Социал-атомистические (ges-eilschaftlichen) в узком смысле связи как тип и его разделение на подтипы
Принцип исключительности группы, или ее самодовлеющей в себе самой укорененности, повернутый извне вовнутрь логикой бумеранга, раздробляет былое целое на такие частицы, каждая из которых притязает быть внутри себя целым, ничему в'сущности не принадлежащим, — «атомом». Атомистические связи вступают в действие вообще всегда там. где прекращается ограническая общность; они приходят на ее место и водворяются вместо нее в составе субъектного мира человека, т. е. как негативно сменяющие ее собою. Они возникают, по излюбленному выражению К. Маркса, на границах между органическими обшностями, в пространстве между цельными единицами. По отношению к разомкнуто-органической общности атомистические связи выступают как их негативная смена в том, что индивидуальная несамостоятельность уступает место именно самостоятельности, бытие, прежде прилеплявшееся к до-свободному, До-деятельностному единству, выделяется из его лона как опирающееся и полагающееся уже на себя самого. По отношению же к замкнуто-органической общности атомистические связи оказываются либо вырастающими на ее руинах, Ч Зак.3101
322 Г. С. Батищев поскольку она уже распалась, либо как активно разрушающие ее и вытесняющие. В общем их виде атомистические связи по существу своему суть связи вторичного объективного взаимодействия и взаимозависимости между обособленными, выделившимися из взаимной со-принадлежности, самостоятельными единица-ми-«атомами», в качестве которых могут представать и какие-то группы, семьи и отдельные индивиды. Исторически постепенно атомизация далеко не сразу дошла до индивида. Но в данном нашем исследовании от этой постепенности мы отвлекаемся. Конкретный человек может иметь в составе своего гетерогенного субъектного мира различные иные связи, но поскольку в нем водворяются связи атомистические, постольку — е их пределах — он выступает как лишенный уз прямой со-принадлежности какому бы то ни было Целому, как оборвавший свои «родовые пуповины» и как ставший сам себе целостностью, самодовлеющей единицей. Этим он отрицает свое бытие в качестве части, или акциденции, или ветви, ибо утверждает себя как несущего внутри себя, в своих недрах свою единичную, уникальную меру субстанциальности, а поэтому также и — свою субъектность. Ибо там, где нет ни грана субстанциальности, там нет и действительной субъект-ности, разве лишь ее пустая номинальная оболочка... «Человек как обособленный индивид предоставлен только самому себе, средства же для утверждения его как обособленного индивида состоят, однако, в том, что он делает себя всеобщим и коллективным существом»45. Этим сказано все! Отныне для индивида средоточие субстанциальности находится не исключительно вне его, но прежде всего внутри него, а, может быть, даже и только внутри него... В себе самом он несет свое начало субъектности: он — не периферия, прилепившаяся к внешнему Центру, а сам обладает в себе центром своего мира, сам внутри себя — «всеобщее существо», построенное и организованное вокруг своего собственного конституирующего начала46. (Однако важно не забывать, что деятельностный субъектный мир, самостоятельно утвердившийся и самоорганизованный, вообще говоря, вовсе не обязательно должен быть собран вокруг точки, но может быть само-организован и построен вокруг «центральных» для него беспредельных векторов междусубъектной устремленности.) Отныне индивид полагает вне себя
Введение в диалектику творчества 323 периферию, а, может быть, даже и только периферию. Более того, дело может доходить до низведения своей коллективности с другими до средства утверждения себя самого как самостоятельного субъектного мира. Во всяком случае атомистическая общность устанавливается «лишь post fes-tum»47—как система таких связей, которые предполагают вступающих в нее индивидов-«атомов» как первичных. «Каковы индивиды, такова и сама эта общественная связь»48, эта общность. И тогда общество вообще, «какова бы ни была его форма», предстает как «продукт взаимодействия людей»49. В этом качестве выступающее общество, следовательно, уже не заключает в себе ничего более субстанциального, а тем более — принципиально иного по своему происхождению, нежели содержание, исходящее от образующих его индивидов. Оно субстанциально не более, чем в пределах создан-ности ими, в качестве ими произведенного продукта. Оно уже не может, как это было при органической общности, заранее предъединить людей и предварить их самостоятельный «вклад» в построение социального здания. Как мы видим, ничем не возместимая историческая значимость разомкнуто-органических связей в том-то и состоит, что через них в структуру общества, в его «ткань» могут вплетаться драгоценные нити виртуальной преемственности, уходящие в еще недоступные глубины объективной диалектики — предпосылки глубинного общения. Напротив, атомизм отсекает такие нити: он готов наследовать только тому, что сам уже способен самостоятельно воссоздать, заново построить, — только «рукотворному»... В противовес индивиду-акциденции, индивид-атом отличается установкой на то, чтобы все вокруг себя, как говорится, «прибрать к рукам», все взять на себя. Что бы то ни было для него есть поприще для его собственного участия, для присвоения-освоения, или для расширения его сферы ответственности, забот, опеки, контроля, разумеется — исходя из своей позиции и своих устремлений. Всякая предстоящая ему действительность либо «вкладывается» в его индивидуально-субъектный мир и организуется вокруг него, либо этот мир хотя бы проецируется вовне, «накладывается» на остальную действительность как абсолютно исходное и по сути дела окончательное «Мерило Всем Вещам», — короче говоря, индивид берется быть Судией над всем миром.
