорий: действие и потребность занимают видное место в понятийном аппарате бихевиоризма, операция - когнитивизма, сознание и мотив - психоанализа, личность - теорий гуманистической психологии. Очевидны и значительные пересечения понятийных аппаратов этих теорий, в особенности наиболее близких, относящихся к одной парадигме. Однако следует подчеркнуть, что, хотя понятийные аппараты различных психологических концепций всегда пересекаются, они никогда полностью не совпадают друг с другом, и именно поэтому набор основных понятий можно считать специфическим признаком каждой конкретной теории. Основные понятия теории всегда подчинены ее центральной категории, и эта подчиненность выражена достаточно отчетливо , имея разнообразные проявления - от частоты употребления соответствующих терминов до определения ключевых категорий на основе центральной. Гораздо труднее прочертить границу тезауруса основных понятий на его другом - “нижнем” - полюсе, вычленив их из множества всех прочих терминов, которыми оперируют сторонники теории. Возможно, критериями для решения этой непростой задачи могут служить, во-первых, опять же частота употребления соответствующих терминов (о которой можно судить как интуитивно, так и на основе строгих процедур контент-анализа), во-вторых, включенность понятий в базовые утверждения теории. Вместе с тем следует признать, что если центральная категория теории всегда заметно возвышается над ее основным понятиями и, как правило, выносится в название теории (теория деятельности, теория установки, теория каузальной атрибуции и др.), то эти понятия не имеют четкой границы с другими терминам данной науки, а иногда и смежных наук, в результате чего построить полный категориальный тезаурус той или иной концепции, как правило, не удается. Зато всегда можно выделить “верхнюю” часть их понятийного тезауруса, непосредственно примыкающего к центральной категории. Вообще основные понятия теории в большинстве случаев не только подчинены ее центральной категории, но сами организованы в иерархическую структуру, которая, правда, в большинстве случаев выглядит очень нестрогой. Наиболее часто эта структура выстраивается путем вычленения некоторой наиболее важной части равноправных понятий и подчинения им всех остальных. Иногда, но реже, и понятия, входящие в эту наиболее важную часть, ставятся в иерархические отношения, например, путем их определения друг через друга, таких, как “мотив - это предмет потребности” (что делает категорию мотива вторичной по отношению к категориям предмета и потребности). Подобные иерархические связи сливаются в “сетку отношений” между основными понятиями. Следует отметить, что далеко не всегда отношения между понятиями фиксируются в четких или вообще каких-либо определениях. Часто они вообще никак не эксплицируются, однако имплицитно присутствуют и могут быть выявлены с помощью специальной методологической рефлексии. Базовые утверждения теорий в гуманитарных науках вычленимы тоже не без труда, в чем состоит одно из их главных отличий от естественнонаучных теорий. Впрочем, в данном плане гуманитарные теории можно разделить на два типа, к одному из которых принадлежат теории традиционного - аморфного - типа, которые очень трудно свести к ограниченному набору строгих утверждений, в результате чего они даже их адептами часто понимаются по-разному, ко второму - более современные концепции, авторы которых стремятся формулировать их в виде ограниченного набора четких постулатов. Пример теорий первого типа - все та же теория деятельности, примеры концепций второго типа - сформулированные в американской психологии с американской конкретностью теория каузальной атрибуции и теория справедливости. Причем в основе последней лежит понятие справедливого обмена, выраженное математической формулой: I1 I2 — = — , O1 O2 где О1 и О2 - результаты, достигаемые участникам взаимодействия, I1 и I2 - их вклады (и, соответственно, в качестве справедливого трактуется взаимодействие, результаты участников которого пропорциональны их вкладам). Но все же значительно чаще психологические, как и все прочие социогуманитарные теории, формулируются в аморфном виде, в результате чего их базовые утверждения трактуются не однозначно. В тех же случаях, когда данные утверждения формулируются четко и однозначно, они обычно звучат как весьма тривиальные констатации, подобно одному из базовых постулатов теории справедливости: люди всегда стремятся к максимизации своих выигрышей (см.: Юревич, 1981). Кажущаяся тривиальность подобных утверждений навлекает на них критику за то, что они лишь обобщают обыденный опыт, а не выражают научное знание, а это подрывает и репутацию соответствующих теорий в качестве собственно научных. На самом же деле базовые утверждения социогуманитарных теорий выполняют очень важную и вполне научную роль, точнее, набор ролей: они развивают и систематизируют образ психической реальности, заданный центральной категорией, генерализуют содержащийся в ней объяснительный импульс и т. д.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Центр психологических теорий» з дисципліни «Психологія і методологія»
