Так получилось, что в школу я пошел семи лет — на год раньше моих одноклассников. Учиться было трудно и неинтересно. Навыки письма давались с большим скрипом. Умением считать и рисовать тоже не блистал. Единственное, что умел, единственный в классе — бегло, “по-взрослому” читать. Но этому научился сам задолго до школы. Поэтому на уроках труда восседал на скамеечке прямо на учительском столе и читал вслух “Борьбу за огонь” Рони-Старшего и другие произведения в том же роде, тогда как остальные занимались рукоделием, обязательным для всех, включая мальчишек. Видно, уже тогда проглядывался типичный гуманитарий, у которого плоховато со всяким рукоделием. Во втором классе попал к незаурядной опытной учительнице, которая быстро выковала “круглого отличника” по всем предметам. Каковым и оставался вплоть до именных стипендий в институте и аспирантуре. Это мнимое “всестороннее развитие” привело в технический вуз, где обнаружилась посредственность в науках естественных и полное отсутствие математического мышления. Хорошо, что со второго курса перешел в гуманитарный институт, где наконец-то нашел себя как историка. Но и сегодня не могу прибавить одну вторую к одной третьей или вычислить корень квадратный из шестнадцати — хотя “проходил” это в школе на “отлично”. Понятия не имею, что такое синус или логарифм, интеграл или функция — хотя выучил все это в свое время наизусть и даже, случалось, ловил за такие подвиги не только двойки. Все абстракции такого рода разум попросту отказывается воспринимать. Так сложно выглядели способности у одного-единственного человека, причем по-разному в разные периоды его жизни. Что же говорить о разных людях? И допустимо ли, по пословице, стричь их в детском саду, школе, университете под одну гребенку? Мне лично в конечном счете повезло. Чуть пометался и нашел свою дорогу. А если бы не повезло? Если бы пошел туда, куда жизнь повела? Был бы, наверное, третьесортным инженером (по названию), каких в СССР и без меня полдюжины миллионов, тяготился бы постылой работой и убогой жизнью, а жизнь, в свою очередь, тяготилась бы мною. Несмотря на сплошные “отлично” и похвальную грамоту по окончании школы. Такова расплата за одинаковый подход к неодинаковому. Спустя много десятилетий, знакомясь с материалами по показателям здравоохранения, узнал, что не у меня одного такие перекосы в способностях. Узнал, что на каждые сто детей (и, соответственно, взрослых) существует определенный процент дебилов, сумасшедших, учить которых в школе может только сумасшедший. Не буду приводить цифры, чтобы не огорчать читателей; скажу только, что процент довольно велик и имеет тенденцию к возрастанию. Что вдобавок вдвое большая процентная доля приходится на так называемых маргиналов — пограничное состояние между дебилом и нормальным человеком, причем на одном полюсе этой публики маргинала трудно отличить от дебила, а на другом — от нормального человека. Маргиналов, в отличие от дебилов, не только можно, но и нужно учить, чтобы сделать полезными членами общества. Однако лишь в специальных учебных заведениях, на маргиналов рассчитанных. Горе тому нормальному школьному классу, куда затесался маргинал или, того хуже, двое-трое. Ведь они внешне неотличимы от нормальных детей и сами себя считают такими же. А когда на уроках обнаруживается их ущербность — пытаются сохранить самоуважение такими методами, от которых стоном стонет школа. И тем не менее, редко встречается школьный класс без маргинала-двух, как минимум: специальные школы имеются не везде, а образование обязательное и всеобщее. Это еще не все. Вдвое большую процентную долю в сравнении с маргиналами составляют совершенно нормальные дети, у которых недостаточно развит даже низший уровень абстрактного мышления (те самые, которые не могут прибавить одну вторую к одной третьей или усвоить понятие “долг” не в смысле занятого рубля — хотя прекрасно считают конкретные предметы и могут быть очень самоотверженными в соответствующих обстоятельствах). И еще вдвое большую — с недостаточно развитым высшим уровнем абстрактного мышления (те самые, которым никогда в жизни не постичь котангенсов, не понять, что такое “классовое расслоение общества” или “образ Евгения Онегина”). В совокупности набирается подавляющее большинство — до двух третей и более учащихся, от которых требуют, а они не могут. Ну и что? Плохо с математикой — хорошо с педагогикой. Плохо с историей — лучше с географией. Плохо и с тем, и с другим, и с десятым — наверняка хорошо с чем-то двадцатым. Причем это двадцатое может быть первым в значении для народного хозяйства. Чем плохо, если человек неважно соображает по естествоведческой и обществоведческой части, но хороший “технарь”, мастер “золотые руки”? Образно говоря, чем плохо, что человек родился балериной, а не певицей? И зачем стремиться во что бы то ни стало делать из него посредственную, а то и вовсе никудышную певицу, если растет выдающаяся балерина? Между тем все учебные заведения мира жестче или мягче, но только этим и занимаются. Нам уже приходилось говорить, что в системе