Мировоззренческие тенденции как исторически опосредствующие и выражающие собою глубинные возможные отношения субъекта к творчеству
Ход предшествующего рассмотрения увенчался тезисом и анти-тезисом, весьма драматически противостоящими друг другу. Но это — не просто полюсы, сконструированные отвлеченной мыслью. Это — предельно простые, логически первоначальные, но зато и предельно заостренные фиксации двух исторически действительных тенденций или мировоззренческих позиций. Каждая из этих последних имеет едва обозримое, пестрое множество способов своего выражения, сильно различающихся по степени полноты или последовательности принятой ориентации. Внутри же философии им соответствуют (но заметим: без взаимной однозначности, без совпадения) две большие, тоже существующие в различных видоизменениях традиции, пронизывающие собою почти всю историю культуры: субстан-циализм и анти-субстанциализм. Можно заранее сказать, что эти две мировоззренческие тенденции, более или менее фи-лософизированные, вовсе не обязаны исчерпывать собою весь спектр возможных позиций, точек зрения, концепций творчества, весь спектр возможных способов соотнесения человеческой креативности с внечеловеческой действительностью. Однако та кардинально третья «позиция», или группа концепций, которая ими не покрывается, теперь нами не ставится рядом с первыми двумя, т. е. не предполагается заранее наличествующей около них, но выступает как именно искомое, к чему предстоит как бы заново прийти через посредство их критики, т. е. через объяснение и позитивное конструктивное преодоление обеих тенденций.
224 Г. С. Батищев Существенно меняется самый подход к богатой разноголосице концепций и даже до-концептуальных позиций. Отныне еще менее оправданна процедура заранее предопределенного отбора предпочтительных воззрений — отделением и отграничением их от «забракованных», от признанных непригодными для привлечения и включения в стан поддерживающих духовных сил. Но это не потому так, что отныне надлежит опираться на нечто заведомо непригодное и вредоносное, а потому, что теперь всей целостности опыта, не подвергнутого априорной вивисекции и обезвреживанию его от неприемлемых для нас начал, будет предоставлено стать тем лоном, в котором вызревает и рождается плод более высокой истины. Поэтому концептуальный и доконцептуальный опыт становится важным и ценным не просто какими-то извлеченными из него чисто позитивными элементами, а своей — хотя, правда, неизбежно логически очищенной и упорядоченной — целостностью, своим позитивно-негативным, внутренне антино-мичным характером. Этот последний обнаруживается как во взаимном противостоянии полярных тенденций, так и во внутренней противоречивости каждой из них. Дело, стало быть, будет заключаться вовсе не в том, чтобы негативное в них оттолкнуть прочь, максимально ослабив влияние, а позитивное максимально облагообразить, но в том, чтобы проникнуть в их целостную логику, как бы негативна она ни была, и именно ее максимально усилить, довести ее до пределов ее собственных возможностей, заостряя ее до самой крайней степени. Сформулированные выше тезис и анти-тезис задают такое смысловое магнитное поле, которое способно втянуть в себя все множество различных концепций, но наиболее резкое звучание получат именно те голоса, которыми откровенно высказывается затаенная правда последних выводов — признания у роковой черты. Так что нам предстоит иметь дело с малосимпатичными «джинами», таившимися в недрах логики известных мировоззрений, и предоставить им «таскать камни» так, как это им самим свойственно... Пусть они прочертят своими усилиями контуры мрачного негатива, из которого мы лучше разглядим, каков должен быть светлый позитив созидания. Из сказанного, по-видимому, уже понятно, что читатель не должен ожидать здесь историко-философских очерков по субстанциализму и анти-субстанциализму. Будут очерки лишь
Введение в диалектику творчества 225 гюгико-философские, т. е. такие, где представляющие названные тенденции мыслители взяты и рассмотрены только как огщцетворяющие собою и претворяющие в своей философской деятельности логику этих тенденций. Все остальное решительно оставляется без рассмотрения. Поэтому пусть не возникает недоразумений по поводу того, что некоторые, достаточно известные фигуры окажутся здесь выглядящими не столь привлекательными, как это принято и привычно. Ради целостной той логики, которую нам здесь важно выявить в ее имманентном позитивно-негативном характере, придется идти на беспощадное отстранение инородных элементов в каждой философской фигуре. Да простится нам это. Оправданием же послужит то, что рассматриваемые фигуры суть не пассивные жертвы