324 Г С. Батищев Да иначе и не может быть при стремлении стать последовательно самостоятельным, без всяких отступлений, и распорядиться всей полнотой своей судьбы, исходя только из самого себя, из своих актуально данных возможностей и согласно своему собственному усмотрению, «изнутри себя». Так, индивид-атом вменяет одному лишь себе все наиболее существенные жизненные решения, все складывающие его судьбу поступки, акты выбирающего предпочтения или отвержения, высшие ценности, универсальные принципы, критерии и нормы — все он берет в свои собственные руки так. как если бы все это он мог сотворить в себе без участия, без со-причаст-ности к этому других, без внутренней, непрестанно оплодотворяющей преемственности и междусубъектной сущностной взаимности бытия с другими. Кто бы то ни было другие — от ближнего до самого дальнего и даже до всей Вселенной с ее объективной диалектикой для индивида-атома оказываются посторонними для его самостоятельности, а может быть, даже и угрожающими самим своим существованием нанести ущерб ей, ущемить ее, оттеснить ее или обесценить ее достоинство, принятое им за абсолютное. Это-то и значит, что для индивида-атома самостоятельность либо неполна, ущербна и скована, либо онтологически и аксиолоп. чески обособленна, односторонне-монологична. Она для него либо по-настоящему не осуществляется, либо осуществляется как обязательно требующая возведения себя в ранг априорно авторитетного Судии над миром по своему собственному Кодексу и исходя из своего собственного Мерила. Она для него возможна не иначе, как в форме одностороннего своезакония и своеме-рия, т. е. при вольном или невольном лишении всего остального мира. как лишь страдательного предмета его Суда— встречных прав быть «выслушанным» на этом Суде в качестве не менее авторитетного, не менее самостоятельного обладателя Кодексов и Мерил, Ценностей и Начал... Так, мы видим, что для индивида-атома самостоятельность выполнима только ценой самовыключения из сущностной сопричастности с другими, т. е. самоизоляции и ценностного одиночества в качестве для себя самой единственной онтологической единицы. Атомистические же связи предстают как внешне суммирующие, собирающие и комбинирующие вместе такие единицы, внутренне остающиеся разъединенными — связи не-единых друг с другом. Это—относительная сбли-
Введение в диалектику творчества 325 женность далеких, сосуществование самодовлеющих, совместность внутренне несовместимых, сцепленность лишенных взаимности и со-причастности, соприсутствие и взаимодействие множества одиноких. Это — общность разрозненных, построенная на забвении изначально роднящей первообщности, на ее снятии. Эта позиция ценностно одинокого своезакония и своеме-рия есть онтологическая автономия, или, вернее — автоно-мизированность. Индивид-атом тем самым получает характеристику автономного. Однако автономизация индивида (или группы, семьи) и стоящая за нею атомизация могут иметь крайне неодинаковые, диаметрально противоположные векторы направленности. И, соответственно этому, тип социал-атомистических связей распадается на резко противостоящие друг другу два подтипа. Поскольку они во многом аналогичны, или, вернее—логически симметричны двум подтипам связей органических. то рассмотрим их в той же последовательности. Во-первых, человек — в пределах определенных аспектов, которые на время способны оказаться доминирующими, задающими тон, — может быть «предоставлен только самому себе»50, т. е. находиться в состоянии онтологической самоизоляции («обособленный индивид») и ценностного одиночества (в состоянии сущностного монолога), — будучи на очередном перепутье своей исторической судьбы. Это — как раз то состояние, когда человек уже покинул внутри себя лоно какой-то одной формы со-причастности51, но еще не обрел другую, столь же внутреннюю, более высокую общность, более совершенную форму со-причастности. Он уже выключился из одной сущностной взаимности, но пока еще не включился в иную, еще не дошел до нее, не преодолел всего того пути, того перепутья, которое отделяет первую от второй. Такое промежуточное, переходное состояние может быть достаточно длительным, мучительно сложным, трагически трудным, но никода не статичным, не успокоенным, не самодовольным, напротив — всегда встревоженным, бодрствующим, исполненным напряженного динамизма. В нем человек скорее предпочтет предать себя рискованным метаниям, нежели застыть и окаменеть в самотождественности. Утратив былую близость, но все еще не найдя новой, человек пребывает в онтологическом одиночестве, «отщепенчестве», как если бы весь мир
