Композиция с точки зрения последовательности доводов
Композицию можно рассматривать и с точки зрения расположения аргументов. Начать ли с самого сильного? Приберечь ли его для конца? Сразу ли заявить о своих взглядах или сначала подготовить почву? Иногда авторы риторик дают общие рекомендации, годные на все случаи жизни. Так, Ломоносов советует: «Из доводов сильные и важные должно положить наперед; те, которых других слабее, в середине, а самые сильные – в конце утверждения, ибо слушатель и читатель больше началу и концу внимают и больше оные помнят». Последняя фраза, однако, показывает, что речь идет о расположении доводов скорее с позиции того, что сегодня мы называем выдвижением. Реально же расположение доводов зависит от характера соотношений коммуникативных установок оратора и аудитории. Все множество случаев может быть сведено к трем типичным схемам композиции. Выбор каждой из схем зависит от того, испытывает ли аудитория доверие к данному оратору и разделяет ли она его позицию. Три схемы соответствуют трем случаям, когда оратор сталкивается с определенными трудностями: либо аудитория не склонна верить оратору, либо не разделяет его позиции, либо и то, и другое вместе. Если же оратор принят аудиторией и позиции его она в целом разделяет, перед ним открывается настолько большая степень свободы, что этот случай не представляет для нас интереса. Итак, случай первый. Аудитория в целом разделяет взгляды оратора, хотя как всегда, у нее есть кое-какие вопросы и неясности. Сам же оратор особым ее доверием не пользуется. Может быть, она не склонна ему верить, а скорее всего он ей просто незнаком. Последнее достаточно типично. Композиционная схема, к которой в этом случае лучше прибегнуть оратору, может быть названа амплифицирующей (от лат. amplificatio – «расширение»). Это стратегия медленного наращивания аргументации. Оратор не боится повторов, он возвращается к одним и тем же положениям и всякий раз открывает в них новые нюансы, эшелонирует свою позицию. При этом основной ствол аргументации незыблем. Наращиваются и любовно украшаются лишь его ветви. В конце концов, все частные сомнения аудитории рассеиваются, а сам оратор постепенно начинает восприниматься как человек солидный, знающий свое дело. Амплифицирующая стратегия наиболее удачна, так как она «санкционирована» традициями русской риторики, которая сложилась, прежде всего, как торжественное слово, где сочувствие аудитории заложенным в речи идеям задано изначально и где основная тема как бы обустраивается, прирастает мыслями. Если мы прислушаемся к русскому бытовому разговору, то заметим, что он устроен на манер елочки: собеседники все время отходят от главной темы то в одну, то в другую сторону, но разговор при этом не распадается. Это же можно сказать и о сюжетных схемах русской классической литературы. Поэтому амплифицирующей стратегии нас учить не надо, естественным образом мы склонны именно к ней. Но, разумеется, эта стратегия оптимальна только для описываемого случая. В других случаях оратору, если он хочет достичь эффекта, волей-неволей приходится идти против течения. Случай второй, обратный первому. Аудитория ничего не имеет против оратора, она знает его как человека честного и убежденного в своей правоте, но самих его убеждений она не разделяет. Она знает, о чем он будет говорить, куда будет клонить, и настроена, в общем-то, скептически. Оптимальная композиционная схема в этом случае может быть названа шоковой. Оратор начинает с самого сильного и обязательно неизвестного аргумента, чтобы застать аудиторию врасплох. Например, защищая социализм, лектор в свое время мог начать с неожиданного вопроса: «Вы знаете, что в Швеции уже построен социализм?» После «шока» обычно следует каскад энергичных аргументов, часто в форме риторических вопросов, от которых публика не успевает перевести дыхания. При такой стратегии речь, как правило, не должна быть слишком длинной. Шоковой стратегией не вполне удачно воспользовался Андрей Курбский в своем первом послании к Ивану Грозному. Иван IV не мог относиться к бежавшему от него князю непредвзято, поэтому Курбским не было соблюдено оптимальное для этой стратегии условие. Кроме того, послание вышло слишком пространным. Тем не менее, его начало – типичный пример шоковой стратегии, явленной в русской словесности едва ли не впервые (будучи достаточно книжным человеком, Курбский ориентировался на нерусскую риторическую традицию). После обращения, уже содержащего осуждение Ивана, князь набрасывается на царя с каскадом обвинений. В переложении на современный русский язык это звучит так: «Зачем, царь, сильных во Израиле перебил, дарованных тебе Богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах Божьих пролил, и кровью мучительскою обагрил церковные пороги, и на доброхотов твоих, душу свою за тебя положивших, неслыханные