влияний извне, но самостоятельные авторы, несущие ответственность за открытие, концептуализацию и проповедование всему человечеству тех взглядов, которым они сочли возможным принести в жертву самих себя. Однако еще важнее следующее. Субстанциализм и анти-с\'бстанциализм должны быть рассмотрены здесь и подвергнуты критике не в их отвлечении и относительном безразличии к внутренней структуре и имманентным возможностям «мира человека», т. е. самого субъектного культуро-истори-че^кого бытия, но именно ради лучшего проникновения в это последнее. Они, собственно говоря, только потому и втягиваются в наш философский анализ и поиск, что в них можно — при надлежащем подходе — увидеть, или как бы «узнать» не что иное, как концептуализированные проекции на внешний экран (на судьбу философских книг) внутренних глубинных мироотношений человека (его личностной судьбы). Внутри «мира человека» потенциально заключены различные и радикально противоположные друг другу способы соотнесения им своей креативности с внечеловеческой действительностью. Но чти способы могут длительное время почти никак не выявлять себя, либо выявить весьма односторонне, бедно, сообразно с условиями и требованиями господствующей вокруг него ситуации Отсюда подчас складывается иллюзия простоты и однозначности субъектного мира: латентное принимается за не существующее вовсе. Опыт же, концептуально оформленный в виде альтернативных мировоззренческих тенденций, если, конечно, он не остается во внешнем багаже безразличной эрудиции и вступает в своего рода «короткое замыкание» 8Ък iim
/' С Гячпищсн с человеческой сущностью, — служит проявителем скрытых возможностей. Тогда on — уже не просто профессиональный плод ухищренного ума, но самое настоящее испытание для скрытых, дремлющих и человеке альтернативных пред-решений, для возможности его выбора. Концептуальные формы встречаются тогда лицом к лицу с глубинными до-концептуальными содержаниями, и многое из тайного становления явным. Поэтому логика последовательности при радикальной проблематизации всего человеческого мира — это суровая логика, честная встреча с которой предполагает духовное мужество. Во всяком случае, лучше уж отдавать себе отчет в том, на что идешь. Однако есть объективный «ключ» к скрытым возможностям «мира человека» — обращение к тем различным и противоположным типам связей между субъектом и миром, которым и соответствуют альтернативные способы соотнесения им своей креативности с действительностью. Как и в чем человек находит первоисток своей креативной воли — это оказывается строго отвечающим характеру социальной связи между ним и миром. Виртуальные глубины человеческой сущности тем самым предстают как заключающие внутри себя эти самые типологически различные и противоположные друг другу по своему характеру связи, целый многоликий их «ансамбль». А это существенным образом меняет стратегию, согласно которой должна строиться наша критика. Теперь, прежде чем разбирать мировоззренческие тенденции как таковые, как группы концепций, надо сначала проанализировать указанные социальные связи. Поэтому главам (VI и VII), в которых предстоит дать критику субстанциализма и анти-суб-станциализма, предпосылается глава, трактующая типологию социальных связей. Но еще раньше этой типологии надлежит дать ответы на вопросы, поставленные предшествующей главой и образующие логический мост между нею и последующим изложением: каковы те конкретно-исторические факторы, которые несут ответственность за низведение многомерной и многоуровневой человеческой деятельности — говоря по-старинному: деяния — до сконцентрированной на своем центробежном векторе объектно-вещной активности? С этим же вопросом сопряжены также и вопросы: почему конкретно-богатое отношение, включающее в себя и все отношения к объектам, от-
Введение в диалектику творчества 227 ношение междусубъектное (S—О—S), в самой реальности отделяется и изолируется от своего культуро-исторического характера и расщепляется на лишенные такого характера фрагментарные, более бедные отношения типа субъект-объект (S—О) и только S—О, О—S? Как и почему созидание форм глубинной общительности извращается в его противоположность — в производство форм разобщенности, — самозамкнутости? Как и почему творчество выступает в виде чего-то ЧУЖДОГО и далекого претворению общительности, взаимности, со-причастности субъекта всем другим? Ответы на эти вопросы изыскиваются с помощью концепции овещнения (гл.IV).
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Мировоззренческие тенденции как исторически опосредствующие и выражающие собою глубинные возможные отношения субъекта к творчеству» з дисципліни «Введення в діалектику творчості»