326 Г. С. Батищев отодвинулся и отстранился от него, но это — всецело и только вынужденное одиночество — одиночество бытия в искании, которое все проникнуто напряженным тяготением к самопреодолению, к выходу из такого состояния. Поэтому и специфические связи между индивидами, находящимися в таком состоянии, — связи спутников и относительных союзников по процессу искания, — заслуживают наименования разомкнуто-атомистических. Они всегда раскрыты в беспредельность, всегда подвижны, динамичны — в противоположность тем узам, которые подобны цепи, заканчивающейся спущенным якорем. Многоуровневый, внутренне гетерогенный субъектный мир имеет свою драматическую историю, которая отнюдь не вся бывает вынесена на сцену массовых наблюдаемых событий. В этой истории есть и парадоксальные неравномерности. Так, иногда происходит как бы внезапное расширение его возможностей — и человек попадает словно в разреженное пространство. Тогда он испытывает своего рода эйфорию или головокружение от свалившихся ему «в руки» даров, от новой, непривычной и негаданной меры свободы — не в смысле исчезновения внешних препятствий (это было бы тривиальное торжество прежних желаний), а в смысле внутренних способностей к выбирающим судьбу самостоятельным поступкам-решениям, к тому, чтобы внутренне дерзать быть тоже судией, тоже авторитетом, подобно тем, чей суд и чей авторитет он до сих пор принимал для претворения в своей жизни. Человека опьяняет перспектива не только быть применяющим к себе более высокие Мерила, а и самому тоже стать субъектом таких Мерил, возможность не только чтить безусловные ценности, а и самому тоже обрести их внутри себя и понести в себе, в своей душе как свое неотъемлемое достояние, как свой собственный атрибут субъектности. При отсутствии или относительной слабости объективных диалек-тическк-гармонических отношений и отвечающей им утонченно-духовной культуры междусубъектности, при недостатке воспитанности человек в такой атмосфере теряет былое равновесие от всякого резкого расширения «степеней» внутренней свободы, от неподготовленного пробуждения в нем или внезапного получения новых даров — сущностных сил. Свою возросшую взрывоподобным образом самостоятельность он не умеет и просто не в состоянии сгармонизировать с
Введение в диалектику творчества 327 52 самостоятельностью других и удержать на уровне полифонического диалога, глубинной встречи, междусубъектной взаимности человеческих сущностей и ценностей. И вот дерзновение быть тоже авторитетом для себя, тоже судией, тоже носителем высоких ценностей и принципов, критериев и норм принимает форму отстаивания индивидом своего собственного «права» быть таковым и монологического сосредоточения на себе, предающего забвению всех других, т. е. отключающего их от своей внутренней жизни, от своей личностной^2 самостоятельности, от процесса принятия наиболее существенных сугубо личностных решений-поступков. Возникает не-слышание ценностных ориентации других при осуществлении ориентации своих собственных, и складывается механизм монологической самоизоляции в делах «своего мира», которые «никого других не касаются». Так субъектно-личностная жизнь начинает вершиться в состоянии принципиального одиночества — лишь ради самостоятельности! — как если бы во всей беспредельной Вселенной, и правда, не было ровным счетом никого, кто был бы достоин со-причастности субъекту в его внутренней свободе, в его самоопределении, в его способности быть себе судьей. Даже сама совесть монологизи-руется, — вопреки тому, что она по сути своей есть взаимная весть: со-весть! Так всякое новое обретение в сфере сущностных сил,во внутренних возможностях и атрибутах субъектности поднимающее человека над прежним его положением, несет с собою опасность, что, сосредоточившись на этих обретениях, на этих дарах, он в них атомизируется и автономизиру-ется. Так может происходить многажды — отнюдь не только в знаменитый кризисно-переломный период в конце второго семилетия (так называемый «переходный возраст»), а также и при любой неравномерности восхождения на духовном пути: чем ускореннее оно, тем сильнее риск впадения в эйфорию, толкающую к монологизации. Тогда человек стихийно или сознательно провозглашает свой внутренний мир и свою собственную, сугубо личностную жизнь — закрытым для всех других «заповедником», неприкосновенной зоной своего собственного суда и авторитета. Там он —монополист на своезаконие и своемерие, там — царство его Ценностного одиночества, царство монологизма с самим собой наедине.