от начала мира муки, и смерти и притеснения измыслил, оболгав православных в изменах и чародействе и в ином непотребстве и с усердием тщась свет во тьму обратить и сладкое назвать горьким''' В чем провинились перед тобой и чем прогневали тебя христиане – соратники твои?» Такое начало что называется оглушает. Читатели письма – а по жанру это открытое письмо – сталкиваются недвусмысленным обвинением православного царя в попрании христианской морали и предательстве. Случай третий. Аудитория не приемлет ни установок оратора, ни самого оратора. Скорее всего, оратора она просто не знает, а установок его не разделяет и настроена крайне скептически. Композиционная схема, рекомендуемая в этой ситуации, может быть названа маневром. Оратор начинает с того, что соглашается с установками аудитории, поддакивает ей, развивает ее предположения и завоевывает ее доверие, по крайней мере, как человек в ее глазах честный и неглупый. Он показывает, что понимает все то, что, понимает сама аудитория. Но в какой-то момент речи оратор высказывает сомнения в собственных рассуждениях, обнаруживает в них изъян. С этого момента начинается обратная аргументация. Это, конечно же, только общая схема. Не всегда стратегия маневра так груба, не всегда и позиция аудитории по отношению к оратору и речи так определенна. Вот реальный пример подобной стратегии в речи П. А. Столыпина, произнесенной в Государственной думе в 1908 году. Думская аудитория, разумеется, прекрасно знает Столыпина. «После всего, что было тут сказано по вопросу о морской смете, вы поймете, господа члены Государственной думы, то тяжелое чувство безнадежности отстоять испрашиваемые на постройку бронепоездов кредиты, с которым приступаю к тяжелой обязанности защищать почти безнадежное, почти проигрышное дело. Вы спросите меня: почему же правительство не преклоняется перед неизбежностью, почему не присоединится к большинству Государственной думы, почему не откажется от кредитов? Ведь для всех очевидно, что отрицательное отношение большинства Государственной думы не имеет основанием какие-нибудь противогосударственные побуждения: этим отказом большинство думы хотело бы дать толчок морскому ведомству, хотело бы раз навсегда положить предел злоупотреблениям, хотело бы установить грань между прошлым и настоящим. Отказ Государственной думы должен был бы, по мнению большинства думы, стать поворотным пунктом в истории флота; это должна быть та точка, которую русское народное представительство желало бы поставить под главой о Цусиме для того, чтобы начать новую главу, страницы которой должны быть страницами честного упорного труда, страницами воссоздания морской славы России (Возгласы: верно. Рукоплескания). Поэтому, господа, может стать непонятным упорство правительства: ведь слишком неблагодарное дело отстаивать существующие порядки и слишком, может быть, недобросовестное дело убеждать кого-либо в том, что все обстоит благополучно Вот, господа, те мысли, или приблизительно те мысли, которые должны были возникнуть у многих из вас; если, несмотря на это, я считаю своим долгом высказаться перед вами, то для вас, конечно, будет также понятно, что побудительной причиной к этому является не ведомственное упорство, а основания иного, высшего порядка» Это начало думской речи Столыпина без выпусков и сокращений. До того места, когда последовали аплодисменты, оратор излагал позицию аудитории, которую он собирается переубедить. Затем он говорит о своей собственной позиции и начинает развертывать свою аргументацию. К концу речи раздаются одобрительные возгласы и аплодисменты, правда, не всего зала. В данном случае стратегия маневра снимает напряжение между автором и аудиторией тем, что позиция аудитории нравственно оправдана в глазах оратора и тем, что собственную позицию оратор оправдывает так же нравственно, как бы говоря: и вы и я – принципиальные люди, и вы я радеем о России, но давайте же разберемся в существе вопроса. Подчеркнем еще раз: три схемы расположения доводов – это только схемы. Но каждая из них дает оратору правильную ориентацию, общую композиционную установку. Чувствуя, что слушатели в целом согласны с вами, прибегайте к легко всем нам дающейся амплификационной стратегии. Чувствуя, что аудитория не принимает доводов, хотя ничего против вас и не имеет, используйте шоковую стратегию, смягчив ее, если потребуется. Чувствуя же, что аудитория не верит ни вам, ни вашей позиции, смело пускайтесь в опасное плаванье под парусом стратегии маневра. Наиболее верный ход здесь – это честное и уважительное, как в речи Столыпина, обсуждение позиций. Более «театральным» вариантом стратегии маневра является согласие с аудиторией и «неожиданное» разочарование в ее позиции.
Ви переглядаєте статтю (реферат): «Композиция с точки зрения последовательности доводов» з дисципліни «Політична риторика»
