Анти-субстанциализм как порождение негативной зависимости от субстанциализма
Если в субъектном мире человека в достаточно существенной степени уже во зобладали связи атомистические, вытесняя и заслоняя собою связи органического типа, то на смену субстанциалистской
Введение в диалектику творчества 405 ориентации приходит ориентация анти-субстанциалистская. Это происходит тогда, когда опосредствующее значение человеческой деятельности выступает как всеобщее, всеохватывающее и всепронизывающее. Субъект застает себя предоставленным самому себе. Он кажется себе самодостаточным Целым. Он — сам себе субстанция, он — средоточие всех Начал и Концов! Он — автономный, т. е. буквально — свое-законный, самостоятельный мир — микрокосм! И даже во всем том, в чем человек обязан отнюдь не самому себе, но другим и всей внечеловеческой действительности, — даже в этом он подставляет на место сущности всякого дара, всякого наследия и уз преемства лишь свою собственную Деятельностную способность получать, брать, воспринимать наследуемое по-своему. Даже самое недвусмысленное заимствование выступает для него лишь в свете его собственного акта выбора, которому он более всего и приписывает обретенное... Вот это сосотояние, или позиция онтологической неблагодарности всей внечеловеческой действительности и благодарности только самому себе и резюмируется формулой: «Человек— единственный творец самого себя и своей судьбы». Было бы ошибкой думать, будто эта позиция тождественна точке зрения гносеологического идеализма. Ибо, во-первых, здесь речь идет прежде всего и главным образом вовсе не об отношении сознания и познания к действительности, а об отношении, претворяемом внутри самой действительности — о практически-реальном бытии субъекта вопреки своему окружению, вопреки всем и всяким давлениям и влияниям, на него направленным и его детерминирующим. Это отношение —далеко не только и не столь гносеологическое, сколько именно практическое, всежизненное. Оно представляет собой не что иное, как лишь предельно полную и всеза-хватывающую реальную экстраполяцию того необходимого факта, что субъект только тогда претворяет свое субъектное бытие, когда способен н е поддаться отрицающим его собственную свободу объектным факторам, каковы бы они ни были, — и утвердить свою жизнь вопреки им. Ведь только действуя вопреки всему непосредственному, субъект получает возможность свободно принять какую бы то ни было логику своего поведения — то ли адекватную предмету, то ли неадекватную ему, то ли верную какому-то закону или норме, то ли отклоняющуюся от них. Момент действования вопреки
406 Г. С. Батищев всякой несвободной ситуации — это необходимый момент Деятельностной жизни, вне сомнения. Но анти-субстанциа-листская ориентация превращает его в нечто единственное и абсолютное, якобы достаточное, самодовлеющее. Во-вторых, подобно тому как субстанциализм может быть и идеалистическим, и материалистическим, так и анти-суб-станциализм вовсе не совпадает с идеализмом, будь то субъективный, трансцедентальный и т. п. Признание первично-независимого существования внечеловеческого мира само по себе отнюдь не колеблет анти-субстанциализма как субъективизма, если только внешняя человеку действительность при этом низводится до положения только фона и кладовой объектов-средств, т. е. чего-то, отданного человеку на потребление и израсходование. Совсем наоборот, такое признание внешнего бытия аксиологически пустым даже весьма удачно упрочивает анти-субстанциализм именно в качестве субъективизма. Больше всего это касается проблем мировоззренчески существенных — ценностных, т. е. стоящих принципиально выше вопросов технически-утилитарного плана... Однако анти-субстанциализм есть далеко не просто мировоззрение, утверждающее творчество субъекта вопреки миру.. Он весь опосредствован — и исторически, и логически — своей противоположностью, субстанциализмом. Он возник именно как негативная реакция на него, как его антипод и ниспровергатель, как утверждение всего, что тот отрицал, и отрицание всего, что тот утверждал. А поэтому он неизбежно весь находится в плену негативной зависимости от своей противоположности. Он — продукт конфликта и борьбы против субстан-циализма. Мировоззренческая тенденция к бессубъектности, к растворению ее в какой бы то ни было Всеобщности — гегельян-ски-панлогистской или шопенгауровски-волюнтаристской — вызывала нарастающий протест со стороны «атомистического» индивидуума. Под сенью редукционистской Субстанции ему становилось невыносимо, а ее псевдосубъектность — угнетала и казалась попранием человеческого достоинства. Нигилизм к индивидуальной субъектности вызвал ответный пафос отрицаний и противоборства — в защиту субъектного, творческого бытия. Суть конфликта в том и состояла, что Всеобщий Псевдосубъект утверждался субстанциализмом вместо всякой осо-