потребностей личности важную, часто определяющую роль играют потребности в самоутверждении — в уважении со стороны окружающих и на этом основании в самоуважении. Нередко эта потребность бывает посильнее голода и жажды. И вот представьте себе положение балерины, которую тщетно пытаются сделать певицей. Ее неспособность петь вызывает нарастающее раздражение у учителей, бесконечные огорчения у родителей и столь же бесконечные насмешки у товарищей. Она пытается самоутвердиться в пении — не получается! Ей бы станцевать — она бы показала, на что способна, всех бы привела в восхищение! А ее заставляют петь на позор людям. И наступает состояние, известное в психологии как фрустрация (разочарование при неосуществимости какой-то значимой для человека цели). Человек — ребенок! — замыкается в себе, ожесточается, озлобляется на весь свет. И не один — миллионы: в общей сложности десятки и сотни миллионов сломанных человеческих судеб. За зло платят злом, свои огорчения вымещают на близких или слабых, “самоутверждаются” антиобщественным поведением, ищут забвения в наркотиках... И это — образование? Чем же это лучше полного отсутствия какого бы то ни было образования вообще? Помножьте это на школьную “казарму”, на неизбежно возникающие в ней квазимафиозные структуры, на отрыв школы от семьи, на разрыв поколений, на все, что видим вокруг. Что можно придумать злее, глупее, вредоноснее, антигуманнее, бесчеловечнее? Даже если бы страдал один. А ведь страдающих оказывается большинство. Подавляющее большинство! И держится вся эта бесчеловечность только на чисто инерционных, ныне полностью анахроничных представлениях, сложившихся при массовом переходе от традиционного сельского к современному городскому образу жизни. Домохозяйка — плохо. Секретарша и тем более артистка — хорошо. “Синий воротничок” (в вольном переводе на русский — “работяга”) — плохо. “Белый воротничок” (в том же переводе — “начальник”) — хорошо. Образованность без диплома — плохо. Диплом без образованности — хорошо. И так далее. В бывшем Советском Союзе такая установка дала поистине чудовищные результаты. К 1985 г. из 130 млн. работающих 35 млн. — каждый четвертый! — имел диплом об окончании специального среднего или высшего учебного заведения. В СССР было втрое больше инженеров (по диплому), чем в США. И выпускалось ежегодно втрое больше. А собственно инженерным трудом занималось менее миллиона — как говорится, дай Бог, если один из десяти. Остальные числились инженерами лишь по названию. Было вдвое больше врачей (на тысячу человек населения), но каждый “пролечивал” за год вдвое меньше больных, а каждый третий к тому же не мог пройти элементарной аттестации, т.е. врачом был тоже только по названию. Начиналась эта трагикомедия в 20-е годы, когда дипломированный работник зарабатывал вдесятеро больше недипломированного. И даже в 50-е по меньшей мере вдвое. А уже к 70-м дефицитный недипломированный (но высококвалифицированный) работник стал зарабатывать вдвое больше недефицитного дипломированного, и 7 млн. обладателей дипломов — каждый пятый! — пошли работать станочниками, грузчиками, шоферами, продавцами (в последнем случае на ту же низкую зарплату, но с гораздо более высокими возможностями воровства). В начале 80-х годов этот разрыв увеличился до пропорции 1:3, в середине — 1:5, а к началу 90-х годов дефицитный “синий воротничок” получал на порядок больше недефицитного “белого” (некоторые профессии — в 20—30 раз!). Полный переворот по сравнению с тем, что было 60—70 лет назад! И тем не менее десятки миллионов мам и пап, бабушек и дедушек всеми правдами и неправдами пробивают своего любимца в “белые воротнички”: мы будем содержать тебя и твою семью хоть до твоей пенсии, но хотим видеть тебя за письменным столом, на “чистой” работе! И вот мир переворачивается еще раз. Но не к прежнему состоянию полвека назад, а к качественно новому. К состоянию, когда не имеет значения, какой у человека диплом и есть ли диплом вообще, когда все большее значение имеет какой человек работник; когда не имеет значения, где и кем человек работает, важно что он делает. Когда летит в тартарары прежняя иерархия престижности разного рода занятий в общественном производстве: начальник, ученый, писатель, художник — это очень высокопрестижно, а уборщица, нянька, сторож, дворник — непрестижно. Смотря какой ученый и какая нянька! Процесс этот только начинается, но основные характеристики его определились достаточно четко, а вместе с ними — и реальные перспективы положения дел в данном отношении в обозримом будущем ближайших десятилетий. Без учета этого обстоятельства остается только проливать слезы над бесчеловечностью и глупостью существующей системы образования. С учетом — приходится констатировать, что эта система обязательно должна умереть и смениться новой, более адекватной тенденциям и перспективам развития общества в целом и общественного производства в особенности. Обратимся к этой стороне дела.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Люди, оказывается, бывают разные» з дисципліни «Альтернативна цивілізація»