328 Г. С. Батищев Тем не менее такое состояние монологизма, или атомизи-рованности, а поэтому — своезакония и своемерия, даже и тогда, когда проходящий через него индивид, увы, надолго в нем застревает и никак не может из него выбраться, родственно состоянию вынужденной атомизации и автономизации в процессе искания — одиночеству ищущих. Поэтому и там, и здесь мы имеем дело с разожкнг/то-атомистическими связями между индивидами и, соответственно, с разомкнутыми автономными и своемерными позициями, с таким внутренним монологизмом, который отнюдь не исключает выхода к междусубъектному полм-логизму (диалогам). И там, и здесь своезаконие и своемерие, да и весь монологизм индивида-атома обращены только внутрь его собственного (считаемого им собственным) субъектного мира — только «внутреннего употребления». Вовне, на других такое сдержанное изнутри своезаконие и своемерие ничуть не распространяется — оно уважительно-терпимо к собственным «законам», к собственным кодексам и мерилам других. Оно не предается экспансии за свои индивидуальные «атомистические» пределы, не присваивает себе индивидуальной или групповой исключительности, не впадает в нигилизм к каждому иному, инородному субъектно-личностному миру, иной эпохе, культуре. Оно принципиально не-своецентрично, но предполагает и ценит субъектный полй-центризм, множественность субъектов. Благодаря такому не-своецентризму (благодаря его соблюдению и претворению) состояние стихийно-кризисной атомизации, страдающее несамокритически-консервативной сосредоточенностью индивида только на своих, однажды обретенных им сущностных силах, может быть исцелено и «прийти в норму», поднимая и пробуждая индивида к последовательно самокритичному бытию в искании. В искательстве же суть разомкнуто-атомистических связей получает наиболее полную и адекватную форму осуществления. Тогда четче всего проступают перед нами главнейшие конститутивные черты именно разомкнутого индивида-атома. Хотя он временно, условно свое-законек, своемерен и монологичен, это вовсе не значит, что для него свой собственный кодекс суда над своей жизнью, свое собственное мерило есть нечто такое, что он агрессивно готов навязать всему миру как абсолютно совершенное достижение, как нечто божественно безусловное. На остальной мир его суд если все-таки и распространяется, то только
Введение в диалектику творчества 329 косвенно — поскольку своезаконно он судит себя самого, живущего внутри мира, со-причастного ему. Однако он полон и проникнут подспудным предчувствием или своего рода скрытым, не сформулированным предвидением возможной для него встречи с иными, лучшими ценностными кодексами, иными способностями судить и соизмерять, даже с безусловно совершенным их первоистоком и первообразцом — в беспредельности... И он ищет этого. Ищет того, с чем достойно вступить в диалогическое общение всем своим существом. Актуально он лишен со-принадлежности. Но он расположен отдаться со всею искренностью своею и встать на ценностное, нефункционалистское, духовное служение тому, чтб откроется ему как достойное этого. Он все еще ищет его. Он не доверяется никому до той последней степени, до какой доверяется лишь самому себе и своему собственному авторитету в окончательных решениях своей судьбы. Но он готов со всею радостью души довериться большему и гораздо большему авторитету, когда его найдет или прозрит. Он все еще ничему до такой степени не верен, не предан, в какой мечтает стать верным и преданным: всем сердцем, всем, что ведомо ему и что неведомо, виртуальным и актуальным, прошлым и будущим. Он хочет этого не вопреки всей своей критичности и требовательности, а по велению совести, убедительно превышающему их. Он ни с кем не сближен, не взаимен весь до конца. Но он мучительно жаждет найти именно такую близость и сущностную взаимность, которая не знает ни границ, ни пределов, ни условных ограничений. Он все еще не делит монологичного суда своего, когда он наедине с тем, что ему дороже всего на свете. Но он готов поделить — с тем, кто явится ему, как достойный того. Все эти черты отличают только индивида-мска/леля, именно разомкнутого и лишь вынужденно атомизированного. Кроме того, и для человека, обретшего гораздо более высокие, со-творческие узы, бывает иногда необходимо предать себя состоянию строго ограниченного, сугубо временного и его свободной волей контролируемого одиночества, уподобленного состоянию автономного «атома» в особенных, чрезвычайных случаях. Этого могут потребовать необычные проблемные задачи, экстраординарные трудности, трагические ситуации, подвижнические дела. Тогда человеку бывает нуж-