Введение в диалектику творчества 407 бенной субъектности, чья бы она ни была, ценой ее унижения и лишения аутентичности. Получалось так, что могущество Абсолюта не только не помогало человеку, а и исключало его собственную мощь в деянии. Воздвигнутое над -человеком абсолютное богатство не только ничего не даровало человеку, а и доказывало столь же абсолютную его нищету... Всеобщий Псевдо-субъект стал казаться похитившим у людей все то, что могло стать атрибутом их саморазвития и творчества: духовность, суверенность, свободу... Этот Сверхсубъект представал как отчуждение человеческих субъектов, как тотальный результат их самоотчуждения... Отсюда и возникла задача: вернуть утраченное или еще не обретенное достояние, отчужденное Абсолюту в ущерб их самостоятельному саморазвитию. «Свергнуть Абсолют» как «Деспотизм Всеобщего», как «Монархизм Универсальности»! — вот тот лозунг, под которым растился анти-субстанциализм. Отвоевать для человека ту Субъектность, которою оказалась монопольно наделена Субстанция! — вот тот пафос, который мотивировал и мотивирует всю анти-субстан-циалистскую концептуальную тенденцию. Насколько глубоко ложной была и остается эта задача, — отчасти уже можно видеть хотя бы из того, что анти-субстанциализм в самой ее постановке и своем первичном устремлении был всецело зависим от исходной предпосылки субстанциализма — от объективистского, бессубъектного облика действительности как мертвого Миропорядка. Он поверил именно в такой мир. И оказалось не столь существенным то, что он увидел его таким не потому, что этого искал, надеялся и жаждал, а потому, что, наоборот, этому ужаснулся, это отверг и против этого восстал. Вот она — зависимость негативная, подобная магнитному полю с силами отталкивания! Коварство же ее выражается правилом: если негативная задача возводится в главенствующую, то с кем поведешься противоборствовать, от того и наберешься — особенностей симметричных, как у полюсов магнита... Так анти-субстанциализм стал питаемым атмосферой противостояния объектно-вещному Миропорядку. Поистине анти-субстанциализм есть дитя войны — войны за человеческую суверенную субъектность, объявленной тому ложному мертвому Миропорядку, которым была подменена и загорожена живая диалектическая действительность. Анти-
408 Г. С.~Батищев субстанциализм существенно отличается от своего первичного мироотношения, построенного как утверждение субъектнос-ти вопреки миру, именно тем, что от Деятельностной позиции он шаг за шагом радикально отказывается. Ибо после того, как проблематика деятельности оказалась по-своему отработанной внутри субстанциализма, а сама деятельность в существенной степени превращена в объектно-вещную активность, предметная деятельность вообще стала выглядеть и мыслиться как чуждая внутренней сущности человека. Она слилась с обликом такой активности, посредством которой Миропорядок детерминирует человека и манипулирует им. Как сказано у Гете, «ты думаешь, будто движешь, а это тебя толкают»! Деятельность предстала как проводница мертвой бессубъектности. В этом ее качестве она и была отвергнута как дегуманизирующий фактор. Реальная история усугубляющегося в антагонистическом обществе отчуждения, один из существеннейших аспектов которого — отчуждение человека от внечеловеческой действительности, давала щедрые доказательства этому представлению о деятельности как процессе активной самоутраты. Поэтому анти-субстанциализм не только не воспринял и не развил в своих концепциях проблематики деятельности, но, как правило, резко отверг ее. Он избрал анти-деятель-ностное направление. Он воззвал человека вернуться из сферы внешне-вещной, техно-рациональной, ролевой и т. п. активности, из сферы забвения своей сущности и своего назначения, из погруженности в средства ради средств, — к самому себе аутентичному. Но одновременно он выключил человека из процесса реального самокритичного преобразования себя, поскольку последнее предметно опосредствовано. Деятельность осталась только в качестве «расчеловечен-ной» (Э.Гуссерль). Это сделало еще более настойчивым утверждение субъектности как будто бы ничем не опосредствованной: не только объектно-вещным миром, но и вообще чем бы то ни было, любой действительностью. Защищая аутентичность человека, ан-ти-субстанциализм защитил ее, увы, также и от процесса преодоления ее человеческой ограниченности, ее замкнутости внутрь собственного внутреннего Абсолюта. Взаимная негативная зависимость субстанциализма и анти-субстанциализма — их своего рода концептуальная симмет-
Введение в диалектику творчества 409 -дя — уходит своими корнями в их отношение к объектной активности и к феномену овещнения. Субстанциализм выступает как представитель позитивности и в этом смысле — самоудовлетворенного оптимизма объектно-вещной активности, безбоязненно предающейся гонке технической вооруженности, нагромождению вещных структур, социал-инженеризму и ролевому функционированию по законам вещей среди вещей... Напротив, анти-субстанциализм выражает собою негатив-ность той же самой ситуации, ее антиномический трагизм и бессилие найти выход из нее — выход созидательно-позитивный, — это — пессимизм плененности всеми отрицательными симптомами той же ситуации. Поэтому в анти-субстанци-ализме преобладают мотивы неприятия, отвергательства и не желающего знать своих мер и границ критицизма, но этот Критицизм именно поэтому в общем остается внутри пределов критикуемого содержания — остается его собственной негативной тенью. Тогда как субстанциализм в сугубо позитивной и доктринально-систематической форме утверждает то, что оказывается нигилизмом к творческой субъектности — анти-субстанциализм, напротив, подчиняет открыто нигилистической форме то, что хотел бы разыскать и обрести. А хотел бы он обрести беспредпосылочную и безосновную, совершенно беспочвенную (как любил повторять Лев Шестов) и ни.в чем «постороннем» не укорененную субъектность — субъ-ектность, которая сама себе предпосылка и основа, сама себе почва и корень. Он весь определен этим пафосом поиска, замкнутого внутри самого себя, — поиска внутреннего, непосредственно «Моего» Абсолюта. Так пытается он переселить грозно-величественное построение Субстанции-Субъекта внутрь человеческого Я. Поэтому, как мы еще увидим, анти-субстанциализм по сути своей и глубинной тенденции есть не что иное, как антропотеизм — самообожествление. В субстанциализме мы видели господство чрезвычайной подозрительности человека к самому себе и себе подобным, преобладание сущностного недоверия к любому «всего лишь единичному» индивидууму. В непосредственности такового виделось что-то неисправимо слабое, онтологически дурное. Зато там царило компенсирующее абсолютное доверие к вне-человеческой действительности, но только подмененной и заслоненной обликом Субстанции-Псевдо-субъекта — Абсолютным Объектом-Вещью. Здесь же, в анти-субстанциализме,
410 Г. С. Батищев наоборот, воцаряется атмосфера стремления радикально отвернуться от внечеловеческой действительности и утвердить свою субъектную безмирность, причем именно из-за онтологического недоверия ко Вселенной, чей облик был принят в столь ложном изображении. Доверять же только себе! «Человек не может жить без прочного доверия к чему-то несокрушимому внутри себя»5, — говорит Ф. Кафка. И это само по себе, несомненно, так и есть, однако суть-то вопроса в том, может ли быть это искомое «несокрушимое» только внутренним достоянием? Анти-субстанциализм есть как раз переориентация на такое «только», на самозамыкание субъекта в свою непосредственность, или в непосредственную достоверность. Субстанциализм полагал вне человека один-единственный, монопольный и поэтому одинокий Центр всякого бытия, или монологический Абсолют, исключающий любую иную субъ-ектность. Анти-субстанциализм, напротив, превыше всего ставит непосредственное, данное самому себе — простую точку, но в то же время точку абсолютно исходную — точку всякого возможного не только зрения, а и оценки, вкуса, суда над миром... Все остальное-прочее выступает для такой точки как периферия, и поэтому сама она — Центр. «Почему же не имеете вы смелости действительно сделать себя единственным средоточием и центром всего?» — восклицает один из самых последовательных и законченных анти-субстанциалис-тов Макс Штирнер6. Но чтобы такой смелости на деле хватило, нужны не словесные призывы к бесцеремонности, — нужна достаточная степень реально-практического претворения атомистических социальных связей, или степень ато-мизации человека в обществе.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Анти-субстанциализм как порождение негативной зависимости от субстанциализма» з дисципліни «Введення в діалектику творчості»