330 Г. С. Батищев но и важно остаться на какое-то время вне всякого актуали-зуемого общения, один на один с испытанием судьбы, лицом к лицу с крайне обостренной ситуацией, с созидаемым трудным произведением, с великой проблемой... Это — состояние самоотвержения, готовности принести себя в жертву достойной задаче, ее ценностному смыслу. Как бы вобрав в себя весь доступный ему опыт всяких других субъектов, кто бы они ни были, человек должен пребывать как бы выключенным из всех связей и оставленным, всеми, чтобы им же послужить посредством своего подвига, чтобы справиться с ним, выдержать испытание, не дрогнуть. А тем самым вернуть себе и существенно обогатить узы общительной сопричастности всем. Таково то особенное, преходящее и чрезвычайное одиночество служения подвигу, творчеству, духовной заботе, которое на самом деле неизмеримо глубже и сильнее роднит подвижника со всем человечеством, чем что-нибудь другое... Но — только при условии строгого контроля над своим пребыванием автономной единицей, свободным атомом. Иначе гений переходит границы служения... Опасно даже просто-напросто «увлечься» саморефлексией над своим призванием и своим трудом: ...Останься тверд, спокоен и угрюм. Ты — царь! Дорогою свободной Иди, куда тебя влечет свободный ум. ...Ты сам свой высший суд: Всех строже оценить сумеешь ты свой труд53. Если взять эти строки в единении с другими, которыми их автор сообщает нам, что принял в свою духовную душу зов общения: «...и виждь, и внемли, исполнись волею моей, и, обходя моря и земли, глаголом жги сердца людей»54,—то названную опасность удалось этим как бы миновать. Тогда, — но только тогда! — автономное «царское» величие; которое в своем одиночестве само по себе высший суд, сугубо мимолетно. Тогда оно ни в коем случае не превратится в то печальное состояние, коему уже достаточно было видеть, внимать, исполняться волею иною, — состояние насыщения и пресыщения своим богатством даров. Тогда индивид жаждет вновь и вновь не своей увековеченной победы над истиной и истинной волей, но приятия в себя ее ненавязчивой победы над своей ограниченностью: «...чтобы расти ему в ответ»55. В этом смысле «свободное духовное производство»56 есть не что иное, как
Введение в диалектику творчества 331 самостоятельно-свободное, самоотверженное служение высшему долгу К этому служению человек способен вовсе не как ослепшее «орудие», не как «медиум»57, но как субъект такого общения, которое само включает в свой диалектический ритм чрезвычайные мгновения подвижнического одиночества, мгновения абсолютной автономии («оставленности наедине»). Однако первые из процитированных пушкинских строк уже столько раз бывали прочитаны также и совсем иначе. Их неоднократно превращали в своего рода символ веры принципиально-гордого монологизма, онтологически-индивидуалистического атомизма и автономизма. В них находили то, что искали — провозглашение самозамкнутости и своецентризма58. Все требует от нас обостренного, четкого анализа той грани, которая отделяет разомкнутые атомистические связи от замкнутых. Итак, во-вторых, рассмотрим связи атомистические замкнутого подтипа. Вступающий в такие связи самозамкнутый индивид-атом оказывается «обособленным» и предоставленным «только самому себе»5Э отнюдь не из-за каких-то исканий, не из-за пребывания на перепутье или накануне какого-то онтологического самооткрытия. Нет, именно исканию, именно бытию в пути^, его динамизму, в который бесстрашно ввергнуто без остатка самое сокровенное человеческое я, — он как нельзя более чужд и далек. Правда, он подыскивает себе нечто — для себя, ради своей устойчивости внутри себя. Но самого же себя — какого-то иного, кардинально иного и инородного тому, каков он дан самому себе, он нисколько и не способен искать. Искательство впервые начинается и открывается человеку лишь там, где хотя бы подспудно им предчувствуется способность стать иным и притом сколь угодно иным — ради чего-то гораздо и безмерно большего, нежели сам по себе индивид... Замкнутый же индивид-атом, бросивший навеки якорь внутрь самого себя, — это величина гораздо меньшая, чем даже нуль искания; это — активно отрицающее его состояние, анти-искательство. Это — отвержение самой возможности, всякого смысла и действительного встречного адресата для процесса саморазыскания и самообретения, полный нигилизм к нему. Замкнутому индивиду-атому просто-напросто некуда отправляться, да и незачем. Ибо уже решил почитать самого себя как более или менее данного себе, уже наличным абсолютным Началом и Концом, Исто-
332 Г. С. Батищев ком и Итогом для себя, аксиологическим Центром всякого бытия. Остальной же мир, поскольку ему он радикально предпочел себя,— только периферия, только совокупность средств, только фон и кладовая. В истории своего индивидуального становления и развития индивид может прийти к такой позиции предпочтения себя всему остальному миру через такое же кризисное монологическое сосредоточение на себе, которое уже было выше рассмотрено как имеющее своим благим исходом переход к ищущему состоянию. Однако, если индивид, обративший однажды свой субъектный мир в неприкосновенную зону для своего исключительного автономного суда, для своезакония и своемерия, перейдет затем не к размыканию границ этой зоны, а, наоборот, к эспансивно-агрессивному ее расширению, то кризис идет к негативному исходу. Прежде бывшее неявным или лишь косвенным отвержением всех других и всей беспредельной диалектики в их со-причастности внутреннему миру индивида, отныне делается явным и прямым: из способа ложной самозащиты от посягательств всех других на самостоятельность своего собственного монологизма оно превращается в активно направленное на других, на весь мир, социальный и природный, на всю Вселенную. Последняя перестает для индивида быть великой всеобъемлющей участницей его встречи с нею, и жизнь его перестает быть такою встречею. Она подменяется для него лишь односторонним процессом. Внутренний монологизм, распространенный на всю действительность, вырастает в монополизм своезаконного суда над нею, монологизм ценностных мерил для всех вещей, — в свое-центризм «атома». Здесь мы имеем дело с атомизированностью, по сути, обратной по отношению к той, которую мы видели в первом подтипе. Там индивид только потому и отрознивался, только потому вынужденно и атомизировался, что пребывал в искательстве, в саморазыскании. Здесь же, напротив, индивид чужд исканию именно потому, что уже окончательно «нашел» самого себя — в самом же себе отрозненном, атоми-зированном. Там индивид удалялся от окружающей действительности в себя лишь потому, что нес в себе ожидание гораздо более глубокой близости и хотел бы дорожить ею и ценить ее гораздо выше, нежели это у него получалось. Здесь же индивид удаляется от мира в себя, потому что навсегда
Введение в диалектику творчества 333 оценил его гораздо ниже даже того, чего заслуживала окружающая обстановка. Там — уход в монолог с собою, лелеющий в себе подлинную встречу и мечтающий, верящий в лучшие миры. Здесь — забраковка всех возможных миров, ибо не ради них лучших, а ради лишь себя, отрекшегося от встречи. Итак, здесь сама атомизация явлена, так сказать, с обратным знаком. Самозамкнутому «атому» вовсе и некому доверяться, некому быть верным и преданным, не с кем глубинно сближаться до сущностной взаимности бытия, не с кем делить свой монолог, свое своезаконие и своемерие. Ибо он убил в себе это. Убил — нигилистическим обесцениванием всего мира для себя, аксиологическим его опустошением, своим безразличием к нему как таковому.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Социал-атомистические (ges-eilschaftlichen) в узком смысле связи как тип и его разделение на подтипы» з дисципліни «Введення в діалектику творчості»
